Королева

Смит Салли Беделл

В четверг 7 июля 2005 года исламские террористы устроили взрывы в лондонском метро и нескольких автобусах – пятьдесят два человека погибли, семьсот получили ранения. В этот день королева сама приказала приспустить британский флаг над Букингемским дворцом. Назавтра она объезжала больницы, навещая раненых, и посетила место одного из взрывов. Вспоминая лозунг лондонцев “держись и делай свое дело” времен бомбардировок Второй мировой и терактов ИРА, Елизавета II заявила: “Хочу выразить восхищение лондонцами, которых не сломила вчерашняя трагедия и которые продолжают жить прежней жизнью вопреки всему. Это и есть ответ на совершенное бесчинство” (89).

Через неделю после терактов вся Европа почтила память жертв минутой молчания. Королева собрала родных на парадном дворе Букингемского дворца, и с двенадцатым ударом Биг-Бена все замерло. “Там, в арке, стояла королева, – вспоминает один из придворных. – Две минуты, с сумочкой на локте, совершенно одна, как символ единства и незыблемости” (90).

В октябре Маргарет Тэтчер отметила восьмидесятилетие приемом в отеле “Мандарин Ориентал” близ Гайд-парка. В отличие от своей августейшей ровесницы “железная леди” сильно сдала, перенеся несколько инсультов. Однако прибытие королевы привело ее в ощутимый восторг. “Ничего, если я до нее дотронусь?” (91) – спросила Тэтчер при виде Елизаветы II. Она протянула руку, и королева крепко сжала ее, когда бывшая премьер-министр присела в реверансе, хотя и не таком глубоком, как прежде. Затем ее величество, не отпуская руку Тэтчер, прошествовала с именинницей через толпу из шестисот пятидесяти гостей. “Очень непривычное зрелище для британцев, мы ведь знаем, что до королевы не

принято дотрагиваться, – говорит Чарльз Пауэлл. – Но они шли под руку, и Елизавета II провела Тэтчер по всему залу” (92).

К восьмидесятилетию самой Елизаветы II, которое наступило через полгода, в ее и детей жизни установилась долгожданная гармония. Чарльз произнес по телевидению речь в честь “дорогой mama” (93) и пригласил двадцать пять членов семьи на торжественный обед во дворце Кью, где королева сидела между ним и Уильямом. Наследник престола был счастлив с Камиллой, посвящая себя благотворительности и многочисленным общественным начинаниям; Эндрю уже пять лет работал полномочным представителем Британии в области международной торговли и инвестиций; Анна с мужем прилежно исполняли протокольные обязанности; Эдвард и София оставили частный сектор, чтобы в полную силу трудиться на королевской “фирме”. Кроме того, согласно обещанию, данному королевой в день свадьбы Эдварда в 1999 году, именно он должен был наследовать титул герцога Эдинбургского после Филиппа. И хотя восьмидесятипятилетний Филипп по-прежнему активно участвовал в мероприятиях, младший сын стал брать часть его обязанностей на себя – например, программу поощрения молодежи, известную как Награда герцога Эдинбургского.

На публике Елизавета II тщательно избегала любых комментариев по серьезным вопросам, высказываясь только с одобрения правительственных советников, которые, в свою очередь, следили за тем, чтобы не выдать ее политических пристрастий. Однако в кулуарах она периодически позволяла себе перейти черту. Летом 2004 года ее друг Уилл Фэриш, неудовлетворенный своей работой в должности посла США, подал в отставку. Его преемник Роберт Таттл прибыл вручать Елизавете II верительные грамоты в разгар трений посольства с Кеном Ливингстоном, либеральным мэром Лондона, который, стремясь избавить город от автомобильных пробок, ввел плату за въезд в центр. Сотрудники посольства отказывались платить сбор, считая его налоговым, а значит, их, как иностранцев, не касающимся.

После церемонии вручения верительных грамот в Букингемском дворце королева спросила Таттла: “Значит, вы считаете сбор против пробок налогом?” (94) – “Да, мэм”, – ответил Таттл. “И я так считаю”, – согласилась королева. “Я оглянулся на Майкла Джея, главу дипломатического корпуса, – вспоминает Таттл. – Он стоял обомлевший”.

Королева постепенно уходила от формализма и церемоний. Во время своего пятнадцатого визита в Австралию в марте 2006 года она посетила Игры Содружества, которые предпочитала называть “Дружескими играми”. Повинуясь духу всеобщего братства (95), Елизавета II присоединилась к участникам соревнований за ланчем в столовой и радостно позировала с одной из спортсменок, которая положила руку ее величеству на плечо. Не смутил ее и Эдди Дэниел, двадцатилетний боксер с островов Кука, который присел за стол рядом с ней и чмокнул в щеку. Она “просто улыбнулась в ответ” (96) на “знак уважения”, как охарактеризовал свой порыв Дэниел, добавив, что “королева просто молодец!”.

