Когда была война

Арно Александра

– Саш... а когда война кончится?

Он пожал плечами.

– Когда победим, тогда и закончится.

Лиза помолчала. В самодельной печной трубе раненым волком завывал ветер, слышался плеск воды: волны яростно наползали на берег, словно стремясь смыть его, и сердито, неистово рокотали. Лиза отстранённо слушала их гул, думая о своём. Раньше она боялась мирной жизни, теперь же мечтала о ней. Мечтала, но в то же время не знала, как будет жить - страна выжжена, опустошена врагом. Всё, что было, они разрушили

и сожгли. Миллионы парней и девчонок уже никогда не вернутся домой, миллионы вернутся калеками. Сколько лет и сколько неимоверных усилий и трудов им потребуется, чтобы восстановить хотя бы малую часть того, что унёс ураган войны? Лиза не боялась работы. Она боялась обернуться назад и увидеть свой любимый родной край лежащим в руинах.

– Дрянь война, Лизок, дрянь, - будто угадав её мысли, сказал Промахновский.
– Израненная у нас земля. От крови и слёз солёная. Сколько ж швов на неё, бедную, наложить надо, чтоб ожила, опять щедрой стала, плодородной?

– Наложим, - устало отозвалась Лиза.
– Вылечим как-нибудь, Саш. Оживём заново и восстанем. И из пепла восстанем, лишь бы цель у нас была.

Оживут и восстанут, потому что нет у них выбора. Жизнь идёт дальше, продолжается, и они могут только принять её такой, какая есть. Вот только врага прогнать бы побыстрее, чтоб не топтал тяжёлым сапогом родину - а там, глядишь, наладится всё как-нибудь.

Засыпали они снова вместе, укутавшись в штопанное шерстяное одеяло. Морозный ветер проникал в щели в стенах и гулял по помещению, касался лица своими холодными тонкими пальцами, покалывал щёки. Успокоилось и озеро - затихли буйные волны, а на чистое небо поднялась луна, и её неверный свет задрожал дорожкой на тёмных водах.

Лиза чувствовала себя защищённой рядом с Промахновским. Она слушала его спокойное дыхание, пока сон не овладел ею, и думала, что всё у них ещё будет. И семья, и детишки, и мирная жизнь.

9.

Последнее время Вальтер плохо спал - мучили ночные кошмары. Кошмары настолько реалистичные, что порой ему казалось, будто он сходит с ума. Здоровье после двух ранений, одно из которых было тяжёлым, подкачало, и в довесок к кошмарам Вальтер мучился ещё и болями в правом колене и бедре.

В одном из боёв, близ маленькой деревеньки со странным названием Верхние Соли, подо Ржевом, один из солдат подорвался на вражеской мине. Вальтер находился метрах в двадцати, но осколки долетели и до него, и он чуть было не потерял ногу. Врачам чудом удалось спасти её от ампутации. А после его отправили на лечение в тыл, в Крым, где ему пришлось проваляться на койке до самого наступления осени.

Там, в госпитале, Вальтер познакомился с фронтовой медсестрой, очаровательной девушкой по имени Фредерике Лаубе. Когда он уже мог ходить самостоятельно, они подолгу гуляли по берегу живописного залива. Пляж, как правило, пустовал, и Вальтер с Фредерике оставались наедине среди величественных скал, слушали шуршание волн о песчаный берег и любовались кровавыми крымскими закатами. Он много рассказывал ей о себе; о том, что с ним случилось. Умалчивал Вальтер только об одном: о первом дне, или точнее, ночи войны. Он не любил вспоминать Брестскую крепость. Одна только мысль

о фрау с автоматом вгоняла его в холодный пот. Но и забыть о ней не получалось. Что это было: видение, бред, наваждение? Или мистическая реальность?

Через несколько дней после знакомства они с Фредерике выяснили, что родились в одном городе - в Кёнигсберге - правда, жили в отдалённых друг от друга районах. Вальтер шутливо сокрушался по поводу того, что они не встретились раньше, а Фредерике заливисто смеялась. Его так волновал её звонкий смех - будто журчание чистого ручейка или перезвон маленьких колокольчиков. А ещё его сводила с ума маленькая родинка под нижней губой и глубокий взгляд дымчатых глаз. Фредерике была необычайно красива. Тоненькая, словно былинка, стройная и гибкая, она стала для него больше, чем другом, но едва ли Вальтер мог признаться себе в том, что влюбился по уши. Вот только сердце предательски стучало и томительно сжималось в предвкушении очередной встречи.

Однажды, когда они, как обычно, сидели на берегу моря, он наконец сделал то, что давно хотел: отважился взять её за руку. Пряные южные сумерки ласкали кожу бархатным ветерком, морские воды несли белые пенные гребешки и бились об отвесные скалы. Фредерике сжала пальцы, но не подняла глаз, лишь улыбнувшись краешком губ. И Вальтер, набравшись смелости, тихо заговорил:

– Фройляйн Лаубе, я... Я подумал, что у нас с вами столько общего. Наверное, наша встреча не была случайной.

Она молчала, но длинные ресницы её затрепетали, отбрасывая тень на зардевшиеся румянцем щёки. Вальтер глубоко вдохнул, снова собрался с духом и продолжил:

– Я думаю, что наша встреча была предопределена судьбой. Нас объединяет нечто... нечто...
– Он запнулся, не в силах подобрать название тому громадному щемящему чувству, что разрослось в груди тёплым золотистым комом.
– Нечто большее, чем просто случайность. Такие встречи не бывают случайными, я уверен, и...

– Кажется, вы повторяетесь, герр фон Дельбрюк, - перебила его Фредерике.
– Говорите одно и то же разными словами.

– Да, - смутился Вальтер.
– Прошу прощения, фройляйн Лаубе.

Она наконец подняла взгляд. В глубине её серых глаз играл бликами свет луны. Громко пели цикады.

– Можно просто Фредерике.

– Тогда просто Вальтер.

Они замолчали на какое-то время. Фредерике выбрала из тёплого, нагретого за день солнцем золотистого песка несколько мелких камешков и один за другим бросила в воду.

– Фредерике, - уже более уверенно заговорил Вальтер.
– Так как нас объединила не случайная встреча...

Она захихикала.

– Нас объединила ваша рана в виде открытого повреждения бедренной и берцовой костей.

– Это несколько странно звучит, - тоже засмеялся Вальтер, но сразу снова стал серьёзным.
– Я хотел сказать другое. Я люблю вас, Фредерике.

– Вы не поверите, но я вас тоже, - после короткой паузы ответила она.