Комментарий к роману "Евгений Онегин"

Набоков Владимир

2—3 Ср.: Аддисон, «Зритель» («The Spectator», 1711, N 37, 12 Apr.): «…ручеек, что бежит чрез зеленый луг…»

5—6 См. коммент. к гл. 7, V, 6.

6 …шиповник… — Дикая европейская роза с душистыми розовыми цветами и мягкими красными плодами, Rosa cinnamomea, Linn., бедная деревенская родственница шеститысячного племени садовых роз. Цветет в июне. Бейли в «Справочнике культурных растений» (L. Н. Bailey, «Manual of Cultivated Plants», New York, 1948, p. 536) сообщает: «…в прошлом роза садовая, но бурно разросшаяся и одичавшая, произрастающая обычно близ заброшенных построек, вдоль заборов,

на кладбищах и по обочинам дорог». Русские же авторы, напротив, считают шиповник предком садовых роз (М. Нейштадт, «Определитель растений». М., 1947–1948, с. 263).

10 Пришельцу… — «Пришелец» с грамматической точки зрения означает «тот, кто пришел из иного места», и возможно, Пушкин вольно использует его здесь вместо «прохожий» (лат. viator).

VII

На ветви сосны преклоненной, Бывало, ранний ветерок Над этой урною смиренной ⁴ Качал таинственный венок. Бывало, в поздние досуги Сюда ходили две подруги, И на могиле при луне, ⁸ Обнявшись, плакали оне. Но ныне… памятник унылый Забыт. К нему привычный след Заглох. Венка на ветви нет; ¹² Один под ним, седой и хилый, Пастух по-прежнему поет И обувь бедную плетет.

2—4 Могила поэта, с венком и лирой, что подвешены над нею на ветвях кладбищенских деревьев, была уже воспета Жуковским в знаменитой его элегии «Певец» (1811). Она состоит из шести строф, по восемь стихов каждая, с рифмовкой abbaceec. Метрика ее необычна; она была новинкою для русской просодии: в каждой строфе за четырьмя пятистопными ямбическими стихами следуют три четырехстопных ямбических стиха, а заключительный стих — двухстопный дактиль (стихи 41–48):

И нет певца… Его не слышно лиры… Его следы исчезли в сих местах; И скорбно все в долине, на холмах, И все молчит… лишь тихие зефиры, Колебля вянущий венец, Порою веют над могилой, И лира вторит им уныло: Бедный певец!

Заметим, что бедным певцом назван Ленский в гл. 6, XIII, 10: На встречу бедного певца, «`a la rencontre du pauvre chantre».

9—10, 12 См. коммент. к гл. 6, XL, 14.

9—11 Описывая забытую придорожную могилу Ленского в русской Аркадии, Пушкин передает упадок и забвение двумя замечательными анжамбеманами:

Но ныне… памятник унылый Забыт. К нему привычный след Заглох. Венка на ветви нет…

Переводчик от всей души желал бы в точности сохранить этот покрой и аллитерации (протяжное ны, ритмичность повтора двух односложных слов на з), но ему приходится довольствоваться следующим:

but now… the drear memorial is forgot. The wonted trail to it, weed-choked. No wreath is on the bough.

Заглох точнейшим образом переводится как «weed-choked» [747] , но, строго

говоря, в этом заглох не появляется никакого русского эквивалента английскому «weed» [748] . Это не имело бы особого значения, если бы не одно удивительное обстоятельство, напрямую связанное с английским «weed». Я сильно сомневаюсь, что в те годы, когда писались эти строки (с осени 1827 г. по 19 февраля 1828 г.), Пушкин настолько овладел английским, что смог не только прочесть английскую поэму длиною более чем в две тысячи строк, но и уловить все изящество ее ритма. Как бы там ни было, факт остается фактом — гл. 7, VII, 9—11 ЕО обнаруживает разительное сходство, как настроения, так и музыкального настроя, с отрывком из «Белой оленихи из Рильстона» («The White Doe of Rylstone») Вордсворта (сочиненным в 1807–1808 гг., опубликованным в 1815 г.), песнь VII, стихи 1570–1571, 1575–1576:

747

«Заросший, задушенный сорняками» (англ.)

748

«Сорняк» (англ.)

Pools, terraces, and walks are sown With weeds, the bowers are overthrown, ……………………………………………… The lordly Mansion of its pride Is stripped, the ravage hath spread wide… (Пруды, террасы и дорожки заполонили Сорняки, беседки развалились ………………………………………………… Господский замок своей славы Лишился, опустошение повсюду…)

12 …под… — В издании 1837 г. ошибочно напечатано над.

Вариант

1—10 В черновике этой строфы (2368, л. 36, 37):

Кругом его цветет шиповник, Минутный вестник теплых дней, И вьется плюш, могил любовник; Гремит и свищет соловей — В тиши пустыни онемелой, И говорят, над урной белой Поутру свежий ветерок Колеблет иногда венок На ветвях сосен устарел<ых>, На урне надпись говорит…

Согласно Цявловскному (ПСС 1936, т. I, с. 757), следующее четверостишие повторяется на одной и той же странице дважды (2368, л. 36, по Томашевскому, Акад. 1937, с. 417):

Кругом его цветет шиповник, Минутных вестник теплых дней; И вьется плюш, могил любовник, И свищет ночью соловей.

А далее идут семь строк, написанных дактилическим и анапестическим гекзаметром с женскими нерифмованными окончаниями (1827)^{153}:

В роще карийской, любезной ловцам, таится пещера: Стройные сосны кругом склонились ветвями, и тенью Вход ее заслонили на воле бродящим в извивах Плюшем, любовником скал и расселин. С камня на камень Звонкой струится дугой, пещерное дно затопляя, Резвый ручей. Он, пробив глубокое русло, виется Вдаль по роще густой, веселя ее сладким журчаньем.

VIII

В черновике (2371, л. 4):