Когда погаснут все огни
Шрифт:
К брату Шэнли не питал особой неприязни. Быть может, если бы их матери не соперничали, принцы могли бы неплохо поладить и относиться друг к другу действительно по-братски. Ведь занять Яшмовый трон Шэнли не желал… вернее, почти не желал. Слишком много ограничений, забот и ответственности нес с собой титул императора.
Сейчас крупнейшей победой императрицы и поддерживающих ее родов стала женитьба принца Шэньгуна. И Шэнли подозревал, что матушка сейчас придирчиво перебирает кандидаток, выбирая ему лучшую из возможных невест.
Но Шэнли полагал, что императрица торжествует рано.
Ему предстояло побывать в самых значимых для династии Тянь местах. Лично проследить за тем, как наполняются хранилища в ожидании возможного неурожая – в соседнем Милине начиналась засуха, грозящая затронуть и Цзянли. А кроме того, встретиться с прославленным генералом Линем из Данцзе, чтобы скрепить обмен пленными, захваченными во время недавней войны. План отца-императора был предельно ясен: сделать так, чтобы имя принца Шэнли было не просто знакомо всей стране, но и связывалось с заботой о народе. Тогда явно будет проще обеспечить Шэнли поддержку, когда придет время объявить наследника.
Шэнли понимал, что понять подоплеку его путешествия в Цзянли способен не только он. А потому следовало держаться так, чтобы казаться как можно более безобидным. И старательно притворялся изнеженным бездельником, которому претит сама мысль заняться чем-то кроме стихосложения и своих наложниц. Не желал подогревать честолюбие матери – женщины, которая многие годы оставалась возлюбленной императора и которой лишь политическая игра знатных родов помешала стать императрицей.
Нет, Шэнли решительно не желал первым поднимать знамена борьбы за Яшмовый трон. Однако не собирался и отказываться в случае, если отец-император все же объявит его своим преемником.
Хао Вэньянь молча сидел рядом, отпивая из чаши и ожидая, когда принц отвлечется от своих размышлений. За многие годы молочный брат стал для Шэнли настолько привычным, что он почти не замечал его присутствия. Скорее он замечал отсутствие Хао Вэньяня, когда тот раз в год отправлялся на десяток дней выразить почтение своим родителям или раз в месяц получал три дня отдыха от службы.
Шэнли посмотрел на неизменно серьезное лицо Хао Вэньяня, чувствуя непреодолимое желание подразнить его.
– Раздумываешь, сколько продлится наше путешествие? Месяца четыре, я думаю, не меньше… а то и все пять. Боишься, что твой цветок персика заскучает в разлуке?
– Ваше Высочество! – Хао Вэньянь немедленно смутился.
– Ты ведь никогда не оставлял ее больше, чем на месяц, - смущение собеседника только подзадорила принца, - не боишься, что она начнет искать забаву от скуки? То, что она тебе так долго не надоедает, я не удивляюсь – ты же видишь ее раз в месяц…
Хао Вэньянь неловко улыбнулся. Два года назад он выкупил в доме для утех девушку, которую поселил в подаренной ему за службу городской усадьбе. В этом не было ничего удивительного – благородные юноши, начав жить своим
Смущение Хао Вэньяня стало настолько заметным и сильным, что Шэнли против обыкновения почувствовал некоторую неловкость за свои шутки.
– Если хочешь – можешь быть свободен до часа нисхождения вод. Проведай ее еще раз, прежде чем мы уедем.
Благодарность сменила смущение на лице Хао Вэньяня. Однако почти сразу он вновь нахмурился и качнул головой.
– Нет, Ваше Высочество. Я признателен за заботу, но прошу позволить мне отказаться. Мне… я не смогу быть спокоен, когда молодой господин Чжу недалеко от вас.
Брови Шэнли чуть приподнялись в удивлении. Неужели непонятная неприязнь к Чжу Юйсану у Хао Вэньяня настолько сильна? Это было странно. И это требовало объяснений.
Глава 2
Храм в честь принцессы Линлинь в Яньци не был самым большим и пышным в Цзиньяне. Однако он был самым старым – и считался самым красивым. И, безусловно, именно он был самым почитаемым. Иначе и быть не могло. Именно в Яньци принцесса появилась на свет и здесь же произошло ее вознесение. Обойти этот храм вниманием при путешествии для Шэнли было бы непростительной оплошностью.
Величайшей добродетелью Линлинь была приверженность справедливости. Ее нежелание поступиться убеждениями даже перед ликом неминуемой гибели некогда стало одной из первых капель, что склонили чашу весов на сторону опального принца Яньли, который и стал основателем династии Тянь.
Обычно на статуях покровительница взыскующих справедливости изображалась в пышных церемониальных одеждах, со строгим, даже суровым лицом. Но в храме Яньци изваяние принцессы было иным. Линлинь выглядела именно принцессой – нарядной, красивой, совсем молодой и скорее приветливой, чем строгой.
– Это изваяние самое правдивое, - глуховатый голос Чжу Юйсана звучал негромко из почтения к небожительнице, - мастер, создавший его, видел Ее Небесное Высочество лично, еще до того, как она вознеслась.
Шэнли с интересом вгляделся в улыбающееся лицо статуи. Да, искусство мастера действительно было велико. Но как искать у такой изящной красавицы поддержки в таком серьезном деле, как следование долгу и беспристрастной справедливости? Неудивительно, что со временем Линлинь стали изображать суровой дамой с непреклонным ликом.
Росписи на стенах повествовали о самых важных эпизодах из жизни принцессы. Эту историю Шэнли знал с детства, причем знал в разных вариантах – как историю смелости и следования долгу, как историю о том, что стало началом успешной борьбы предка с династией , и как прекрасную повесть о несчастной любви принцессы и генерала Хао Сюаньшена. Последний вариант особенно нравился поэтам и авторам пьес для театра.
– А фрески? – так же негромко спросил Хао Вэньянь, рассматривая росписи, - художник тоже рисовал их по памяти?