Когда мы встретимся вновь
Шрифт:
Восемнадцать лет боли, две исковерканных судьбы. И все из-за одной лжи. Как ты мог? Как ты мог так поступить со мной, отец? Впрочем, о чем это я? Для тебя я всегда был лишь наследником, и никогда – сыном. Родовая честь, аристократическая гордость – вот все, о чем ты всегда думал. Все, о чем ты мог думать. А счастье сына – это пустяк, это неважно. Именно поэтому я тогда ушел. Просто ушел. Исчез. Ты ведь не учел этого, не так ли? Нет, тебе даже в голову не пришло, что твой наследник сможет бросить все – земли, деньги, власть, имя. Что его боль окажется сильнее. Ты своего добился. И ты свое получил. Счастлив ли ты, отец? Где бы ты ни был – в аду или на небесах – счастлив ли ты, видя меня сейчас? Зная, кем я стал? Наверное, счастлив. Ты потерял сына, но честь твоего благородного имени не пострадала. И у тебя
Чья-то рука легко и ласково коснулась его лба, осторожно снимая повязку, а нос защекотал знакомый горьковато-свежий аромат фрезии и полыни.
«Антуанет, – не открывая глаз, подумал он. – А ты совсем не изменилась. Все тот же аромат, все та же нежность. Милая девочка. Прости меня. Если бы не я, быть может, ты была бы счастлива. Я не смог защитить тебя. И себя не смог. Будь я тогда таким, как сейчас, то, наверное, смог бы. Но тогда я таким не был. Я был всего лишь самоуверенным мальчишкой, слишком полагавшимся на собственное упрямство и проницательность. Слишком гордым. Слишком импульсивным. Прости».
Повязка исчезла, а его лба коснулось что-то холодное.
– Что вы делаете?
– Снимаю швы, – прошептал знакомый голос. – Через пару дней вас отсюда выпустят.
Он ничего не сказал, упорно не поднимая головы. Спустя еще несколько минут все было закончено, его кожи коснулась влажная тряпочка, а в нос ударил резкий запах карболки. Крест поморщился.
– Что с вами?
– Ничего. Неприятный запах, – хмуро пробормотал он.
– Я не об этом.
Крест долго молчал, по-прежнему не открывая глаз.
– Ничего, – наконец холодно обронил он.
– Это неправда.
– Не имеет значения, – резко перебил мужчина. – Это не ваше дело, мадемуазель Делакруа, и я был бы весьма вам признателен, если бы вы оставили меня в покое!
– Я лишь хотела помочь, – прошептала Антуанет.
– Ты не можешь мне помочь, Антуанет, – устало пробормотал Крест с нескрываемой горечью. – Никто не может мне помочь.
– Ты уверен?
– Да, – он наконец поднял голову и взглянул ей в глаза, в которых светились понимание и грусть. – Ты даже не представляешь, что я сделал со своей жизнью. Как я жил эти восемнадцать лет… Кем я стал. И все из-за одного лживого письма. Господи, когда я думаю об этом, мне хочется убить кого-нибудь. Отца, а быть может, самого себя, не знаю. Я не знаю, что мне делать, во что верить и, самое главное, как мне жить дальше теперь, когда я узнал, как все это было на самом деле, и когда уже нельзя ничего изменить. Прошлое не перепишешь заново.
– Верно, – согласилась Антуанет. – Мы не можем изменить прошлое, но мы можем изменить будущее. Чему верить в прошлом – уже неважно. Все это уже ушло и никогда не вернется. Но теперь ты знаешь правду. Твоя жизнь – в твоих руках, Крис. И только тебе решать, какой она будет.
Крест всмотрелся в лицо сидящей перед ним женщины и чуть прищурился.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что сказала, – Антуанет улыбнулась. – Не ищи в моих словах подвоха – его там нет, – она вздохнула. – Ты можешь вернуться в Лавферезе. Как бы то ни было, но ты все еще наследник рода де Ла Вреньи. Неужели ты никогда не думал об этом?
– Вернуться? – Крест горько усмехнулся и покачал головой. – Вернуться сейчас и потребовать наследство? И это при том, что я делал все эти годы? Это невозможно. Я не могу стать главой рода де Ла Вреньи. Я утратил это право. Да и отец в гробу перевернется. Нет. Слишком поздно.
– Никогда не поздно все изменить.
