Когти гнева

Старобинец Анна Альфредовна

— Что за нравы у них там, на севере … — покачал головой Барсук Старший. Он прикрыл глаза и медленно втянул носом воздух. Воздух пах весной — талым снегом, молодой травой, брачными играми, дождевым червём, личинками жуков, новой жизнью, — но Барсуку Старшему почему-то захотелось обратно в зиму. В занесённую снегом, уютную нору с тёплым полом. Завернуться в плед, выпить пару глотков мухито — и спать, спать, спать … И не знать ничего про гордых и наглых заполярных зверей, считающих, что им всё дозволено. И про скромных, нерешительных тугодумов Дальнего Леса, не желающих обращаться в полицию, когда им угрожают, — про них чтобы тоже не знать … И чтоб не было этого противного чувства, будто он, Барсук Старший, что-то

важное упускает … Чтобы просто свернуться в комок, и спать, и во сне бесконечно облизывать «Пень-Колоду» …

— Э, начальник! Если вы спите, я, наверное, лучше пойду?

— Я не сплю! — Барсук Старший вздрогнул и вытаращил глаза. — А вы, прежде чем уйти, напишите, пожалуйста, список всех гостей, которые были на открытии выставки искусства Дальнего Леса. И ещё отдельный список тех, кто сбежал, когда лопнули светляки.

— Может, не надо, начальник? Ведь ежу понятно, что это Песец.

— Ежу понятно. Но это обязательная формальность.

— А может, всё ж таки не надо писать, начальник?

— В чём проблема, Крот? Вам сложно написать список?

— Сложно — не то слово, начальник. — От смущения Крот вспотел, шерсть на лбу стала влажной. — Я слепой и не умею писать.

— Ну так диктуйте. Мы всё на Скворца запишем.

— Ничего себе, какая у вас современная техника! — восхитился Крот. — Значится, присутствовали: Песец, Муравьед, Дикобраз, Скворец, Барсукот, с ним пришла без приглашения сельская кошка Маркиза …

Крот старательно диктовал дальше, но на кошке Барсук Старший перестал слушать. Снова это противное чувство, будто он упустил что-то важное. Что-то связанное с наглым Песцом и красивой кошкой …

— … Всё, начальник. Я продиктовал оба списка. Кто пришёл и кто ушёл.

— Понял! Понял! — подскочил вдруг Барсук. — Скворец! Отмотай-ка запись назад! «Гордый северный зверь …» — что там дальше?

— Гордый северный зверь привык всегда получать то, что ему нравится, будь то чужая еда, чужое произведение искусства или чужая самка, — отозвался Скворец.

— А теперь отмотай до вчерашнего вернисажа. «Прекрасная самка» … «чужая самка» … «просто ангел, а не самка»? Нет чего-то такого?

— Нет чего-то такого, — ответил Скворец.

— Тысяча сычей! Как жаль, — огорчился Барсук Старший.

— Тысяча сычей, как жаль, что вы принадлежите другому! — проговорил Скворец голосом Песца. — И как жаль, что этот другой ведёт себя так невежливо … Как вас зовут, о чудесная, подобная ангелу кошка?.. Её зовут Маркиза, и она со мной, — теперь Скворец изображал голос Барсукота. — А я работаю в полиции … Тысяча сычей, как жаль, что вы принадлежите другому! — снова голос Песца. — И как жаль, что этот другой ведёт себя так невежливо …

— Достаточно, — мрачно сказал Барсук Старший и направился к выходу. — Похоже, мне нужно срочно бежать в Дом культуры на выставку кошек. Придётся приобщиться к кошачьей красоте.

— Да приобщайся ты на здоровье хоть к собачьей, — ответил Барсуку Скворец его же собственным голосом.

Глава 7, в которой Барсук Старший одинок

— Лишний жир, — задыхаясь, сказал сам себе Барсук Старший. — Лишний жир — позор Барсука Полиции. Вот не надо было вчера идти в бар «Сучок» и заказывать там «Пень-Колоду». Сколько раз я давал себе обещание не объедаться на ночь!.. — Он зафыркался. — Может быть, если бы я вчера себе устроил разгрузочный вечер, сейчас был бы в нормальной зверской форме!..

