Комментарий к роману "Евгений Онегин"

Набоков Владимир

1—2 Есть что-то привлекательно парадоксальное в том, как автор признается в любви к своему герою, когда тот только что лишил жизни бедного Ленского.

4 Но мне теперь не до него. — Доверительная фраза, сочетающая сразу несколько смыслов: что автор не в настроении, что у него нет времени и что он вообще не готов говорить на эту тему. См. также коммент. к гл. 3, XXXV, 6.

5—6 «И, признаться… [автор] / Устал от своей давней возлюбленной Рифмы» — говорит Драйден в блистательном прологе (стихи 7–8) к нелепой трагедии «Ауренг-Зеб» (премьера состоялась весной 1675 г.).

XLIV

Познал я глас иных желаний, Познал

я новую печаль; Для первых нет мне упований, ⁴ А старой мне печали жаль. Мечты, мечты! где ваша сладость? Где, вечная к ней рифма, младость? Ужель и вправду наконец ⁸ Увял, увял ее венец? Ужель и впрямь и в самом деле Без элегических затей Весна моих промчалась дней ¹² (Что я шутя твердил доселе)? И ей ужель возврата нет? Ужель мне скоро тридцать лет?

5—6 Нужно ли устаревшие или другие необычные русские выражения передавать столь же необычными английскими формулами?

Существительное «молодость» имеет архаическую форму «младость», вышедшую из употребления даже в поэзии. И в ЕО, и в других сочинениях Пушкин использует обе формы и их производные («молодой» и «младой»), не различая их, но выбирая наиболее подходящую для заполнения необходимой ячейки размера. Иногда «молодой» (им. пад., ед. ч., м. р. и род. пад., ед. ч., ж. р.) или «молодая» (им. п., ед. ч., ж. р.) низводятся до роли необязательного эпитета с галльской интонацией, как, скажем, la jeune Olga (Ольга молодая), хотя мы и без того знаем, что она молода. Английское «youthful», конечно же, не столь архаично, как «младой», и его едва ли следует использовать, покуда нас устраивает «young», но есть в ЕО пассажи, в которых «младость» требует употребления «youthood» или какого-нибудь еще более архаичного слова. Так, когда в гл. 6, XLIV Пушкин оплакивает проходящую молодость и находит рифму, которая никогда бы не пришла в голову поэту нашего времени, поскольку одно из рифмующихся слов уже мертво:

Мечты, мечты! где ваша сладость? Где вечная к ним рифма «младость»?

переводчик не может противостоять искушению и передает это так:

Dreams, dreams! Where is your dulcitude? Where is (its stock rhyme) juventude?

Можно возразить, что никогда «dulcitude — juventude» не пользовались в английской поэзии такой популярностью, как «сладость — младость» в пушкинскую эпоху, и что, следовательно, эта аналогия натянута. Возможно, разумнее передать рифмующиеся слова как «sweetness» и «youth» и пояснить их коннотации в примечании.

Кокетство с «шалуньей рифмой» (см. XLIII, 6) (фр. la rime espi`egle или polissonne) можно проследить, вернувшись к беспричинно возникшей «розе» из гл. 4, XLII, 3.

7—8 …и вправду наконец / Увял, увял ее [младости] венец? — Так Пушкин отождествляет в ретроспекции тему увядшего цвета жизни Ленского (гл. 2, X, 13–14, гл. 6, XXI, 3–4 и XXXI, 12–13) с душевными излияниями собственной юности. В элегии, начинающейся словами «Я пережил свои желанья», Пушкин, двадцати одного года от роду, писал (стихи 5–8):

Под бурями судьбы жестокой Увял цветущий мой венец — Живу печальный, одинокой, И жду придет ли мой конец?

(Три четверостишия этой элегии были сочинены 22 февраля 1821 г. в Каменке Киевской губернии, и сначала их предполагалось вставить после стиха 55 в поэму «Кавказский пленник», которую наш поэт заканчивал в это время; поэма была завершена на следующий день, а 15 мая того же года во время недолгого пребывания в Одессе к ней был добавлен эпилог.)

14 Ужель мне скоро тридцать лет? — Эта строфа (вместе с XLIII и XLV) написана 10 августа 1827 г. в Михайловском. Нашему поэту было тогда двадцать восемь лет.

Ср.: Бретен, «Любови» («Les Amours»),

кн III, Элегия XXII (1785):

La douce illusion ne sied qu'`a la jeunesse; Et d'ej`a l'aust`ere Sagesse Vient tout bas m'avertir que j'ai vu trente hivers. [733]

733

Сладкие мечты — удел юности, / И вот уже суровая Мудрость / Тихо предупреждает меня, что я видел тридцать зим (фр.)

Черновики XLIII (2368, л. 24), XLIV (там же) и XLV (л. 24 об.) образуют один из трех дошедших до нас автографов шестой главы (остальные — черновики строфы XXXIVa, b и с [ПД, 155] и окончательный черновик или первая беловая рукопись строф XXXVI–XXXVII из коллекции Купрович) и датированы «10 авг. [1826]» (год указан согласно Томашевскому, Акад. 1937, с 661). См. также коммент. к гл. 6, XLVI, 1–4.

XLV

Так, полдень мой настал, и нужно Мне в том сознаться, вижу я. Но так и быть: простимся дружно, ⁴ О юность легкая моя! Благодарю за наслажденья, За грусть, за милые мученья, За шум, за бури, за пиры, ⁸ За все, за все твои дары; Благодарю тебя. Тобою, Среди тревог и в тишине, Я насладился… и вполне; ¹² Довольно! С ясною душою Пускаюсь ныне в новый путь От жизни прошлой отдохнуть.

1 полдень мой — Ср.: Жан Батист Руссо, «Оды», кн. 1, № X (ок. 1695) «tir'ee du cantique d'Ez'echias, Isa"ie, chap. 38, verset 9 et suiv. (Ego dixi: in dimidio dierum meorum… [734] )»:

Au midi de mes ann'ees Je touchois `a mon couchant… [735]

(«В преполовение дней моих» — молитва Езекии, царя Иудейского. — Исайя, 38, 10).

Далее этот образ разрабатывали романтики — ср.: Байрон, «Дон Жуан», X, XXVII, 4–5:

734

Я сказал себе, в преполовение дней моих. (лат.)

735

В преполовение дней моих / Я достиг своего заката… (фр.)

That horrid equinox, that hateful section Of human years — that half-way house… (Это ужасное равноденствие, эта ненавистная участь, Человеческой жизни — эта гостиница на полпути…)

XLVI

Дай оглянусь. Простите ж, сени, Где дни мои текли в глуши, Исполнены страстей и лени ⁴ И снов задумчивой души. А ты, младое вдохновенье, Волнуй мое воображенье, Дремоту сердца оживляй, ⁸ В мой угол чаще прилетай, Не дай остыть душе поэта, Ожесточиться, очерстветь И наконец окаменеть ¹² В мертвящем упоенье света, В сем омуте, где с вами я Купаюсь, милые друзья!⁴⁰