Когда наступает рассвет
Шрифт:
Подруга ее Клавдия, вместе с Домной вступившая в комсомол и тоже с нетерпением ожидавшая приказа ревкома, сказала с тревогой:
— Вам все шутки, а я своими глазами видела, когда вносили вещи: были там и штаны, и шапки, и полушубки с шинелями. А ружей сколько натащили!.. Хорошо тебе, Домна, ты умеешь стрелять! А я в жизни не брала в руки ружья. Если дадут, что с ним буду делать?
— Научишься!
Разговор зашел о белой банде, рвущейся к уездному центру, о капитане Орлове, который, по слухам, ее возглавляет.
— Рассказывают, в прошлом он был жандармским ротмистром. Дай волю,
— А мне говорили, что он помещичий сынок, откуда-то из Владимирской губернии, — добавил Ардальон Исаков. — Женился на дочери хозяина большого имения под Сольвычегодском. А характером злющий. Жена, говорят, не выдержала, сбежала от него.
— Тогда ясно, как дважды два: спешит завладеть своим имением! — решил Петя Игнатов, совсем еще
Юный городской паренек с широко открытыми глазами и круглым, как колобок, лицом. Домна не раз встречалась с ним на спевках и репетициях. Она знала, что Петя вступил в комсомол вопреки желанию родителей и в отряд записался, не сказав им. От волнения у парня горело лицо. Рассуждал он степенно, ломающимся баском, не хотел казаться юнцом среди взрослых. — Известное дело, такие ради своих барышей готовы на все! Добра не жди от такого человека!
— Что ты хочешь от жандарма? — запальчиво сказала Домна. — Вон, рассказывают разведчики, захватил Айкино, и скольких в проруби утопил! Пес бешеный, а не человек!
— А я что говорю: пуля по нему плачет!
— Ладно, ребятки! — остановил их наборщик и добавил: — Говорят, и Латкин с ним вместе. Он и ведет сюда волчью свору.
— Снюхались, проклятые! Друг друга стоят, — заметил Исаков. — Но не быть по-ихнему! Пообломаем крылья черному воронью.
— Быстрее бы только. А то сколько крови безвинных людей они прольют, — сказала Домна. Она заметила в простенке зеркало, сохранившееся после хозяев, подошла к нему и поправила сбившиеся волосы, встряхнула косынку и вновь ее повязала.
Косынка напомнила ей Питер, Груню, Ткачева, Ксюшу. Вспомнилось, как они провожали ее на вокзал, помогли сесть в поезд, с какой теплотой прощались в последние минуты. Где теперь они, эти славные люди?
Еще летом в последнем письме Ксюша писала, что супруги Ткачевы ушли с рабочим отрядом воевать против Колчака. Ивана Петровича назначили комиссаром отряда, а Груня поехала санитаркой. Сама Ксюша собиралась уехать в деревню — в голодном Петрограде оставаться больше не было возможности…
Домна отошла в сторонку, присела на свободный стул, устало закрыла глаза и с наслаждением вытянула утомленные ноги.
Вот и наступали горячие Дни. Теперь каждый должен показать себя не на словах, а на деле.
С чего же, однако, так бьется сердце?
— Домна, куда ты девалась? — неожиданно послышался голос Клавдии. — Скорее! Велено собираться…
Домна поспешила в большую комнату.
Появились члены ревкома. Партизаны тесно окружили их. Председатель ревкома коротко сообщил о сложившейся обстановке: банда Орлова захватила Яренск, Усть-Вымь, движется дальше. После предательства Прокушева путь белым на Усть-Сысольск открыт. Защищать город нечем, нет ни сил, ни оружия. По сведениям разведки, враг хорошо вооружен, имеет пулеметы, винчестеры.
— Отряд выступит немедленно, сейчас же, ночью! — сказал председатель ревкома. — Задача: удержать врага, пока из города не выедет последняя подвода!
— Значит… сдаем город? — спросил кто-то негромко.
— Да, товарищи. Но мы вернемся! — сказал председатель ревкома и, плотно сжав губы, выждал, будут ли еще вопросы. Все стояли молча. И тогда он по-деловому, без напряжения, сказал — С отрядом пойдут только мужчины. Женщины останутся в городе с особым заданием, на подпольной работе, — закончил Маегов.
Услышав это, Домна опешила и вдруг вспылила:
— Постойте!.. Как же так — одни мужчины? Здесь никаких женщин нет, здесь все — товарищи, бойцы революции. И я тоже хочу с оружием в руках защищать революцию! А вы хотите оттолкнуть меня. Не выйдет! Я иду с отрядом!
Маегов улыбнулся:
— Товарищ Каликова, ты правильно, конечно, говоришь. Но отряд идет на выполнение боевого задания, и женщинам лучше остаться. Подпольная работа тоже ответственное и нужное дело.
— Оставьте на эту работу других, а я пойду с отрядом! — И вдруг, словно испугавшись своих слишком резких слов, заговорила мягче, но так же настойчиво: — Честно говорю: хочу идти с от рядом. Прошу… Я хочу драться с оружием в руках!
— Домна Федоровна, — вдруг посерьезнев, обратился к ней Маегов, — тебе будет трудно в отряде с мужчинами. Мы отправляемся воевать. Война есть война: и ранить могут, и еще хуже…
— Трудностей я не боюсь, не к легкой жизни приучена. И смерти не боюсь. Если понадобится, за Советскую власть отдам жизнь… — тихо и уверенно ответила Домна.
Маегов внимательно посмотрел на девушку.
— Верим, товарищ Каликова! — улыбнувшись, сказал он. — Ну что ж, коли так, собирайся с нами… А теперь, кто выступает с отрядом, получайте оружие, обмундирование, продукты на дорогу. Разобраться спокойно, без толкотни. И никуда не расходиться, ждать команды!..
Домна, как и все партизаны, получила гимнастерку, полушубок, валенки, чувствуя на себе одобрительные взгляды, приняла ружье. Затем, забрав в охапку все свое имущество, поспешила в соседнюю комнату переодеться.
Когда через некоторое время Домна вышла оттуда, ее трудно было узнать: по внешнему виду она мало чем отличалась от других молодых бойцов, которые тоже уже успели переодеться в новое обмундирование. Одетые по форме бойцы с трудом узнавали друг друга, перекидывались шутливыми репликами, острили. Мужчины постарше осматривали оружие, решая, кому досталось лучшее.
Одни вертели в руках берданки, другие — охотничьи шомпольные ружья. А Исаков, с видом знатока рассматривая выданный ему винчестер, рассуждал:
— Эту пукалку я видел у лесного доверенного. Спорю на пачку табаку: у него, гада ползучего, реквизировали! Ружьишко так себе, но с шомполкой все же не сравнить — бьет пулей, и довольно далеко. Мне определенно повезло. А тебе, землячка в штанах, какое подвалило счастье?
— Гляди какое, — не обращая внимания на иронию, охотно показала свое ружье Домна. — Берданка, сказали…