Конец Пути

Орлеанский де Грегор

Генерал первый прервал её, кашлянув. А затем он начал говорить, хотя сначала его голос звучал крайне сипло:

— Что бы не произошло тогда, но сейчас мне ясно одно. Если мы не разберёмся с восстанием здесь и сейчас, то город уже завтра можно будет сдать врагу. А ведь на наших плечах лежит крайне важная задача — дождаться прибытия армии Моргана! Если мы этого не сделаем, то…

— … Республика падёт. — Неожиданно для себя закончил Эшфорд. Он удивлённо посмотрел на генерала, а после, поменявшись в голосе, добавил: — Простите, мой генерал.

— Это было неуместно,

Эшфорд, но ты прав. Если сейчас мы не отдадим себя для решения этой проблемы, то она разрастётся, словно раковая опухоль.

В комнате снова повисла тишина. Оливье не проронил ни слова. В его голове всё ещё проносилась мысль о подготовленном восстании, которое не увенчалось успехом в прошлый раз. Наконец, он сказал:

— Мой генерал… Разрешите?

— Слушаю.

— Я думаю, это не первая попытка… Недавно восстание произошло на станции, это вы знаете. Восставшие солдаты убили Лазаруса, моего предшественника. Так вот… Вдруг это был подготовительный бунт?

Эшфорд остановился у двери. Она была приоткрыта. Он уже было собирался войти, как вдруг… Он услышал приглушённый голос:

— Генерал здесь… Нам нужно приступать или сейчас, или никогда.

— Ты уверен? А вдруг придут с инспекцией, Логан?

— Ты помнишь, что случилось с прошлой? — недовольно ответил тот, — убить, и дело с концом. Может и война закончится.

— Да, помню. Ну и битва тогда была… — с небольшим восхищением в голосе ответил сомневающийся человек, — ну тогда, мы с тобой.

— Чудно.

Эшфорд сжал кулак, а вторую руку положил на винтовку, г отовясь снять её в любой момент. Он был готов убить бунтовщиков.

Но едва он зашёл, он тут же передумал. В тесной телеграфной комнатке, теснилось около семи человек. Все они были при оружии. И стоило адъютанту зайти, те тут же повставали. Они были спокойны, но если присмотреться, то в их глазах читался страх. Лишь человек с самодовольным видом встал и вопросительно уставился на Эшфорда.

— Прошу прощения, лейтенант Логан? — Эшфорд начал спешно убирать руки с оружия.

— Да. Чего вам?

— Я от генерала. Не приходили ли на станцию новые приказы из ставки?

Логан задумался. Около секунды он думал, что ответить. И этого времени хватило Эшфорду, чтобы понять: он соврёт …

— Нет, не приходили.

— Чудно. До свидания.

— Если это было подготовлено заранее, то… То у командования проблемы гораздо больше, чем представляются мне сейчас. Но об этом не здесь и не с вами, — он поочерёдно смотрел, то на Эшфорда, то на Оливье, а после продолжил, — тут нужен чётко выработанный план действий.

Предложения?

— На станции находится двадцать солдат. Но в телеграфной комнате было только семь, так? — дождавшись кивка Эшфорда, Оливье продолжил: — Лояльны ли остальные тринадцать? И если да, то… Зачем нам подмога?

— Это резонно. Но у нас нет возможности спросить их. Если мы начнём действовать подозрительно, нас тут же убьют.

— Верно. Да, незавидное у нас положение. Что же делать? — Эшфорд приоткрыл занавески на окнах и принялся выглядывать на улицу, прикрывая своё лицо.

Генерал замолчал. В его голове крутилось два варианта, и он не знал, какой выбрать. Его измученный взгляд пронзил насквозь Оливье и Эшфорда; казалось, ещё немного, и генерал свалится с ног. Сон начал одолевать его. Что — то чёрное внутри подкралось к голове, но… Взглотнув, оно ушло назад, а руки сжались в кулаки.

Он посмотрел на Оливье:

— Если нас ждёт битва, то Вы, господин начальник станции, здесь будете не нужны. Значит так. Точная численность восставших нам неизвестна, но. Если один из нас сядет в машину и отправится за подкреплением в ставку, то преимущество мы получим. Я, Эшфорд, и наши сопроводители останутся здесь. А Вы отправитесь за подмогой, и тогда… Тогда мы схватим бунтовщиков.

— Браво, мой генерал. Вы действительно настолько гениальны, насколько это возможно в наше время. Я принимаю Ваш приказ и прошу разрешения исполнить его немедленно, — старик старался звучать уверенно, хотя его голос говорил явно обратное. Как и его тело: оно дёргалось в судороге будто от приступа.

— Разрешаю.

Эшфорд покинул телеграфную. В его голове металось множество мыслей, и одна была хуже другой.

Они меня раскусили? Сейчас они пойдут за мной и убьют? А может, возьмутся сразу за генерала? Или начнут исполнение своего зловещего плана? А может, я себя не выдал?

Пока он шел ускоренным шагом обратно к генералу, его глаза невольно посмотрели на прибывший поезд. Оттуда начали выгружать патроны, и с каждым ящиком туда заходила одна женщина. Весь их багаж оставался в руках мужчин… Самих их туда не пускали. Слышался пронзительный плач и громкий бас солдат, разъединявших семьи. Кто — то из мужчин молчал, кто — то уговаривал жену пройти в поезд, а кто — то успокаивал…

Эшфорд обратил внимание на женщину, что стояла одна… И махала через забор кому — то. Адъютант посмотрел туда, и обомлел: это был мужчина в грязной, поношенной куртке, с порванными сапогами… За его спиной висела винтовка; лишь копна рыжих волос, выбивающаяся из — под шапки, хоть немного напоминала вид солдата до войны. Он рыдал, и одновременно с этим пытался прокричать ей что — то, но получались только обрывки слов: "Я… Найду! Те…Люб…Да!".

Адъютант вспомнил свою мать… Когда она провожала его точно так же на войну… Как через минуту после отправки, на станции послышались выстрелы.