Коронованный наемник
Шрифт:
Сарн стоял на смотровой вышке, глядя вдаль и полной грудью вбирая безмолвную стужу соснового леса. Слепой отблеск луны плясал в зрачках, мерцали мелкие снежинки, запутавшиеся в черной гриве. Словом, поэт нашел бы несомненную красу в той ночи над лесным фортом и ее одиноком часовом. Но более приземленный, а потому менее восторженный зритель заметил бы иное – хотя с каждым выдохом зыбкое облако пара слетало с губ эльфа, плащ не покрывал его плеч, а на руках, крепко сжимавших древко лука, не было перчаток. Сарн не чувствовал покоя в хрустальной ночной тиши. Замерший лес не спал… Он притих, прислушиваясь к чему-то, пока еще прячущемуся во тьме.
Оно давно уже пряталось там. Оно бесшумно окружало форт,
Сарн успел возненавидеть тишину. Возненавидеть блеск вычищенного клинка и безупречную серебряную гладь снега, выстилавшую поляну перед фортом. Чего не дал бы он сейчас за горячую кровь живого, настоящего врага на холодной стали, за осязаемые фигуры противников у стены!
Постоянное ощущение надвигающейся угрозы отравляло обитателей форта. Крестьяне, и прежде тосковавшие по мирной жизни и родным селам, все труднее переносили сгущавшееся напряжение. Среди крестьян хватало отважных людей, кто не трепетал перед стычкой с врагом, но затягивающееся ожидание нападения деморализует и более привычных к ратному делу людей. Селяне боялись за оставшуюся в Тон-Гарте родню, о которой давно не получали вестей, а все не обнаруживающий себя враг уже начал обрастать в воспаленном воображении людей надуманными демоническими чертами. Среди крестьян началось брожение. В форте часто вспыхивали ссоры и драки, любое неосторожное слово могло вызвать потасовку. Одни ирин-таурцы теперь жили в постоянном страхе и, терзаемые непреходящим предчувствием опасности, почти не могли есть, дурно спали и постепенно лишались сил и воли к обороне. Другие впадали в иную крайность и постоянно искали выхода давящей тревоге, затевая беспрестанные свары. Были и те, кто замыкался в ожидании грядущих событий, не позволяя себе потерять самообладание, и эта угрюмая стойкость вызывала у иных, более слабых, беспричинную ненависть.
Никогда прежде Сарну люди не были так гадки. Он чувствовал себя, словно пастух, пытающийся в грозу переправить стадо овец через бурный поток. Он не мог отвернуться ни на миг, ни на секунду не мог потерять бдительности – темные углы форта, словно ульи, вибрировали зарождающимся бунтом. Едва ли селяне знали бы, что делать и как себя защитить, если б десять эльфов не стояли неколебимым строем на страже их жизней, но усталость, страх и напряжение лишали ирин-таурцев здравого смысла, и в бессмысленном неповиновении эльфам находило выход скопившееся отчаяние.
… Сарн был не единственным, кто мучился бездействием, чувствуя спиной враждебные взгляды измученных людей. Все пять фортов переживали одну и ту же иссушающую неизвестность. Не лишь эльфы, но и люди явственно ощущали присутствие врага, но дни шли, а атак все не было, и у крестьян все быстрее сдавали внутренние резервы сил и решимости. Каждые два дня неизменные отряды выходили из фортов на охоту и рубку дров, и ни разу ни один подозрительный звук не всколыхнул лесного покоя. Но что-то было вокруг. Что-то, что выжидало, оттягивая момент нападения и наслаждаясь страхом взвинченных защитников фортов…
…Эру… Неужели и сегодня ночь закончится таким же тягостным рассветом, несущим опустошение и глухую злость?
Эльф потер замерзшие ладони и перехватил лук поудобней.
