Колдовской отведай плод
Шрифт:
— Может, сами представитесь? — начала заводиться я.
Вспомнила рассказ Данни и сообразила — это, должно быть, Ариенна с мамашей, не помню ее имени. Забитое дитя и ее родительница, что везде и всегда отстаивает дочкины права.
Дама от такой наглости на миг окаменела, потом будто что-то вспомнила, отмерла и поморщилась, будто хлебнула уксуса. Оглядела меня с ног до головы и высокомерно изрекла:
— Кажется, поняла. Ты ведь всегда такая была. Нахальная выскочка. Ну и разнесло тебя на хозяйских-то харчах. А в остальном ничуть не изменилась,
Теперь удивилась я:
— Мы знакомы?
— Знакомы? Еще чего! — фыркнула дама. — Много чести знакомиться с такой… такой…
Она аж запыхтела, пытаясь подобрать определение. Наконец продолжила:
— Не видела тебя раньше и никогда от этого не страдала! Откуда ты взялась? Мы думали, ты сгинула в своих катакомбах и больше не появишься. Все окрестности стонали, пока хозяин от тебя не избавился.
Стонали окрестности? Хозяин избавился? Про кого она говорит? Я хотела спросить, но не успела — лицо дамы озарилось улыбкой, а девица и вовсе зарделась. Я обернулась.
Ну конечно, к нам подошел Гвейнард.
— Молодой человек, будьте так добры, проводите нас в дом, — проворковала дама. — С вашей стороны очень мило оказать нам такую…
— По тропинке прямо, — отрезал парень. — Мира, поехали.
— Мира? — недоуменно спросила мамаша. — Тебя зовут Мира?
— Мирохарда Сольгон-тонс, — ответила я.
— Вот бедняжка, — искренне посочувствовала она. — Как же ты живешь-то с таким имечком и с такой… хм… нестандартной внешностью?
Хотелось сказать «Прекрасно жила, пока вы не появились», но, дабы не выглядеть законченной хамкой, пришлось ограничиться первым словом.
— Но ты же не наследница, правда? — с надеждой спросила плюшевая дама.
— К счастью, нет. Всего лишь доверенное лицо хозяйки, — пояснила я и пошла за Гвейном к быстроходке.
Когда мы отъезжали, они все еще пялились нам вслед. Кажется, старшая дама сказала что-то типа «но как похожа, практически одно лицо, особенно если похудеет».
— С кем это у тебя одно лицо? — спросил Гвейн.
— Понятия не имею. С какой-то ходячей неприятностью.
— Надеюсь, все, кроме лица, у вас разное?
— Вернемся, сам спросишь у тетки. Ты, как я вижу, пользуешься у дам успехом, — съязвила я. — Даже у побитых молью.
— Ты не поверишь — с рождения, — серьезно ответил Гвейн. — Матушка была от меня без ума. Я много ел, крепко спал, подпевал, когда мне исполняли колыбельную и писал в горшок, а не в пеленки.
— А как с этим в настоящее время? — живо поинтересовалась я.
— Представь себе, тоже много ем и крепко сплю. И обязательно подпою, когда ты исполнишь мне колыбельную.
— Исполню, если не намочишь пеленки, — пообещала я.
— Договорились. Но прежде давай решим, куда едем.
— Ну… последний раз я была здесь давно, поэтому не очень хорошо осведомлена обо всех злачных местах. Думаю, в каждой деревушке найдется по приличному трактиру. Поэтому едем во-он туда.
Быстроходка
Деревушка, в которую мы направлялись, называлась Старый Тукумук, опять же, про полном отсутствии Нового. Я была солидарна со Свартом: воображение вряд ли дружило с сельскими жителями. Это ж надо, все деревушки отукумучить. Наверное, вопрос «Как проехать в Тукумук?» ставил в тупик не одного путника.
Я разглядела дорогу, по которой мы двигались ночью. Сверху она походила на извивающуюся змею.
Змею! Я вспомнила про кинжалы и поежилась. Кто, когда и зачем воткнул их в дверцу быстроходки? Если нас хотели убить, то по какой причине? Некстати вспомнился и ночной вызов с предупреждением, и те два типа, что гнались за мной по вечерней улице. Почему-то в памяти всплыл Ербин и его очень странное поведение при нашей последней встрече. И еще — кинжал.
Тот самый серебристый кинжал, что я обнаружила на рабочем столе во время явления Ербина. Тот самый, который пытались украсть. Тот самый, растаявший на полу архива.
Кинжал был внешне очень похож на шестерку, лежащую сейчас в верхнем ящике комода. Точной такой же серебристый металл. Аналогичное обоюдоострое лезвие. Различия имелись лишь в рукояти. На том не было никаких фигурок. А вот инкрустация, кажется была.
Совсем такая же, как у кинжала, что держал яблокожор. Изображенный на стене дома, где жил Ербин.
Тьфу ты, опять Ербин!
Сейчас, при свете дня, я только диву давалась: зачем поддалась уговорам подруги пуститься в эту авантюру. Тем не менее, многие я бы очень хотела узнать ответы на некоторые вопросы. И для начала решила поделиться в Гвейном тем, что узнала сама.
Пересказ легенды занял все время, пока мы спускались. Гвейнард слушал внимательно, изредка кивал, хмыкал и даже хихикал. Когда я завершила повествование, сказал:
— Очень интересно и познавательно. Снова шесть кинжалов, образующие треугольник.
— По легенде, они олицетворяют возмездие за грехи, если я правильно разбираюсь в мифологии, — сказала я.
— За грехи? — хохотнул Гвейн. — А ну скажи, грешна ли ты, девица? И если да, то в чем твой грех?
— Я-то тут при чем?
— А разве не на тебя покушались ночью, испортив прекрасную дверцу не менее прекрасной быстроходки шестью ужасными дырами?
— Вот еще! Конечно, нет!
— Хочешь сказать, на меня?! — притворно-грозно спросил Гвейн.
— Понятия не имею. Вот ты смеешься, а дело-то серьезное. Надо бы сперва разобраться, что это вообще за кинжалы. На рукоятях изображены священные животные Великих Подпор, первопомощников Святого Улии. Я нашла в библиотеке книгу о Великих Подпорах. Надеюсь, в ней найдется что-нибудь про кинжалы, треугольную башню и Апукнутута.