В первый день скачек в Аскоте в июне того же года королева открывала полностью перестроенный ипподром. Два года назад комплекс снесли подчистую и скачки временно перенесли в Йорк. Елизавета II с Филиппом принимали активное участие в разработке проекта. Новый комплекс, земля которого арендуется у имущества короны, обошелся в двести миллионов фунтов. Своим представителем в Аскоте королева назначила Перегрина Кавендиша, 12-го герцога Девонширского (в кругу друзей известного как Стокер), – он курировал проект и совещался с августейшей четой с появления самых первых планов по перестройке комплекса в 1996 году. “У принца Филиппа большой опыт по части самого разного строительства, – поясняет герцог, – поэтому он смотрел с точки зрения практического применения, а ее величество – с точки зрения удобства для скачек” (97).

Королева вникала во все, иногда интересуясь самыми неожиданными подробностями – от покрытия трека до конструкции уменьшенной по сравнению с прошлой, но так же великолепно оборудованной королевской ложи. Ложа вмещала два изогнутых дугой ряда удобных кресел (по четыре в ряду), телевизионные экраны, показывающие дорожку под четырьмя разными углами, стоячие места за креслами для остальных гостей, и чайную комнату с круглыми столиками. “Больше всего королеву интересовал грунт, – утверждает Стокер Девоншир, – и как по нему будут скакать лошади” (98). Для покрытия вырастили семьдесят акров специального газона в Линкольншире и, собрав его в нужный момент, перестелили трек.

Новые трибуны построили внушительные, с просторной светлой галереей за ложами и общими рядами. Многочисленным завсегдатаям тем не менее современный прилизанный стиль пришелся не по вкусу, а эскалаторы напомнили здание аэропорта. Жаловались также на ухудшение обзора с некоторых рядов, менее живописный паддок, невкусное угощение и трудности с ориентацией на местности.

Руководство Аскота потратило дополнительные десять миллионов на то, чтобы улучшить обзор на нижних рядах, а королева пригласила свою кузину леди Элизабет Энсон, заслуженного организатора приемов, принарядить шатры для гостей в королевском секторе и заодно подкорректировать меню.

В честь своего восьмидесятилетия Елизавета II позволила выпустить два документальных фильма, посвященные ее жизни и работе, уже, впрочем, без “проникновения за кулисы”, разрешенного почти четыре десятилетия назад в “Королевской семье”. Кроме того, она снялась в несколько наигранной ленте о новом своем портрете, который писал семидесятипятилетний австралийский художник и телеведущий Рольф Харрис. На поступившее от BBC предложение (99) двор ответил согласием уже через два дня – еще раз подтверждая готовность Елизаветы II отойти в глазах народа от традиционного образа.

Однако все успехи советников в выстраивании имиджа ее величества затмил вышедший на киноэкраны в 2006 году фильм “Королева”, одинаково восторженно принятый и публикой, и критиками. “Мы сделали из королевы голливудскую звезду” (100), – заявил режиссер Стивен Фрирс, что Елизавету II вряд ли обрадовало. Тем не менее фильм представил ее в новом свете, и, как ни парадоксально, в народном сознании настоящая королева соединилась с убежденной республиканкой Хелен Миррен (101), которая стала теперь преданной поклонницей ее величества. И, хотя большинство диалогов и эпизодов были выдуманы сценаристом Питером Морганом (принц Филипп никогда не называл жену “капусткой”, разве что “колбаской”), подготовительная работа велась серьезная, и сюжет строился на реальных событиях.

Фильм подкупал возможностью увидеть королеву с непривычной стороны – в бигуди и халате; переживающей худший в жизни кошмар после гибели Дианы; не лишенной недостатков, но уравновешивающей их добрыми побуждениями и, наконец, выражающей тревоги, сомнения и горечь самого зрителя. “Самое замечательное, что этот фильм обладает мифотворческими качествами”, – считает Фрэнсис Кэмпбелл-Престон, тридцать семь лет прослужившая фрейлиной у королевы-матери. И хотя текст в нем “не обязательно повторяет сказанное королевой, он соответствует истине” (102).

“Как я понимаю, вышел новый фильм, – сказала Елизавета II Тони Блэру на аудиенции, которая состоялась после выхода. – Имейте в виду, я не собираюсь его смотреть. А вы?” – “Нет, конечно нет” (103), – заверил Блэр. Однако кое-кто из родни все же пересказал королеве сюжет во всех подробностях по телефону. Услышав, что фильм сослужит хорошую службу монархии, она спросила, каким образом. “Он объясняет, почему ты не смогла приехать в Лондон, что ты в это время была прежде всего бабушкой, а не королевой” (104), – объяснили ей, посоветовав фильм все же не смотреть, чтобы “не переживать заново ту жуткую неделю” и “не раздражаться, глядя на себя в чужом изображении”.

Кто-то из знакомых мягко поддразнил Елизавету II (105), прислав комикс под названием “Королева” из журнала “The Spectator”. В нем изображался зал кинотеатра, где зрителю загораживала обзор сидящая впереди дама в короне. Королеву комикс рассмешил, однако друга она заверила, что не собирается нарушать

уговор с Блэром. Возможно, в ней говорило упрямство, но отсутствие склонности к самолюбованию тоже прослеживалось. Когда о фильме упомянул Монти Робертс, Елизавета II и его попросила не смотреть, пусть даже, как утверждают, ее представили там в выигрышном свете. “Это кому как” (106), – пояснила королева. “Думаю, она хотела, чтобы я знал ее настоящую, а не экранную”, – считает Робертс.

Тем не менее почти все знакомые королевы фильм посмотрели и почти единодушно признали экранный портрет “правдоподобным” (107), как выразилась Нэнси Рейган. Сходство ощущалось и в чертах характера, и в твердом шаге, и в манере надевать очки. Однако заметили они и другое: трагическая сюжетная линия вывела на первый план собранную и замкнутую публичную ипостась Елизаветы II, а не более открытую и веселую домашнюю. Большинство согласилось, что Филипп получился непривычно строгим, а королева-мать и Робин Джанврин просто непохожими на себя. Но даже Елизавета II, согласно утверждениям знакомых, не могла не оценить феноменальное влияние фильма. Придворные сановники радовались (108) волне статей о “балморалском шике” в модных журналах и растущей популярности вощеных барбуровских курток.

“Вот уже пятьдесят с лишним лет Елизавета Виндзор восхищает нас неизменным чувством собственного достоинства, неизменным чувством долга и неизменным стилем укладки (109), – заявила Хелен Миррен под одобрительный смех на вручении “Оскара” за лучшую женскую роль в феврале 2007 года. – Мы привыкли видеть ее в шляпе и при сумочке, твердо стоящей на ногах, несмотря на бушующие вокруг жизненные штормы, и я салютую ее мужеству и несгибаемости. Дамы и господа, – закончила она, подняв в вытянутой руке статуэтку “Оскара”, – представляю вашему вниманию “Королеву”!”

...

“Она настоящий образец для подражания и всегда поможет распутать любые проблемы и затруднения”.

Принц Уильям водит королеву по военной базе в Уэльсе, где он служил пилотом спасательного вертолета. Апрель 2011 года. Ian Jones Photography

Глава двадцатая Честь мундира

В апреле 2007 года Елизавета II впервые позировала для портрета американке – светскому фотографу Энни Лейбовиц. Мало того что сеанс пришлось из-за плотного графика королевы ограничить двадцатью пятью минутами, его еще снимали на камеру для очередной документальной ленты о работе королевы. Она согласилась надеть ослепительную диадему королевы Марии, бриллиантовое колье низама Хайдарабада, белое шелковое вечернее платье, вышитое золотом, и развевающуюся темно-синюю мантию ордена Подвязки. Лейбовиц несказанно удивилась (1), узнав, что ее величество делает макияж сама и укладывает волосы лишь раз в неделю.

В короткой беседе перед фотосессией королева очень тепло отзывалась о британском фотографе Джейн Баун, своей ровеснице, которая делала ее портрет годом ранее. “Она добиралась сюда сама, без помощников! И я помогала ей двигать мебель для композиции” (2), – вспомнила Елизавета II. “Завтра будет наоборот”, – пообещала Лейбовиц.

Королева, обычно по праву гордящаяся своей пунктуальностью, опоздала на фотосессию на двадцать минут. “У меня мало времени”, – заявила она фотографу, которая заметила, что горничные “стоят от нее метрах в пяти” (3).

Елизавету II определенно раздражали многочисленные помощники фотографа. Когда Лейбовиц попросила ее снять “корону”, чтобы сделать образ чуть менее пафосным, королева пробурчала: “Пафосным! Это еще что?” (4) Но вскоре она успокоилась и согласилась с предложениями фотографа поменять наряд и позу. Лейбовиц, по ее собственному признанию, понравилось, что королева “показала характер” (5), а готовность довести нервное и утомительное дело до конца вызывала огромное уважение.

Снимки получились поразительные. На самом впечатляющем из них королева без диадемы, в простом морском дождевике с начищенными медными пуговицами, скрывающем руки, стоит на фоне подложенного на компьютере пейзажа с зимним небом и голым дворцовым садом. Лейбовиц создала неприкрытую аллюзию на прежние легендарные образы кисти Битона и Аннигони, символизирующие одиночество королевы, а также попыталась передать “соответствующее данному жизненному этапу настроение” (6).

Фотографии представили публике накануне десятого визита Елизаветы II в США и третьего по счету государственного, принимающей стороной в котором выступили Джордж и Лора Буш. Перед отлетом королева устроила прием в Букингемском дворце для трехсот пятидесяти выдающихся американцев, проживающих в Лондоне. В число тех, кого представляли ее величеству, попал и корреспондент “Washington Post” Кевин Салливан – наряду с Доном Джонсоном, игравшим в вест-эндском мюзикле “Парни и куколки” (“Guys and Dolls”), оксфордскими гребцами Теренсом Койкером и Эндрю Райтом, а также Брайаном Макбрайдом, ведущим игроком футбольного клуба “Фулхэм”.

Звезду популярного сериала “Полиция Майами” (“Miami Vice”) королева в Джонсоне не признала, зато заинтересовалась гребцами, попросив разрешения взглянуть на их мозолистые ладони. “Королева внимательно их осмотрела, сочувственно цокая, будто парни были ее внуками” (7), – вспоминает Салливан, который к тому же подметил у ее величества “обезоруживающую искреннюю улыбку”, не похожую на характерную для политиков “приклеенную намертво”. Во время беседы Елизаветы II с Макбрайдом к ним, нарушив все правила протокола, пристроился еще один человек. “Вы тоже футболист?” (8) – спросила королева. “Нет. Я продаю вафельно-оладьевую смесь, в основном на Ближнем Востоке”. – “Надо же, чего люди только не едят”, – пробормотала королева и двинулась к следующей группе.

В четверг 3 мая Елизавета II и Филипп прибыли в Ричмонд, штат Вирджиния. В своей речи перед законодателями штата королева выразила соболезнования по поводу трагедии в Вирджинском политехе на предыдущей неделе, когда пробравшийся в здание вооруженный злоумышленник перестрелял тридцать студентов и преподавателей, а затем застрелился сам. Кроме того, Елизавета II изменила график визита, чтобы встретиться с жертвами трагедии. Затем она отправилась в Джеймстаун, первое британское поселение на американской земле, отмечавшее тогда четырехсотлетие, навестив его спустя пятьдесят лет после первого своего визита во времена Эйзенхауэра. При осмотре археологических находок ее взгляд упал на экспонат номер пятнадцать – железную лопатку с ярлыком “при сильных запорах”. Подозвав делегационного врача, коммандера Дэвида Суэйна, который всегда стоял чуть поодаль с черным медицинским чемоданчиком, содержащим жизненно необходимые лекарства и плазму крови, она воскликнула, показывая на страшное орудие: “Вам бы надо обзавестись!” (9)

На выходных она исполнила свою давнюю мечту посетить Кентуккийское дерби и в пятый раз погостила на ферме Фэришей. Бывший посол с супругой сохранили близкие отношения с королевой, и Сара Фэриш снова расцеловала ее величество в обе щеки.

Лошадей Елизаветы II в Кентукки теперь содержалось мало. Центр коневодства сместился на мощные конные заводы в Ирландии, предлагающие на выбор высококлассных производителей и избавляющие от необходимости переправлять конематок через Атлантику. Однако до 1998 года, пока не вступил в силу договор о мирном урегулировании, пути через Ирландское море были заказаны. Новый советник по племенной работе (10), зять Генри Карнарвона Джон Уоррен, старался улучшить крови королевской конюшни и сделать ее лошадей более конкурентоспособными, в надежде выиграть наконец не дающееся в руки Эпсомское дерби.

Все это, впрочем, не мешало королеве наслаждаться отдыхом в штате мятлика с друзьями-единомышленниками, знавшими ее не первое десятилетие, – и в этот раз к ней впервые присоединился Филипп. Она сидела в саду фермы Лейнс-Энд, попивая вечерний мартини, и переживала за дочь принцессы Анны Зару Филлипс, выступавшую на троеборье в Бадминтоне. “Никто не слушает бабушку!” (11) – сокрушалась она.

На Кентуккийском дерби в воскресенье королеву заинтриговал победивший жокей Келвин Борел, каджун, едва умеющий читать и писать, однако известный удивительным умением находить общий язык с лошадьми. Предвосхищая интерес гостьи (12), Лора Буш специально оставила два лишних места на запланированном через два дня торжественном обеде и пригласила Борела. Эми Цанцингер, секретарь по протокольным вопросам, помогла ему найти фрак, а его невесте – купить вечернее платье, договорившись, чтобы магазин одежды в Луисвилле поработал в воскресенье.