Когда погаснут все огни
Шрифт:
Чжу Юйсан низко склонил голову, благодаря за подарок. Шэнли явно делал его по зову сердца, не задумываясь о цене дара.
– Юйсан, я хочу, чтобы ты оставался в моей свите и после того, как мы вернемся в Гуанлин, - Шэнли подчеркнуто аккуратным движением закрыл шкатулку. Его пальцы едва заметно подрагивали, - если для этого тебе нужны письма твоим родичам или наставникам – я готов их заверить своей печатью и своей рукой.
И снова это не было приказом.
– Я с радостью останусь подле Вашего высочества. Я… Вашему высочеству не стоит брать на себя заботы,
Шэнли слегка кивнул. И впервые за эту ночь почти улыбнулся.
Глава 11
От неискренней доброжелательной улыбки у Чжучжэн сводило мышцы лица. Парадные одеяния давили на плечи, словно были изготовлены не из лучшего шелка, а из толстого железа. Украшения жгли кожу. А горло вязала холодная горечь, разъедающая не хуже желчи. Хотелось закричать от ярости. Сломать веер. А еще лучше – покинуть зал Вознесенного Сокола, уехать прочь из столицы и более никогда в жизни не видеть дворца.
Однако ничего этого делать было нельзя. Нельзя было подать ни единого намека на свои истинные чувства. Можно было только нежно и доброжелательно улыбаться, вновь ощущая леденящий привкус поражения. Так же, как это было двадцать лет назад, когда молодой государь Чжэнши, уже готовый подать ей нефритовый жезл, встрепенулся от негромкого покашливания из-за ширмы и поспешно протянул этот жезл Моу Синьюэ, с сожалением в глазах отдав ей, Янь Чжучжэн, парчовый мешочек. Как девятнадцать лет назад, когда ставшая императрицей Синьюэ родила здорового мальчика. Как два года назад, когда Синьюэ при поддержке своих родичей Моу все же убедила императора дать согласие на свадьбу Шэньгуна.
И вот теперь снова проигрыш. Шэньгун скоро станет отцом. Чжучжэн задыхалась от негодования от несправедливости судьбы. Да, Чжэнши всю свою жизнь любил лишь ее… но много ли от того проку, если в итоге восторжествует Синьюэ, став Матерью Державы? А уж она-то не преминет отыграться на сопернице и Шэнли за долгие годы жизни в положении покинутой жены.
Смотреть на довольные лица Моу и их приспешников не было больше сил. Взгляд Чжучжэн скользнул по лицам тех, кто поддержал ее и Шэнли. Они встречали поворот судьбы, который мог стать роковым, с непроницаемыми выражениями на лицах. Лишь у племянника, Яня Жунсиня, едва заметно подрагивали крылья носа. Чжучжэн подняла глаза на исполненное отстраненного покоя лицо государя, огражденное от всех двенадцатью нефритовыми нитями. Счастлив ли Чжэнши от того, что зачат его первый внук? Сознает ли он, что это дитя – угроза жизни Шэнли, плоду их любви?
Наверняка сознает. Но Чжэнши всегда был в первую очередь императором Цзиньяня и не имел права выдавать на людях своих истинных чувств. Как не имел и права руководствоваться в своих решениях лишь велениями сердца.
Под удары гонгов в зал торжественно вошли дворцовые гадатели, неся сандаловый ларец со свитком, на котором был начертан результат их гаданий. Чжучжэн из-под полуопущенных ресниц следила, как они приближаются к тронному возвышению, каждые три шага совершая троекратный земной поклон.
Все в зале
Мальчик. Все знаки при гадании указали на то, что принцесса Шучун носит под сердцем дитя мужского пола. Сияние лиц Моу могло затмить собой сияние золотых росписей в зале. Они с трудом скрывали упоение успехом и, кажется, уже ничуть не сомневались в том, что именно принцу Шэньгуну, сыну Моу Синьюэ, уготовано взойти на Яшмовый трон.
Чжучжэн сохраняла безмятежно приятную улыбку на лице, даже чувствуя, как в нее вонзается торжествующий взгляд императрицы. Глаза самой Чжучжэн обратились на скромно потупившую взор Шучун. Кто бы мог подумать, что эта худющая хошусская коза так быстро понесет! Теперь весь Цзиньянь будет благословлять ее чрево и молиться о ее здравии…
Когда смолкли пышные славословия, призывающие благословение Небес на принцессу Шучун и пожелания счастливого ожидания ей и ее ребенку, принц Шэньгун, серьезный худощавый юноша, за все празднование так ни разу и не повернувший лица к лучащейся скромным счастьем супруге, сошел со своего места.
Все так же не меняясь в лице, он принял из рук Ло Деминя церемониальный лук и колчан с четырьмя стрелами. Принцу предстояло по примеру своих предков пустить на все стороны света стрелы с извещением об ожидании нового поколения.
Государь Чжэнши следил за сыном задумчивым, чуть затуманенным взглядом. Вспоминал ли он о том, как девятнадцать лет назад так же выходил на террасу, чтобы пустить церемониальные стрелы, извещая мир об ожидании рождения своего первенца Шэньгуна? Или размышлял о судьбе своих сыновей и еще нерожденного внука?
Плавным слитным движением натягивая лук, Шэньгун выпустил две стрелы. Но, когда принц начал поднимать лук для третьего выстрела, его руки вдруг дрогнули и опустились.
По залу Вознесенного Сокола пронесся тревожный вздох. Если отец, узнав пол первенца, не может выпустить стрелы – это дурной знак. Император слегка нахмурился. Чуть заметно, скрытно за нефритовыми нитями. Чжучжэн сдала веер сильнее, сожалея, что не может подойти к нему ближе, положить руки на колени и успокоить.
Сначало казалось, что небо просто внезапно заволокло налетевшими невесть откуда тучами – так вдруг поблекли яркие краски и померкло сияние золота. Но тучи едва ли заставили бы принца Шэньгуна замереть, подняв лицо к небу. И не темнело бы все сильнее, словно посреди солнечного дня вдруг наступала ночь.
– Затмение, - простонал глава дворцовый гадателей, падая на колени и утыкаясь лбом в пол, - невежественный слуга смиренно извещает государя – солнце сокрыто.
Чжучжэн смотрела на охваченных смятением родичей императорского дома и сановников, допущенных на торжество. На то, как Синьюэ становится бледнее тофу под всеми своими румянами. Как оцепеневшая Шучун прикрывает свой пока еще плоский живот рукавами одежд. Как, не в силах совладать со своими чувствами, император Чжэнши медленно поднимается с трона.