Королева

Смит Салли Беделл

Тони Блэр, поддерживавший производство генетически модифицированной сельхозпродукции, пожаловался королеве годом ранее на публичные выступления Чарльза и возмущался перед Алистером Кэмпбеллом, что принц “оперирует избитыми доводами в духе “если бы Господь хотел, чтобы человек летал, он дал бы ему крылья” (63). Через министра Питера Мандельсона Блэр передал Чарльзу, что его высказывания “вредны, антинаучны и безответственны, учитывая не решенную пока проблему голода в развивающихся странах” (64).

Королева по обыкновению оставалась в стороне от дебатов и избегала конфронтации с предполагаемым престолонаследником. “Она позволила принцу Чарльзу найти занятие по душе, преследовать собственные цели и интересы” (65), – говорит Малкольм Росс. В то же время многие

его идеи казались ей сомнительными, и она высказывала советникам свои опасения, когда Чарльз ввязывался в публичные конфликты. “Их отношениям далеко до нежных, – признает Маргарет Роудз. – Они любят друг друга, но в этой семье не принято ласкаться” (66). В последние годы напряженность между королевой и наследником разрядилась, и они регулярно встречаются за совместными обедами.

Елизавета II постепенно перекладывает на Чарльза свои обязанности – проведение инвеститур, аудиенции с высокопоставленными лицами, знакомство с секретными документами, которые поступают к нему в персональных темно-зеленых ящиках. Согласно предположениям придворных сановников, если Филипп скончается прежде королевы, его нагрузка ляжет на Чарльза, который станет кем-то вроде генерального исполнительного директора при матери – председателе совета. “Это будет острый момент, – говорит один из бывших советников. – Принц Филипп – часть ее жизни и ее роли суверена” (67).

Советники, работающие и с Елизаветой II, и с Чарльзом, замечают разительные отличия и в подходе к возлагаемым на монарха обязанностям. У королевы инвеституры отработаны до мелочей, на каждого из сотни награждаемых во время часовой церемонии в бальном зале Букингемского дворца отводится ровно сорок секунд (68). По знаку адъютанта королева вручает награду, разглаживая ленту, “словно заботливая медсестра или няня” (69), как выразился однажды Сесил Битон. Затем с улыбкой, глядя в глаза награжденному (70), задает вопрос, выслушивает ответ и по звонку внутреннего будильника протягивает руку, прощаясь. Когда награждение проводит Чарльз, он может разговориться с кем-то надолго, иногда задерживая церемонию на добрых четверть часа.

Елизавета II и в других делах превосходит сына в организованности, методичности и дисциплине. Она никогда не оставляет неразобранными правительственные ящики, тогда как Чарльз частенько этим грешит, когда на него, по выражению одного из помощников, “находит”, и он начинает “лихорадочно строчить письма, править речи и читать бумаги” (71). Королева такое поведение считает блажью. (В 2009–2010 годах Чарльз лично написал 1869 писем (72). Принц Уэльский не читает газет (аллергия со времен Дианы), предпочитая получать ежедневные доклады от своих помощников и сводку текущих событий из журнала “The Week”. Королева опасается, что тем самым он сужает свой кругозор и лишается возможности выработать объективный взгляд на прессу.

Друзья и коллеги не раз слышали от Чарльза намеки на вероятное отречение матери от престола. В ноябре 1998 года королеве пришлось дать наследнику суровую отповедь, когда стараниями его пресс-секретаря Марка Болланда в газеты просочилась информация, что принц Уэльский будет “втайне рад” (73), если мать отречется. Чарльз принес королеве извинения и заверил, что таких слов не произносил. Елизавете II претит сама мысль об отречении, королева связана помазанием и принесенной на коронации клятвой. Когда в 2003 году Джордж Кэри пришел сообщить, что слагает с себя сан архиепископа Кентерберийского, королева сказала со вздохом: “Жаль, что мне так нельзя. Я должна держаться до конца” (74).

Единственное исключение, как объяснила королева своей кузине Маргарет Роудз, “если у меня случится инсульт или начнется болезнь Альцгеймера” (75). Но даже в этом случае, по словам Роудз, “она не отречется” (76). Если королева окажется недееспособной, принц Чарльз будет назначен регентом и станет действовать от ее имени согласно Закону о регентстве 1937 года.