– Нет, Антуанет. Я сказал тебе правду. Я больше не Кристиан-Пьер. Человека с таким именем больше нет. Он умер. А я – Крест. И Крест не может унаследовать богатство и фамилию де Ла Вреньи.
– Когда я говорила о том, чтобы начать сначала, я не имела в виду только твое наследство. У тебя есть брат,
– А нужен ли? – едва слышно прошептал Крест, закрывая глаза. – Нужен ли ему такой брат? Его братом был молодой человек с чистым сердцем и незапятнанной честью. Он помнит меня таким, каким я был тогда. Его братом был Кристиан-Пьер. Но его больше нет, а есть лишь Крест. И я не уверен, что он захочет назвать братом Креста. Человека, на совести которого немало не то что неблаговидных, но ужасных поступков. Поступков, которым нет прощения и оправдания. Человека, который сидел за решеткой с самыми отпетыми преступниками, ел с ними с одного стола и дрался за кусок хлеба. Человека, который отправился на фронт только потому, что вынужден был выбирать между застенком и армией. Сможет ли он назвать такого человека своим братом? Я в этом не уверен.
– А я уверена! – твердо, даже жестко возразила Антуанет. – Он ждет тебя. Все это время он ждал тебя. Ждал, когда мы все перестали ждать. И ждет до сих пор. Ждет и надеется, что однажды ты вернешься. Я уверена, что он примет тебя, потому что, что бы ты ни делал и кем бы ты ни стал за эти годы, ты все еще Кристиан-Пьер де Ла Вреньи, его старший брат. И всегда им будешь, даже если сам не веришь в это. Ты все еще Кристиан-Пьер. Не такой, каким был когда-то. Но ведь и мы больше не такие. Мы все изменились. Но где-то глубоко внутри в нас сохранилась частица нас прежних. И она останется в нас навсегда. И в тебе тоже. Кристиан-Пьер все еще живет в тебе. В твоем сердце. И ничто не сможет изменить это. Он – часть твоего прошлого, от которой ты не можешь отказаться, как не можешь отказаться и от Креста. Креста не было бы, не будь Кристиана-Пьера, но и Кристиан-Пьер не выжил бы без Креста. Ты – это они оба. Глядя на тебя, я вижу не только мужчину, которым ты стал, но и мальчика, которым ты был. И Жак-Франсуа увидит то же самое. И не осудит тебя. Ни он, ни я не осуждаем тебя. У нас нет права быть судьями. И он будет очень рад, что ты вернулся. Что ты не забыл его.
Она замолчала, и между ними снова повисла тишина.
– Может быть, – наконец пробормотал Крест и поморщился, словно испытывал сильную боль. – Господи, одна ложь – и столько исковерканных судеб! – внезапно яростно добавил он. – Надеюсь, отец счастлив, видя это. Он ведь добился своего.
– Нет, не добился, – тихо сказала Антуанет. – Он проиграл, Крис. И, может быть, даже больше, чем мы все. Он знал, что, получив якобы мое письмо, ты придешь в ярость, но рассчитывал, что ты примешь его предложение и уедешь учиться за границу, где забудешь меня. Ты был молод, красив, богат, из благородной семьи. Наверное, так бы и было. Но все пошло совсем не так, как он ожидал. Не знаю, в чем он просчитался. Может быть, в глубине твоих чувств, а может быть, в неистовости твоей ярости, твоей импульсивности. Но, как бы то ни было, ты исчез. Бросил все, ради чего он пошел на это – наследство, фамилию, семью, честь. Он избавился от меня, но вместе с этим потерял не только сына, но и наследника. Нет, он не добился своего. И это мучило его всю оставшуюся жизнь. Это, и чувство вины за содеянное, а также сознание того, что он, граф де Ла Вреньи, совершил поступок, недостойный имени и положения его благородного рода. Это он запятнал честь семьи. Он, а не ты. Но что еще более ужасно, так это то, что все его усилия оказались напрасными. Так что не стоит проклинать его. Он уже получил свое наказание и сполна заплатил за свои грехи. Прости его, как простила я, оставь прошлое позади и живи дальше. Вспомни, о чем ты мечтал когда-то, и начни все сначала. Мне это помогло. Поможет и тебе. В конце концов, мы – не первые и не единственные, кто пострадал на этой земле. И мы – не последние. Но жизнь не стоит на месте. Так что продолжай жить. Как знаешь. Как можешь. Как умеешь. Другого пути нет, Крис.