Колдовской отведай плод
Шрифт:
— Я бываю несносна, это верно. Но в душе я добра и мила. И никому никогда не желаю плохого. Правда-правда!
Она лукаво подмигнула, отчего меня слегка передернуло. Неужели мне одной кажется, что она неестественная и приторная? И больше никто ничего не замечает?
А, может, не хочет замечать?
Внезапно девица обратила внимание на кинжалы и заверещала тоненьким кукольным голоском:
— Ой, какие хорошенькие! А можно их потрогать? Я хочу их! Как думаешь, Гвейни, отдадут мне хотя бы один в счет папочкиного наследства?
Нет,
— Не думаю, что это хорошая идея… — начал было Гвейн, но девица уже протянула руку к кинжалу с ящеркой.
Дальше все произошло очень быстро, я даже не успела среагировать. Нахалка схватила кинжал, пронзительно закричала, выронила его и принялась дуть на ладонь. Потом потрясла ею и зло взглянула на меня.
— Что это такое? — с девицы мигом слетел весь шарм, лицо ее перекосилось. — Ты специально его раскалила, да?
Мне очень хотелось ответить: да, специально. Сидели, тебя дожидались и клинки калили. Но я лишь пожала плечами.
Гвейн вскочил, схватил Ариенну за локоть и потащил из комнаты, приговаривая:
— У тебя, наверное, аллергия на этот сплав. Ничего страшного, сейчас найдем нужную мазь, кажется, у меня в машине есть…
В дверях он на мгновение остановился, оглянулся и бросил мне довольно сухо:
— А ты, Мира, пожалуйста, переоденься к ужину и спускайся в столовую.
— Хорошо, Гвейни, — ехидно отозвалась я и спародировала подмигивание девицы.
Гвейн неодобрительно покачал головой.
Наверное, мне должно быть стыдно, поскольку нахалку не жаль ни чуточки.
Но две странности, комими были заняты мысли, не позволили стыду зародиться, затоптав его на корню.
Итак, странность первая. Рука, обожженная холодным кинжалом. В аллергию мне верилось с трудом. Если быть точной, не зафиксирован ни один случай аллергии на могуллий и магические артефакты. Однако подобную реакцию могли вызвать некоторые изделия магов-отступников. Работая в музее, я сталкивалась с некоторыми из них. Например, сторожа-ловушки, при соприкосновении с ними оставляющие на коже вечный ожог — штуку неприятную, но вполне терпимую. Обжигает всех, кроме хозяина, который в случае покушения на его собственность легко вычислит преступника по характерному пятну на руке. Но были ли кинжалы ловушками? Определенно, нет. Иначе мы с Гвейном пострадали бы первыми. К тому же, сторожа-ловушки светились не белым, а пурпурным светом. Что же в таком случае произошло? Я не понимала.
Странность вторая. Ариенна назвала меня Мирохардой-Юргрией. Однако никому из наследников я не называла своего полного имени, тем более, ей. Я вообще не люблю вторую часть имени и стараюсь его не упоминать. Но, допустим, произошло чудо. Каким-то непостижимым образом она узнала мое полное имя. Но ведь она не раз слышала, как все называют меня Мирой. Зачем же выпендриваться? Решила продемонстрировать потрясающую эрудицию? Однако мне казалось, дело тут совсем в другом. А вот
Но, пока я одевалась, обе странности отступили перед единственным вопросом.
Неужели на ужин снова будут яблоки?!
В коридоре я столкнулась с Танти, выходящей из своей комнаты. Девушка, увидев меня, съежилась и чуть отпрянула в сторону. Что с ней такое? Не такой уж я монстр, чтобы от меня шарахаться.
— Желаю радоваться! — радушно сказала я. — Как устроилась? Все в порядке?
Девушка, чуть помедлив, осторожно кивнула.
— Вы прибыли рано утром, — продолжила я светскую беседу, — а путь от города весьма долгий. Неужели всю ночь провели в пути?
— Нет, — голос Танти звучал еле-еле, так что мне пришлось напрячь слух, — мы приехали вчера вечером, очень поздно. Наш кучер отказался подниматься на холм в темноте.
Я мысленно похвалила кучера. Если бы нападению и обстрелу яблоками подверглась бы повозка, она бы развалилась на месте. Что случилось бы с экзальтированной мамашей, страшно даже представить.
— Пришлось заночевать в деревне, на постоялом дворе.
— Наверное, вам удалось хотя бы нормально позавтракать, — не без зависти проговорила я.
— Если бы, — вздохнула Танти. — Как сказал трактирщик, у него нет ничего съестного, кроме овощного рагу. Но его мы не осилили. Оно очень, очень перченое.
— Вы обедали у трех ослов? — догадалась я.
— Да, — кивнула Танти. — Какой-то путник заказал яичницу из десяти яиц.
Это я уже знала. Значит, не только мы остались голодными по вине яйцежора.
— Поэтому, — продолжала она, — мы вернулись на постоялый двор, забрали вещи и поехали сюда.
— Ну, тут кормят ненамного лучше, — заметила я и улыбнулась. — Боюсь, скоро нас всех начнет тошнить от яблочной диеты.
— Точно, — кивнула она. — Меня в детстве от этих яблок тошнило, и не раз. Папа Макер говорил, что это выходят шлаки.
— Шлаки?! Он издевался, что ли?! Ох, как я бы хотела посмотреть, как они выходят из него!
Представив картину: Макер-тот давится яблоком, я хмыкнула.
Неожиданно для меня Танти тоже улыбнулась. Ее лицо сразу преобразилось, стало открытым и приветливым.
А девчонка-то ничего, симпатичная. Я от души ей посочувствовала. С такой мамашей как Аквинтия, ей, наверное, приходится туго. Ни погулять одной, ни развлечься. Про парней и речи быть не может.
Эх, найдет ей матушка заплесневелого гриба преклонных лет и выдаст замуж. Что-то мне подсказывало — с самой Аквинтией именно так и поступили в свое время, из благих, естественно, побуждений. И теперь матушка намеревается повторить тот же сценарий, но уже в жизни дочери.
Вдруг Танти сказала то, чего я никак не ожидала услышать:
— На постоялом дворе мы видели Ариенну.
— Кого? Где?
Вот это новость! Светская девица тоже ночевала в деревне! Невероятно!
Танти перешла на шепот: