Колодец трёх рек. Москва приоткрывает вам тайны своих подземелий
Шрифт:
Так у меня появился свой собственный экземпляр, который, как я думал, поможет мне в поисковой работе.
Директора музея звали Оксана Фёдоровна. Она долго рассматривала картинку с Колодцем и наконец сказала:
– Нет, ничего подобного я не могу припомнить. Понимаете, тут изображены детали, противоречащие гидротехнической инженерии. Ну, например: верхний подводящий коллектор показан круглым, а при сопряжении со стволом шахты он меняет сечение на полуциркульное и увеличивается в диаметре. Такого быть не может. Затем – вода сбрасывается вниз водопадом. На перепадных камерах подобного типа применяются водосливы практического профиля или трубчатые перепады. То есть вода или отводится вниз по лекальному водосливу, за счёт которого снижается кинетическая энергия поступающего вниз объёма, или поток поступает в вертикальный трубопровод. А то, что показано здесь, больше похоже на иллюстрацию к фантастическому роману. В канализации такие решения совершенно
Я вкратце рассказал ей про Куприна, Задикяна и историю поиска Колодца трёх рек.
– Давайте так, – выслушав меня, сказала она. – Есть воспоминания о какой-то шахте, о каком-то гидротехическом сооружении. Чем оно может быть? Перепадной камерой. Через годы попытка спуститься туда закончилась смертью. Тут всё совпадает. Расход сточных вод в коллекторе увеличился, и – результат не заставил себя долго ждать. А вот рисунок сделан третьим лицом, со слов тех, кто там успел побывать. Поэтому за его точность ручаться нельзя. Существует какое-то сооружение, очень условно нарисованное человеком, не представляющим себе устройство подобных сооружений. Вообще, такие камеры больше характерны для Петербурга, чем для Москвы.
– А почему для Москвы нехарактерны?
– В Петербурге система канализации принципиально отличается от московской. Во-первых, она там общесплавная, то есть дождевая вода отводится не в отдельную систему ливневой канализации, как у нас, а в хозяйственно-бытовую. А во-вторых, первые стоки, ещё Петровского времени, были с прямым водовыпуском. То есть канализация сбрасывалась в реки и каналы без всякой предварительной очистки. Тут Петр I пошёл по европейскому пути. А зачем было разделять дождевой и хозяйственно-бытовой стоки, если всё и так попадало в ближайший водоём?
Я пожал плечами. «Сколько же всего нужно знать, – мелькнуло у меня в голове. – Наверное, всей жизни не хватит, чтобы всё это запомнить!» Но директор, кажется, и не надеялась на мои знания.
– Пойдёмте в зал. Сейчас постараюсь всё объяснить, – сказала она и не торопясь направилась по коридору. – Объём дождевого стока не только целесообразно отвести в единую систему водоотведения, при отсутствии очистных сооружений, но также именно дождевая вода способствует периодической промывке канализационных каналов и коллекторов, избавляя их от осадка, ила и болезнетворных бактерий. В советское время в Ленинграде остро встал вопрос очистки стоков, в связи с чем на большой глубине были устроены магистральные самотёчные коллекторы и напорные участки. Говоря по-простому, водовыпуски перерезали вертикальными трубчатыми перепадами, по которым сток уходит в коллекторы вдоль набережных. Вот глубина заложения петербургских коллекторов может достигать нескольких десятков метров. А в Москве канализацию строили, что называется, с нуля, то есть у нас не было задачи переделывать уже существовавшую систему, её нужно было спроектировать и построить.
В зале осмотра было развешано множество чёрнобелых и цветных фотографий, схемы, макеты, стенды с лампочками и непонятными обозначениями, куски труб, какие-то кожаные мешки, похожие на морские мины, с привязанными к ним верёвками. Оксана Фёдоровна подошла к одной из фотографий, оказавшейся при ближайшем рассмотрении картиной. На ней были изображены люди, стоявшие сверху свода огромного подземного тоннеля. «Cloaca Maxima, или Большая клоака, – строительство античной канализации», – прочитал я на табличке.
Указав на неё, директор сказала:
– Лавры первенства принадлежат канализации римской, появившейся в виде самотечных подземных коллекторов значительной протяжённости ещё в III веке до нашей эры. Провести канализационные трубы в каждый дом тогда, конечно, не представлялось возможным. Для слива нечистот, скапливавшихся в домах, римляне использовали природные ручьи, впадавшие в реку Тибр. Казалось бы, таким образом горожане должны были лишать себя чистой питьевой воды, но в городе, имеющем к этому времени систему самотёчного водопровода, при населении почти два миллиона человек, намного острее стоял вопрос улучшения санитарии. Ручьи и небольшие речки стали перекрывать каменными сводами, как мы видим на иллюстрации, – таким образом, начали появляться целые коллекторные системы. Естественно, что римские сточные воды, вперемешку с грунтовыми и дождевыми, сбрасывались в Тибр без всякой предварительной очистки. Самое удивительное, что части этой древнейшей системы функционируют там до сих пор, принимая, правда, уже исключительно поверхностный сток. Археологическими раскопками были также обнаружены канализационные коллекторы в городе Помпеи. Не случайно, что именно на территории современной Италии появляются первые подобные системы, водопроводные и водоотводные галереи, это было связано с жаркой среднегодовой температурой, отсутствием лесов, а значит, необходимостью применять в качестве строительного материала камень, подземная разработка которого совершенствовала знание в области горного дела и гидротехники.
Примерно через две тысячи лет, в восьмидесятых годах XIX века, и Москва стала
Оксана Фёдоровна шагнула в сторону, указывая на фотографию бородатого мужика, стоявшего возле саней с огромной бочкой.
– Нечистоты из жилых домов вывозились на загородные полигоны обозчиками, или, как их иронично называли, золотарями, – продолжала она. – Так как золотарям разрешалась работа исключительно в ночное время (днём на узких московских улочках было многолюдно и перевернувшийся обоз с нечистотами мог причинить большие неудобства горожанам), то ничто не мешало золотарям выливать содержимое своих бочек в овраги и речки. Так они экономили время и успевали обслужить за ночь больше домов, а значит, и заработать больше. Экологическое состояние Москвы ухудшалось с каждым годом, зловонные потоки впадали в реки и пруды. Канализование Москвы становилось всё более насущной проблемой, и вот в 1874 году гидротехник, отставной штабс-капитан Михаил Попов подал в Московскую городскую думу проект устройства канализации. Он на личные средства в течение нескольких лет изучал топографию и особенности почвы для устройства общесплавной системы. Им была составлена смета на строительство и обслуживание подземных каналов с учетом перспективного роста населения. Например, по проекту Попова предполагалось устроить системы каналов, по которым бытовая канализация и поверхностный сток собирались бы в центральном резервуаре-накопителе, расположенном на Болотном острове, а оттуда, уже по магистральному коллектору, воды отводились бы на поля орошения за город. Хотя устройство канализации было важной задачей, многие горожане отнеслись к подобным идеям подозрительно. Им казалось, что канализация может стать причиной новых вспышек эпидемий или же система быстро выйдет из строя, в связи с чем нечистоты потекут по улицам города целыми реками, круша и смывая всё на своём пути. Нашлось очень много консерваторов, предпочитавших быт по старинке. Настоятель Новоспасского монастыря, узнав о проекте строительства поблизости Главной насосной станции, как раз тут, где мы сейчас находимся, открыто возмутился, не желая иметь рядом с собой такого «благоуханного» соседа. Более того, близость станции показалась ему обидным недоразумением. Да и городские власти не торопились расставаться с казённым бюджетом. Управой были наняты специалисты для дополнительной подробной топосъёмки внутри Камер-Коллежского вала – района, подлежащего первоочередному канализованию.
Проект Попова, хоть и получил предварительное одобрение комиссии по водоснабжению, так и не был реализован из-за высокой стоимости в шестнадцать миллионов рублей и ежегодными расходами на обслуживание и эксплуатацию в миллион двести тысяч. Для сравнения, стоимость хорошей дойной коровы тогда не превышала восьмидесяти рублей. Однако, несмотря на это, комиссия всё же решила ознакомиться с опытом европейских коллег и их инженерным решениями аналогичных вопросов. В связи с этим разработка проекта по устройству московской канализации была заказана немецкому инженеру Гобрехту. По его проекту от 1881 года, устройство коллекторов предполагало канализацию в двух уровнях – подземном, на повышенных участках городского рельефа, и наземном, в подтапливаемых дождевыми и талыми водами низинах. При этом было необходимо значительно перестроить улицы, а также снести множество частных домов, (правда, за государственный счет), а сам проект, не считая компенсации домовладельцам, обошёлся бы в двадцать три миллиона рублей. То есть дороже, чем у Попова. Поэтому от него тоже отказались, и строительство канализации снова было отложено на неопределённый срок.
В 1885 году городским головой был назначен Николай Александрович Алексеев, меценат и промышленник, видный политический деятель, крепкий хозяйственник. При нём благоустроили многие московские улицы, реконструировали Мытищинский водопровод и построили Крестовские водонапорные башни, к сожалению разрушенные в конце тридцатых годов. Алексеев признал наиболее рациональным и коммерчески выгодным устройство канализации по раздельной системе. Такой проект был разработан гидроинженером Всеволодом Кастальским. С одной стороны, полная раздельная система водоотведения по-прежнему не предусматривала очистки дождевого стока, что было существенным минусом, с другой – предполагала использование меньших площадей под поля фильтрации, куда должны были поступать хозяйственно-бытовые воды. Подземные работы начали в 1893 году. Строительство охватывало пространство внутри Садового кольца и предполагало устройство насосной станции, полей фильтрации и орошения.