Когда погаснут все огни
Шрифт:
– Да, Ваше Высочество. Прошу простить за умолчание об этом, сиятельная государыня не желала привлекать внимание…
Шэнли кратким жестом оборвал оправдания Чжу Юйсана.
– Я ни в чем не обвиняю тебя. Ты всего лишь не смел ослушаться приказа моей матери.
А вот с матерью по возвращении ему предстоит неприятная беседа. Шэнли привык к тому, что у них нет секретов друг от друга. И вдруг обнаружил такой сюрприз. Да, понятное дело, что мать не хотела привлекать внимание к талантам Чжу Юйсана, но Шэнли-то можно было сказать! Однако теперь дар молодого Чжу – сорочья тайна. Слишком много людей видело, как он
Шэнли переглянулся с Хао Вэньянем, который, хмурясь, рассматривал Чжу Юйсана так, словно впервые его увидел. Возможно, то необъяснимое недоверие, которое молочный брат питал к молодому Чжу, объяснялось тем, что Хао Вэньянь подспудно чувствовал, что тот нечто скрывает? Изменится ли это теперь? Шэнли хотелось бы, чтобы в его свите не было распрей.
– Я желаю, чтобы ты и далее оставался в моей свите, - голос принца звучал легко и благожелательно, - но не смей никогда лгать мне.
Он уже был готов к тому, что Чжу Юйсан начнет заверять, что никогда не осмелится произнести ни слова лжи, но заклинатель лишь поклонился еще ниже:
– Выражаю благодарность Вашему Высочеству. Располагайте мною.
– И все же, что это было? – нарушил молчание Хао Вэньянь, - там, в поле. Действительно когда-то была битва?
– Да. Очень давно.
– Больше тысячи лет назад, судя по оружию, которое показалось из земли, - Со Ливей покачал головой, - я видел похожий меч в храме принятия обетов в старой столице. Настоятель утверждал, что он едва ли не времен Яшмовой Ганьдэ.
– Но почему все пришло в беспокойство именно сейчас? – Хао Вэньяня, кажется, ничуть не волновало происхождение и древность выброшенного землей оружия.
– Не знаю, - Чжу Юйсан покачал головой, - я лишь старался успокоить духов и не обращал внимания на прочее.
Хао Вэньянь метнул на него взгляд, в котором явственно читалось «а не ты ли в этом виновен», но от прямых обвинений воздержался. Похоже, он не спешил отбрасывать недоверие к Чжу Юйсану.
Принц решил, что пока не станет в это вмешиваться. В конце концов, кто-то должен сохранять осторожность и не спешить открывать двери. И Хао Вэньяня легко оправдать тем, что он просто выполняет свой долг.
Сейчас, когда пережитый страх отступал, Шэнли чувствовал интерес. В самом деле, что там случилось?
– Если бы у тебя было больше времени – ты смог бы понять, что,.. – принц задумался, подбирая подходящее на его взгляд слово, - что пробудило поле?
Чжу Юйсан, помедлив, словно прислушивался к чему-то, кивнул. Шэнли взял из рук Со Ливея чашу со свежим чаем.
– Значит, когда будем возвращаться из Яньци, снова посетим его.
Будь на то только воля принца, они бы не стали ожидать так долго. Но близилась встреча с генералом Линем, и наставник Ли просто изведет нравоучениями вперемешку с сетованиями на свою неспособность справиться с наставлением Его Высочества, если они хоть немного опоздают. В отроческие годы Шэнли не отказывал себе в удовольствии поизводить наставника. Но сейчас это уже казалось недостойным. Слишком ребяческим.
Глава 3
Этот
Платок, которым женщина оборачивала голову и лицо, чтобы уберечь их от солнца, сейчас был размотан, и Линь Яолян мог как следует ее рассмотреть. Совсем еще молодая. Не похожая на простую крестьянку ни лицом, ни манерами – как и его спутник, в котором даже в этом жалком состоянии можно было угадать того, кто не гнул спину с мотыгой в полях. И миловидная. Слишком молодая и миловидная для того, чтобы скитаться по дорогам с полупомешанным.
– Из Данцзе… - задумчиво повторил Линь Яолян, выгадывая время на раздумья.
– Да, благородный господин. Из Лацзы, - женщина и в самом деле говорила плавно, чуть растягивая слоги, как все уроженцы западных провинций.
– И как же вышло так, что вы оказались в Милине, а оттуда забрели в Цзиньянь?
Женщина оглянулась на тревожно озирающегося слепым взглядом спутника. Опустила голову ниже. Скромно, но без излишнего подобострастия. Что-то было в ее манерах, подтверждавшее подозрения о том, что она не простая крестьянка.
– Благородный господин… взываю к вашему милосердию.
Линь Яолян досадливо поморщился, не желая выслушивать высокопарный лепет о милосердии и прочих достоинствах, коими должен обладать благородный муж. Женщина, заметив его недовольство, взволнованно заторопилась:
– Благородный господин, мой брат навещал своего наставника, удалившегося в Милинь. Однако после смерти почтенного учителя он не вынес потрясения… нам пришлось свернуть с прямого пути потому, что встреченные торговцы были так добры, что довезли нас до храма, где брат смог немного восполнить силы… - она примолкла, чтобы перевести дыхание.
– В каком храме это было?
– Храм благочестивого наблюдения, что на озере Силинь.
Линь Яолян снова помолчал, в задумчивости рассматривая злосчастных бродяжек. Что же, если нынешнее состояние того, кого женщина называла братом, считается улучшением – то что же с ним было, когда они повстречали сердобольных торговцев? Мог ли он хотя бы переставлять сам ноги?
– А как звали почтенного наставника твоего брата?
Женщина внезапно порывисто склонилась лбом до самого пола, немало удивив этим генерала.
– Благородный господин, почтительно молю вас о снисхождении. Имя почтенного наставника было Цюэ Лунли.
Линь Яолян помимо воли приподнял брови, услышав это имя и с трудом удержался, чтобы не присвистнуть. Замешательство женщины и ее просьбы о снисхождении и милосердии разом перестали быть просто предписанными приличиями почтительными оборотами.
Многие в Данце говорили, что неистовый учитель Цюэ после того, как его дом был разрушен, а ученики частью брошены в тюрьмы, частью сосланы в дальние провинции, отправился в изгнание в Милинь. Признание перед лицом верного слуги Лотосового Трона в том, что брат является последователем смутьяна и бунтаря выглядело слишком рискованным, чтобы оказаться неправдой.