Леголас давно не появлялся в форте, хотя прежде объезжал укрепления едва ли не каждый день. Но после своего странного исчезновения принц ни разу не посетил ни один из фортов, а ведь вернулся он уже три дня назад… Прочие члены отряда знали, что у командира множество дел в Тон-Гарте, а потому не удивлялись, но Сарн чувствовал, что с другом что-то неладно. Узнав об исчезновении принца, а затем о его возвращении, он примчался в столицу, не щадя коня. Привычно бросился навстречу Леголасу – и наткнулся на лихорадочно блестящий взгляд, полный странного нетерпения, досады и… приглушенного, томительного страха. Сарн жадно расспрашивал, рассказывал о чем-то, но ощущал, что друг не слушает его. Леголаса угнетала какая-то иная мысль, и ему было не до всего прочего. Такого пока не случалось, Сарн привык быть первым, а часто и единственным, кому принц выкладывал все свои заботы. Что же на сей раз было не так?..
Сарн вскинул голову – небосвод начал выцветать, ночь снова не принесла новостей. Что ж, похоже, форту придется подождать его…
«Леголас!»… «Леголас… лас…ласс…»!
Убирайся к Морготу, кто б ты ни была… Больно… Эру милосердный, как больно… Сердце редко и неритмично колотит в ребра, словно узник, в исступлении бьющий кулаком в кованую дверь. И каждый удар рассыпает по телу ветвящиеся потоки боли. Губы онемели, и цепочки оранжевых кругов бездонными тоннелями нижутся перед глазами, и отчего-то хочется ощупать лицо, а пальцы не слушаются, неловко скользя по покрытому холодной испариной лбу.
Хельга… Она зовет, обещая забрать боль и облегчить муки… Но как ее найти?.. Подскажи… Подскажи, умоляю… Я приду куда угодно, только пусть это прекратится…
Леголас разметался на смятых простынях, мокрых от пота. Боль выворачивала сознание наизнанку, грудь стягивал тугой обруч, стены комнаты то сжимались, грозя раздавить эльфа, то стремительно отшатывались в стороны, огоньки свечей вычерчивали на потолке безобразные гримасы. «Леголас!.. Леголас…лас…лас…!» Раскаленный бур вгрызся куда-то в самое нутро, и лихолесец зарычал, горстями сжимая простыни в кулаках. Почему он не теряет сознания? Хельга… Сжалься, пощади… Скажи, куда мне надобно идти? Я пойду на край света, я сделаю все, что ты прикажешь… Только сжалься…
«Раб Слез», раб… Эльф приподнялся на локтях, но руки ослабели, и он снова рухнул на постель. Он никогда не был рабом… Неужели он пойдет на поклон неведомой твари только из-за боли? К Морготу боль, к Морготу проклятую Хельгу, в прошлый раз боль ушла сама… Нужно перетерпеть ее… Вдох-выдох…Вдох-выдох…Просто терпеть…
Какой-то новый звук ворвался в наполняющий голову гул. Еще раз, и снова… В полубеспамятстве Леголас понял, что кто-то настойчиво стучит в дверь его покоев.
Что за морготова стужа! Сарн шагнул в распахнувшиеся двери и блаженно сбросил капюшон. В холле Бервирова замка тоже стоял отчаянный холод, но после нескольких часов галопа на ледяном ветру, несущем мокрый снег, эльфу казалось, что под старинными сводами тепло, словно в деревенском доме.
Десятник оглянулся на лакея, отворившего ему дверь, собираясь уже что-то сказать, но в эту минуту сверху донесся глуховатый голос:
– Здравствуйте, Сарн. Прошу вас, поднимитесь ко мне.
На крутой лестнице стоял князь, и эльфу показалось, что Иниваэль успел еще более постареть за несколько последних дней. Поклонившись правителю, десятник взбежал по лестнице:
– Ваше сиятельство, здравия вам и процветания! Я с докладом из форта.
Князь кивнул, стягивая на груди плащ: