Королева
Шрифт:
Джордж Буш допустил ляп в приветственной речи на Южной лужайке Белого дома перед семью тысячами пришедших в понедельник 7 мая гостей. “Вы участвовали в праздновании двухсотлетия нашей страны в тысяча семьсот семьдесят… э-э, в тысяча девятьсот семьдесят шестом году”, – провозгласил он. Сделав паузу, он подмигнул королеве и сказал: “Она посмотрела на меня, как мать на неразумного сына” (13). Елизавета II и Филипп отобедали наверху, в Желтом овальном кабинете, в узком кругу семьи Буш, в том числе с первым президентом и Барбарой Буш, которые затем сопроводили высоких гостей к мемориалу Второй мировой войны на Эспланаде. Это был последний пункт насыщенного двухдневного графика, включавшего также посещение НАСА и Национального детского медицинского центра.
Если не считать короткого перехода через улицу с президентом и первой леди от Белого дома до Блэр-Хауса в первый день визита, королева почти не показывалась на публике. В стоящей за ограждением тысячной толпе было много детей, и Елизавета II останавливалась по дороге перекинуться с ними парой слов. “Очень мешали эти строгие меры безопасности. Даже прогулку расписали по минутам” (14), – сожалел один из участников делегации.
Днем на открытом приеме в британском посольстве королева, заметив своего знакомого, Фролика Уэймота, направилась прямо к нему. “Так рада вас видеть, – улыбнулась она. – Как вы? Слышала, болели?” (15) Зная, что Елизавета II собирает мельницы для перца, несколькими месяцами раньше он прислал ей пластиковую из итальянского ресторана – в виде официанта, который говорил с итальянским акцентом: “Вы свернете мне шею!” – когда мельницу крутили. Королева тут же поблагодарила его письмом, рассказав, как позабавила ее эта вещица. И теперь, под конец беседы в саду посольства, Уэймот спросил: “Мэм, прислать вам еще мельницу для перца?” “И тут, – вспоминает Уэймот, – она полностью преобразилась. Хохотала в голос, хлопая ладонью по сумочке. Но потом снова собралась и двинулась дальше, такая же элегантная”.
Прибыв вечером на торжественный обед, Елизавета II увидела в шеренге встречающих и Кевина Борела. Позируя
На следующий вечер Елизавета II давала ужин в честь Бушей в британском посольстве. Весь день советники уговаривали ее слегка проехаться в тосте насчет оговорки, допущенной президентом накануне, и в конце концов королева поддалась. “Я думала начать тост так: “Когда я была здесь в тысяча семьсот семьдесят шестом…” – но решила, что не стоит”, – провозгласила Елизавета II под одобрительный смех гостей. “Это был отличный ответ” (18), – отзывался позже Буш. Сразу после спуска королевского штандарта на флагштоке посольства королеву и Филиппа – прямо в вечернем платье с диадемой и во фраке – увезли на военную базу имени Эндрюса, откуда им предстоял перелет домой.
27 июня 2007 года Тони Блэр ушел с поста премьер-министра, уступив нажиму своего пятидесятишестилетнего министра финансов, Гордона Брауна. Шотландцу надоело десять лет играть вторую скрипку при харизматичном премьере, и он совершил тайный переворот. Блэр к тому времени утратил популярность из-за войны в Ираке, а возглавляемый Брауном блок Лейбористской партии набрал силу, и Блэр уступил давлению – через два месяца после того, как побил десятилетний рекорд пребывания на посту премьера. Сын священника Шотландской церкви, Браун учился в школе по экспериментальной программе, поступил в Эдинбургский университет в шестнадцать и через десять лет после окончания получил докторскую степень. Внешностью и характером он мало располагал к себе и в политике продвигался вопреки тому, что Блэр называл “лакуной – полным отсутствием интуиции, внутреннего чутья. Политический расчет – да, присутствует. Аналитический ум – несомненно. Эмоциональное чутье – по нулям” (19). Браун добивался успеха за счет безграничной энергии, впечатляющих умственных способностей и сосредоточенности. Однако среди политиков он был белой вороной – способным проявить остроумие, но зачастую неуклюжим и слишком скованным в светском общении.
Брауну пришлось в жизни нелегко. Из-за несчастного случая во время игры в регби в подростковом возрасте он ослеп на один глаз и стал хуже видеть другим. Он женился лишь в сорок девять лет, а в 2002 году они с женой Сарой лишились своего первенца – дочери, которая прожила всего десять дней. Позже у них родились двое сыновей, у одного из которых обнаружили муковисцидоз.
Елизавета II знала Брауна по брифингам, проводившимся перед представлением бюджета на текущий год. На прошлогодней аудиенции он пообещал королеве порадовать ее “хорошими новостями относительно обеспечения наших войск в Ираке” (20). “Их ведь там теснят повсюду”, – ответила королева. Услышав, что принц Эндрю недавно побывал в Ираке, Браун заверил, что правительство “намерено докупить вертолетов”. “Хорошо бы они еще работали, те вертолеты, которые мы приобретаем”, – метко сыронизировала Елизавета II.
Она обращалась с Брауном учтиво, и премьер-министр “проявлял огромное уважение к королевской семье” (21), как свидетельствует Саймон Льюис, служивший пресс-секретарем Брауна в последний год его пребывания в должности. “Когда возникали какие-то проблемы, связанные с двором, он говорил: “Саймон, мы должны быть на высоте”. Он очень трепетно относился к этим вопросам и неплохо ладил с королевой”. На руку Брауну играло и то, что, в отличие от Блэра – горожанина до мозга костей, – он вырос в сельской глуши, в доме с видом на залив Ферт-оф-Форт.
Брауну очень помогало умение королевы “отличать годное от негодного. Иногда случается и подкорректировать черновик речи после беседы с ней” (22). Однако особенно он ценил ее чувство юмора и способность “подметить что-то смешное и для нее, и для меня” (23). В кругу друзей королева нередко передразнивала (24) самого Брауна, пользуясь своим актерским талантом и привычкой к шотландскому акценту, который много лет был у нее на слуху. Когда в Балморал приезжал Браун, “в воздухе повисало напряжение” (25), по словам Маргарет Роудз.
20 ноября 2007 года Елизавета II и Филипп добрались до очередной значимой вехи, став первыми королевой и консортом, отмечающими шестидесятилетие супружеской жизни. “После ухода матери и сестры герцог Эдинбургский взял на себя роль наперсника” (26), – говорит один из старших советников королевы. Отлучаясь в Сандрингем на выходные поохотиться в Вуд-Фарм (27), он звонил жене каждый день. “Они не демонстрируют близость, но крепкая связь между ними ощущается, – утверждает другой сановник. – Королева по-прежнему оживляется при виде мужа. С ним она делается мягче, добрее и радостнее” (28).
Стали крепче и связывающие их религиозные узы. Если королева с детства хранила нерушимую верность Англиканской церкви, то Филипп шел долгим путем от греческого православия родителей через лоно англиканства к исследованию богословских и межрелигиозных проблем. “Он больше, чем королева, склонен к метаниям и больше упирает на интеллектуальную сторону, – говорит Джордж Кэри. – Он в поиске, он наводит мосты между разными религиями. У него на это больше времени, и королева ему не препятствует” (29).
Тем не менее Елизавету II и Филиппа, по свидетельству их кузины Памелы Хикс, “ни в коем случае нельзя вообразить этакими милыми голубками. Характер у обоих отнюдь не голубиный” (30). Одним из камней преткновения выступает пресса. “Я не читаю таблоиды! – презрительно фыркнул Филипп в ответ на вопрос “великого инквизитора” BBC в 2006 году. – Просматриваю максимум один. Одного достаточно. Терпеть их не могу. Но королева читает любую бумажонку, которая попадается ей на глаза!” (31)
После очередного, ставшего последней каплей падения (32) Филиппа на соревнованиях конных упряжек Елизавета II настояла, чтобы он отошел от участия, хотя это не помешало ему править упряжками на досуге. По другим вопросам королева старалась не спорить. Когда понадобилось перекрасить гардеробную мужа в Сандрингеме, “по настоянию ее величества нам пришлось подбирать колер под цвет старых грязных стен, чтобы герцог не заметил, – раскрывает тайну Тони Парнелл, смотритель, более трех десятилетий отвечавший за ремонт здания. – По-моему, удалось” (33).
Елизавета II предоставила Филиппу простор для экспериментов в управлении резиденциями. В результате в Сандрингеме создали трюфельную ферму, разводили французских куропаток (которых герцог назвал “редкостными тупицами” (34) и выращивали фрукты для производства яблочного сока и черносмородинового ликера. Филипп отвечал и за частную коллекцию живописи, покупая на выставках в Эдинбурге и развешивая в личных покоях полотна многообещающих молодых художников. Королева тем временем продолжала заниматься декором частных резиденций. “Она довольно скромна в выборе отделки и тканей, – говорит Тони Парнелл. – В качестве замены почти всегда ищется аналог” (35).
Филипп любил передвигаться по Лондону инкогнито на собственном черном такси-кебе, иногда сам садясь за руль. Однажды он приехал на нем на ужин к знакомым в скромную квартирку на окраине Белгравии, принадлежащую Джейн Вестморленд, вдове 15-го графа. “Он был в шоферской фуражке, а телохранитель сидел на заднем сиденье, – вспоминает Фролик Уэймот. – И он выписывал круг за кругом перед подъездом, показывая, как легко эта машина поворачивает” (36).
На публике Филипп по-прежнему мог заставить королеву понервничать своей несдержанностью в присутствии прессы. Депутат парламента от Лейбористской партии Крис Маллин вспоминает, как в 2003 году королева присутствовала на Конференции стран Содружества в Нигерии. Услышав произнесенную местным чиновником речь на открытии нового офиса Британского совета в Абудже, Филипп пробурчал: “Тарабарщина какая-то” (37). Потом он повернулся к группе женщин и спросил, не преподавателями ли они работают. Те ответили, что “вооружают народ знаниями”. “Вооружаете знаниями? – прогремел Филипп – Разве так говорят по-английски?” Как пишет Маллин в своем дневнике, “королева, почувствовав, что назревает скандал, повернулась и показала куда-то за балконную ограду со словами: “Смотри, какая керамика”. Герцог, не договорив, озадаченно шагнул к ней. Когда они ушли, я тоже подошел посмотреть. Никакой керамики не обнаружил”.
По просьбе королевы празднование бриллиантовой свадьбы прошло тихо, в семейном кругу. В воскресенье 18 ноября супруги отправились в Броудлендс и долго искали там дерево, под которым фотографировались во время медового месяца. Королева надела ту же двойную нитку жемчуга (38) и сапфировую брошь в обрамлении бриллиантов, что и шестьдесят лет назад. Воссоздали и композицию шестидесятилетней давности для официальной юбилейной фотографии – Елизавета II держит Филиппа под локоть, супруги с улыбкой смотрят друг на друга. Герцог, по сравнению со старым снимком, несколько утратил лихость, но во взгляде Елизаветы II чувствовалось прежнее тепло. Вечером Чарльз и Камилла устроили семейный ужин в Кларенс-Хаусе.
На следующий день королева и Филипп присутствовали на богослужении в Вестминстерском аббатстве, где принц Уильям зачитал отрывок из Евангелия от Иоанна со строкой: “Будем любить друг друга, потому что любовь от Бога” (39). Джуди Денч продекламировала стихотворение поэта-лауреата Эндрю Моушна, гласившее: “В многоголосье регламентов, обязательств и протоколов нежность свои вплетает чуткие ноты, и нам не узнать, каково это, когда каждый день, каждый жест на виду” (40).
20 ноября супруги вылетели на Мальту – в ностальгическое путешествие по острову, подарившему молодой чете незамутненное счастье и недолгую возможность пожить обычной жизнью. Через месяц они получили запоздалый юбилейный подарок – на свет появился их восьмой внук, Джеймс Александр Филипп Тео Уэссекский. Как и старшую дочь (41), Эдвард и София освободили его от титула “королевское высочество”, чтобы не ограничивать в выборе призвания.
Все время
Роль главы вооруженных сил – одна из самых священных обязанностей королевы. С ее пристрастием к иерархии, обычаям, традициям, подходом к гардеробу как к форме, она всегда радела за честь мундира. Бойцы знают, что сражаются за Родину и королеву. “Королевская семья гордится нашей армией, – заявил генерал Чарльз Гатри, барон Гатри из Крейгибанка, начальник штаба обороны с 1997 по 2001 год. – Что бы ни случилось, армия будет верна королеве, своему главнокомандующему” (43).
Со времен общения со стоящим в Виндзорском замке гарнизоном в дни Второй мировой и непродолжительной службы во Вспомогательном территориальном корпусе Елизавета II живо интересовалась военными делами, встречаясь с верховным командованием за ланчами, обедами и на аудиенциях. Она достаточно непринужденно чувствует себя в компании военных и без колебаний входит в расположение тысячного дивизиона. Однажды она с готовностью выслала (44) командиру подшефного полка журнальную фотографию пегого шайрского жеребца, которого прочила на роль драмхорса – лошади барабанщика – для Королевской конной гвардии.
Служащие при Елизавете II офицеры быстро усваивают, что с ней бесполезно тягаться в знании воинских традиций и уставов. У приглашенного на обед Джонни Мартин-Смита, лейтенанта караульной службы Виндзорского замка, ее величество поинтересовалась: “У Валлийской гвардии новая форма? С красными носками?” (45) Оказывается, она увидела из окна, как солдат Валлийской гвардии устанавливает помост для оркестра в красных носках вместо предписанных уставом зеленых.
“У королевы орлиное зрение – на пятнадцать орлов хватит” (46), – утверждает один из придворных. После ежегодного парада в честь дня рождения она высказывает критические замечания старшим офицерам – вплоть до того, почему такой-то солдат стоял на пару шагов дальше отведенного ему места или перебирал пальцами по ружейному стволу. “Надеюсь, порезанная рука скоро заживет”, – сказала она ответственному офицеру после одного из парадов. В переднем ряду один из солдат порезал руку штыком, и никто этого не заметил, кроме королевы, которая стояла чуть поодаль. “Кто-то порезал руку, мэм?” – удивился офицер. “Да. Третий или четвертый по центру шеренги”.
Королева “не станет читать трехтомник по истории Афганистана” (47), – заявил часто встречавшийся с ней Чарльз Гатри. Однако благодаря докладам офицеров, встречам с солдатами, возвращающимися с фронта, знакомству с правительственными документами и газетами, а также телевизионным новостям Елизавета II отлично знает, как идут дела. “С ней можно делиться соображениями, – говорит Гатри. – Можно критиковать правительство, она выслушает. Молча, без комментариев. Она не станет опускаться до сплетен, может уточнить определенные злободневные моменты, но допрос не устроит. Она не выпытывает, она беседует. Она полностью сознает свои конституционные полномочия и не переходит границ. Она не пытается командовать армией” (48).
Когда в 2006 году в целях снижения затрат лейбористы объединили ряд исторических армейских формирований, королева наводила справки, но в дебаты не вступала. “Она знала, что с полками у нас перебор, – говорит старший советник Блэра Джонатан Пауэлл. – Ее беспокоило происходящее, но она не лоббировала свои интересы” (49). Тем не менее, разговаривая с одним из высших армейских чинов (50), Елизавета II не смогла скрыть огорчения оттого, что легендарный “Черный дозор” сливают с пятью другими полками в составе нового Шотландского королевского полка. Королева-мать шестьдесят пять лет была почетным командиром “Черного дозора”, в этом же полку служили три ее брата, один из которых погиб в бою на Первой мировой.
Елизавета II полностью поддерживала Уильяма и Гарри в решении стать военными. “Это традиция, и традиция хорошая, – объяснял Чарльз Гатри, обсуждавший с ней перспективы. – Помогает набраться командирского опыта. Ставит королевских особ плечом к плечу с выходцами из самых разных слоев, из низов, что тоже очень полезно” (51). То, что принцы отдали предпочтение сухопутным войскам, а не военно-морскому флоту, где служили их отец, дядя и дед, отражало практические реалии современной войны и, увы, падение престижа Британии как морской державы. Кроме того, армия позволила Уильяму и Гарри укрыться от всевидящего ока прессы.
Армейская дисциплина и товарищество особенно помогли Гарри, который в силу своего безответственного характера рисковал покатиться по наклонной. Поймав сына в семнадцать лет за курением марихуаны, отец отправил его на экскурсию в наркологический центр послушать лечащихся от наркотической зависимости. Были и другие неприятные инциденты с участием номера третьего в очереди престолонаследования – пьяные дебоши в лондонских клубах и костюмированная вечеринка, куда Гарри явился со свастикой на рукаве. Из-за рыжих волос и веснушек злые языки долго подозревали в отцовстве Гарри Джеймса Хьюитта – хотя имеются документальные подтверждения того факта (52), что Диана познакомилась с офицером лишь после рождения младшего сына. Сама Диана пошла внешностью в бабушку по материнской линии, Рут Фермой, и мало напоминала отцовскую родню, а Гарри, наоборот, унаследовал фамильную спенсеровскую рыжину.
Изначально Гарри собирались отправить в Ирак. Он был решительно настроен (53) служить со своей частью, но, когда объявление об отправке, сделанное зимой 2007 года, спровоцировало угрозы против него со стороны террористов, командующий армией сэр Ричард Даннатт (54) отменил приказ. Королева, выступавшая за отправку, помогла Гарри пережить досаду и поддержала его в решении “не унывать и делать свое дело” (55).
Когда в том же году полк “Блюз энд Ройялз” передислоцировали в Афганистан, Даннатт проконсультировался с Гордоном Брауном, принцем Уэльским и королевой. Было принято решение отправить Гарри на условиях договоренности (56), достигнутой с рядом новостных организаций, согласившихся опубликовать подробности службы лишь после благополучного возвращения принца в Британию. Королева не колебалась ни секунды, как и тогда, когда отправляла на войну Эндрю двадцать пять лет назад. Внуку она сообщила новость в декабре, во время выходных в Балморале. “Думаю, она рада, что мне выпала возможность добиться своей цели, – сказал тогда Гарри. – С ней очень приятно это обсудить” (57).
С самого своего прибытия за несколько дней до Рождества Гарри служил на передовой оперативной базе под регулярным пулеметным, снайперским, ракетным и минометным огнем. Он наносил воздушные удары и патрулировал опасные районы, захваченные талибами. Как командир, отвечающий за одиннадцать бойцов разведки, он несомненно подвергался опасности. При этом он “драил сортиры” наравне с остальными, готовил паек, по очереди с товарищами заваривал чай и кофе, чистил оружие и снаряжение” (58), – писал полковник Ричард Кемп, бывший командующий британскими войсками в Афганистане.
Его назначение продержалось в секрете десять недель – пока тайну не нарушили австралийский журнал и немецкая газета, вслед за которыми новость подхватил американский сайт “Drudge Report”. Приказом Министерства обороны Гарри отозвали из Гильменда – отчасти ради безопасности его боевого отряда. Перед отъездом принц заявил: “Все мои мечты сбылись. Я сделал свою работу. Приятно хоть иногда побыть обычным человеком (59). Наверное, ничего более обычного мне не светит” (60).Конец 2007 года ознаменовался выходом еще одного художественного произведения, которое приковало к королеве внимание общественности. В повести “Непростой читатель” Алана Беннетта Елизавета II проникается страстью к чтению, наверстывая упущенное (61) в ранние годы. Забывая о своих официальных обязанностях, она глотает книгу за книгой без разбора – в ее списке Митфорд, Остен, Бальзак, Пипс, Байетт, Макьюэн, Рот и даже мемуары Лорен Бэколл, которой она завидует, потому что “та родилась под более счастливой звездой” (62). Королева озадачивает своих собеседников вопросом о любимых книгах, устраивает переполох среди родни и придворных и в конце концов решает заняться сочинительством, чтобы переосмыслить свою жизнь, “используя анализ и размышления” (63).
Сюжет, учитывая практический склад ума и глубокое чувство ответственности Елизаветы II, совершенно надуманный. Однако, как и в “Вопросе точки зрения”, вышедшем двадцать лет назад, Беннетт выводит на первый план недооцененные черты ее величества – проницательность, любознательность, наблюдательность. Королева в его повести, восклицающая: “Ну давай, не тяни!” (64) – когда читает за чаем Генри Джеймса, довольно точно копирует ироничные реплики настоящей Елизаветы II.
Книга быстро стала бестселлером в Британии и Соединенных Штатах благодаря восторженным отзывам критиков и читателей. После “Королевы”, писал Джереми Маккартер в книжном обозрении “The New York Times”, “эта книга подарила нам еще один повод проникнуться симпатией к ее величеству и еще раз напомнила, что и великим ничто человеческое не чуждо” (65). Как и фильм, книга Беннетта откликнулась на желание извлечь Елизавету II из королевского кокона, показать присущее ей скрытое озорство. Самый трогательный момент повести – когда персонаж, нарисованный Беннеттом, обнаруживает, что за чтением сливается с толпой остальных читателей: “Чтение анонимно, его можно разделить с другими, оно общее для всех. <…> Странствуя по страницам книг, она оставалась неузнанной” (66).
Подлинная Елизавета II хранит свои литературные пристрастия в тайне, однако это не мешает ей живо интересоваться ежегодной премией Содружества, за которую состязаются писатели всего мира. Произведения лауреатов королева читает и ради удовольствия, и из чувства долга. В большинстве случаев это исторические романы: среди отмеченных ею в последние годы – “Тайная река”(“The Secret River”) Кейт Гренвилл – о первых колонистах Австралии, “Мистер Пип” (“Mister Pip”) Ллойда Джонса о Папуа – Новой Гвинее и “Книга негров” (“The Book of Negroes”) Лоуренса Хилла о работорговле с Канадой. Каждое лето королева приглашает лауреата в Букингемский дворец на аудиенцию. “Все очень по-домашнему, – говорит директор Фонда Содружества Марк Коллинз, который сопровождает писателей. – Встреча проходит наверху, в личных покоях, кругом носятся собаки” (67). В увлеченной двадцатиминутной беседе Елизавета II успевает расспросить писателя о его корнях, об источнике вдохновения и о том, как шла работа над книгой. “Ей интересно, как выбиралось место действия, как лепились персонажи, что писатель думает об обсуждаемой стране, – вспоминает Коллинз. – Разговор идет как по маслу”.