Он сидел, привалившись к дереву на краю леса, и пытался привести в порядок дыхание. Он сидел так уже давно. До Охоток ему оставалось всего ничего, с того места, где он сидел, даже виден был Дом культуры, грязно-белое здание на холме, с похожими на подгнившие ножки подосиновиков колоннами. Но последний рывок он сделать никак не мог. Поначалу он бежал

хоть тяжёлой, но всё-таки рысью, дальше шёл — хоть и медленно, но всё-таки шёл, — но потом силы покинули его окончательно. Он присел отдышаться — и так и остался сидеть. Он видел, как прошёл другой тропой, за деревьями, Барсукот с букетом белых цветов, напевая себе что-то под нос и размахивая хвостом как безумный. Он видел, как из Дома культуры выскочила женщина и забегала вокруг здания, прижимая одну руку к сердцу, а другой потрясая в воздухе. Он видел, как следом за женщиной выбежали ещё несколько человек и засуетились на холме. Барсук Старший пригляделся: как обычно, никакой логики в человеческих перемещениях не было. Просто бегают. Бестолковые существа без нюха, цели и смысла.

Он сидел и думал: ну а в нём-то, в Барсуке Старшем, какой есть смысл? Что он делает здесь, беспомощный, жирный, старый барсук, не способный просто дойти до Дома культуры, не то что ловить преступников?.. Какие уж тут преступники! Одиночество и выход на пенсию — вот что ему предстоит. Беспросветная зверская старость в пыльной, тёмной норе. Зубы выпадут, вылезет шерсть, усы пожелтеют. И стакан воды никто не подаст. И протёртым пюре из личинок никто не накормит. Разве что Барсукот зайдёт как-нибудь из вежливости. Из чувства долга. С кислой миной будет сидеть на краешке несвежей барсучьей подстилки из прошлогодней листвы, рассказывать о раскрытых и нераскрытых преступлениях, о жене и о детях. Может быть, он женится как раз на этой вот пушистой, белоснежной Маркизе, которую сейчас награждают за красоту в Доме культуры … И конечно же, с ней ничего не случится. Вот с чего он решил, что Песец её непременно похитит с конкурса красоты? Что с того, что она приглянулась Песцу на подземной выставке? Что с того, что Песец привык получать всё, что хочет, включая чужую пищу, чужое искусство и чужих самок? Это всё слова. Просто слова нахального зверя. Они ничего не значат. Невозможно представить, чтобы дикий лесной зверь просто взял и украл домашнюю кошку из Дома культуры. Это всё же село, а не какой-то там дикий лес, здесь у них цивилизация, электричество, ружья, охрана на высшем уровне. И напрасно он, Барсук Старший, сюда припёрся. Обманула его зверская логика. И интуиция.

В небе глухо зарычал Большой Медведь Громовержец, и крупные капли упали Барсуку на нос, на лоб и на усталые лапы. Дышать сразу же стало легче. Барсук Старший запрокинул морду и подставил её дождю. Многие жители Дальнего Леса панически боялись Большого Медведя и считали, что тот насылает на них громы и молнии, чтобы покарать за плохое поведение. Но Барсук Старший только посмеивался над этими суевериями. Он-то знал, что Большому Медведю нет дела до жителей леса. Просто время от времени он рычит на своего Небесного Медвежонка, если тот топчет грязными лапами облака, отковыривает звёзды или совершает ещё какой-то проступок, и тогда до Дальнего Леса доносится раскат грома. А Небесный Медвежонок пугается и плачет, и тогда идёт дождь. А потом Большая Медведица, его мать, приходит его утешить. Она делает радугу, чтобы его развлечь. Она делает из туч смешные фигурки в форме зверей или выпускает солнечных зайчиков. И Небесный Медвежонок тогда смеётся, и небо становится ясным.

Про семью Небесных Медведей рассказывал Барсуку Старшему в детстве его отец, а тому — его отец. И он, Барсук Старший, тоже собирался рассказывать эти истории своим детям … Но жизнь сложилась иначе. Одинокая старость — вот что ждёт его впереди.

Барсук Старший вздохнул, поднялся и отряхнулся: пора возвращаться в участок. Он неспешно направился в глубь леса и уже собирался нырнуть в мокрые заросли кустарника, когда услышал за спиной, со стороны Охоток, отчаянный лай собак.

— Укр-р-р-рали! Кр-р-расоты кор-р-р-ролеву укр-р-р-р-р-рали! Р-р-растерзаем вор-р-ра! Р-р-р-разыщем и р-р-р-растер-р-рзаем!