По придворной традиции для королевы, ее мужа и старшего сына расписаны утвержденные ими самими сценарии похорон. Сценарий Филиппа носит название “Мост Форт” (в честь моста

через шотландский залив Ферт-оф-Форт), “Менайский мост” Чарльза назван в честь подвесного моста, связывающего Уэльс с островом Англси, “Лондонский мост” королевы в пояснениях не нуждается. Все три сценария проходят по ведомству лорда-гофмейстера и охватывают девять дней от смерти до погребения, с похоронными процессиями, церемонией прощания и церковными службами. “Сами “виновники” в подробности не вникают, – говорит Малкольм Росс, участвовавший в разработке. – Кому захочется вплотную заниматься собственными похоронами? Мы шлем им общие отчеты, их интересует только основное” (77). По крайней мере раз в год старшие придворные советники обсуждают организацию и проводят кабинетные учения.

В отличие от Эдуарда VII, Георга V и Георга VI, отпевания которых проводились в виндзорской часовне Святого Георгия после прощания в Вестминстерском зале, поминальная служба королевы будет проходить в Вестминстерском аббатстве, где последним из монархов отпевали Георга II в 1760 году. Часовня Святого Георгия и аббатство находятся на особом положении, принадлежа суверену, а не епархии. Однако, согласно бывшему старшему придворному сановнику, королева считает аббатство “главной церковью для себя и для англиканства” (78). Погребение пройдет в Виндзоре, в часовне Святого Георгия, где покоятся тела родителей и сестры Елизаветы II.

В ноябре 2010 года диктор NBC Брайан Уильямс, бравший у Чарльза телевизионное интервью, спросил, что будет, когда скончается королева. Ответ дался принцу нелегко. “Об этом лучше не думать. Конечно, когда это случится, придется что-то делать. Мысли на эту тему периодически проскакивают, но их лучше гнать. Понимаете, то, что произойдет, оно ведь произойдет после смерти мамы, а об этом думать совершенно не хочется” (79).

В том же интервью принц Уэльский впервые коснулся еще одной щекотливой темы – статуса его жены после восхождения на трон. Когда в 2005 году он женился на Камилле Паркер-Боулз, придворные советники успокоили преданных поклонников Дианы сообщением, что Камилла согласна довольствоваться титулом “принцессы-консорта”. Однако, наблюдая, как ответственно ведет себя Камилла в роли жены, прежние недоброжелатели, ополчившиеся на нее за годы романа с Чарльзом, постепенно меняли гнев на милость. Чарльз упоминал в узком кругу, что хотел бы видеть жену королевой-консортом, как в свое время Елизавета-старшая при Георге VI. Любой другой статус подразумевал бы мезальянс и неприемлемый “морганатический брак”. “Согласно обычаю и установленным правилам, жена получает тот же ранг, что и муж, – утверждает королевский историк Кеннет Роуз. – По действующим законам, никаких препятствий к появлению королевы Камиллы нет” (80). На прямой вопрос диктора NBC Уильямса, станет ли Камилла королевой, Чарльз ответил: “Поживем – увидим. Все может быть” (81).

Если Чарльз переживет мать, то станет следующим главой страны. Воцарение Карла III (или Георга VII, если он выберет в качестве тронного другое свое имя, с более приятными ассоциациями) сопряжено с рядом вопросов, открывающих дорогу реформаторам-республиканцам. В начале XXI века и лейбористы, и консерваторы рассматривали возможность внести изменения как в Закон о престолонаследии 1701 года, так и в закон о праве первородства, представляющие собой два столпа наследственной монархии.

Закон XVIII века был нужен для того, чтобы обеспечить воцарение монарха-протестанта, исключить католиков из очереди наследования и не допустить браков с католиками. Сторонники изменения данного закона считают его дискриминационным, поскольку ничто не мешает наследнику престола вступить в брак с представителем иудейской, мусульманской или индуистской веры. Кроме того, закон, действующий не первое столетие, нисколько не препятствовал католикам жениться на членах королевской семьи. Так, кузен королевы принц Майкл Кентский отказался от своего эфемерного шанса вступить на престол ради женитьбы на католичке, а жена Питера Филлипса, наоборот, перешла в лоно Англиканской церкви, чтобы не лишать его одиннадцатого места в пресловутой очереди.