Коронованный наемник
Шрифт:
Его слова упали в пространство, оставив за собой плотную, густую тишину. Леголас облизнул губы, зачем-то повернул кружку ручкой в другую сторону:
– Так. Я видел княжну совсем недавно, и она была в полном здравии.
Рыцарь не отвел взгляда:
– Вы видели не ее.
– Допустим… Но если Эрсилия…здесь, кто же сейчас находится в Тон-Гарте?
– В замке – Камрин, моя сестра.
В очаге дымно потрескивали сыроватые дрова, нарушая тишину. Наконец молчание стало бессмысленным. Леголас залпом допил вино:
– Простите, Йолаф. Признаюсь, вы ошеломили меня. Но теперь прошу вас, расскажите мне все с самого начала, я совершенно запутался.
Видимо, рыцаря тяготила необходимость этого сложного признания, потому что теперь казалось, что гнетущее его напряжение схлынуло. Тоже налив себе вина, Йолаф начал:
– Я не знаю, известно ли вам о судьбе моей сестры… Кэмми была лучшей подругой Эрсилии. Я… ммм… снискал...– Йолаф безнадежно покачал головой, – не буду вертеть словами,
Словом, наши встречи продолжались, пока в один проклятый день по пути в мой лагерь девушек не атаковал орочий отряд. Это было странно, орки старались поддерживать с княжеством мир, и доселе мы опасались лишь варгов, живших тут с незапамятных времен. Мы с моими бойцами подоспели почти сразу, княжну удалось отбить у мерзавцев, но Камрин в разгар боя они увезли. Мы пытались преследовать их, однако, как вы, наверняка, заметили, кони не могут тягаться с варгами в скорости и маневренности.
Леголас молча слушал. Пока что почти все рассказанное было ему известно, но этого рассказчика нужно было выслушать, не перебивая.
– Дальше был сущий кошмар. Я разыскивал сестру, но нашел лишь ее одежду и пряди волос у кострища с обгоревшими останками, а князь не позволил мне организовать карательную экспедицию, боялся, что развяжется война. Эрсилию отослали с матерью в Итилиэн. Я так и не смог смириться с потерей Кэмми, я тосковал по Эрсилии, мои отношения с князем все больше разлаживались, я выпивал, буйствовал, словом… тот период не делает мне чести. Через два с лишним года Эрсилия вернулась, и я, невзирая на запрет князя, выехал ей навстречу. Леголас… – Йолаф стиснул зубы, глядя куда-то поверх плеча лихолесца, – мы ожидали встретить свиту княгини едва ли дальше пяти лиг от столицы. Мы уезжали все дальше, недоумевая, почему она задерживается. Наконец мы достигли места их последней остановки. И застали лишь поляну, усеянную телами. Княгиня, Эрсилия и их свита остановились на отдых у ручья, куда ходят на водопой варги. Как долго я не мог забыть остановившийся, беспомощный взгляд княгини и растерзанные клочья багровой парчи на ее груди… Но среди всех убитых мы так и не нашли Эрсилию. Отправив тела в замок со своим отрядом, я в одиночку пустился прочесывать лес. Я плохо понимал, на что надеюсь, но я уже потерял Кэмми, и на сей раз не собирался отступать. Двое суток спустя я углубился в лес почти до самых гор. А еще через день угодил в орочью засаду и попал в плен. Меня сразу поразило, что орки вели себя не агрессивно, относясь ко мне, скорее, как к равному, нежели к врагу. Я был доставлен в горы, где предстал перед неким вождем, по имени…
– …Сармагат, – машинально обронил Леголас, и брови Йолафа дрогнули:
– Вы уже знаете об этом ублюдке? Что ж, тем лучше… Да, так я впервые встретился с Сармагатом. Он принял меня, как почетного гостя, но я ощущал, что это, скорее, ирония. На следующий день он сообщил мне, что у него есть для меня важные новости, и моя дальнейшая судьба зависит от того, как именно я сумею ими распорядиться. Не стану тянуть... Эрсилия была у Сармагата. Ее, смертельно напуганную, но почти невредимую, нашел у ручья некто Таргис, что заведует в свите Сармагата верховыми варгами. Он спас ее, отогнав зверей, но… Эрсилия была заражена. Я слыхал о Волчьем безумии и прежде, хотя ни разу не видел недужного. Поначалу я не поверил вождю, но тот… Он показал мне одного несчастного, сидящего в зарешеченном закутке… Леголас, я кое-чего повидал на своем веку, но клянусь, в жизни не видел ничего страшнее… Сармагат же, оставив свою показную любезность, коротко и четко изложил мне суть дела. Эрсилия пала жертвой Волчьего безумия, и ее будущее я только что увидел. Сармагат владеет секретом исцеления этой хвори, но за этот секрет я должен буду выполнить ряд его условий. Они заключались в следующем: я оставлю Эрсилию у него, а сам привезу в Тон-Гарт другую девушку, что выдаст себя за княжну. Сам я должен буду разжечь в войске бунт и увести из столицы возможно больше солдат, оставив Тон-Гарт беззащитным. Далее же от меня требовалось скрываться в лесах, как подобает мятежнику и преступнику, и сохранять полный нейтралитет вне зависимости от происходящих в княжестве волнений. Иначе Эрсилию ждет смерть, а Волчье безумие начнет бушевать в княжестве, пока оно не станет самым гиблым местом Средиземья, населенным ордами чудовищ. Думаю, вы догадываетесь, что я ответил Сармагату.
–
– Верно. В ответ же на мою отповедь, орк усмехнулся и сказал, что я еще не знаком с новой княжной. На его зов явился один из его мерзких лакеишек и ввел в зал... Камрин. Принц, это была она… Я сразу узнал ее, хоть и не сразу поверил… Она так изменилась… Кэмми все эти годы была в плену у Сармагата. Он пощадил ее, более того, она вовсе не была измождена или напугана. Я не знал тогда, как Сармагат сумел подчинить ее своему влиянию, но Камрин уже все знала и готова была действовать. Встреча с сестрой потрясла меня, но верить Сармагату я все же не мог и тем более не хотел ему помогать. Опасаясь все же, что он не лжет о недуге Эрсилии, я выставил условие, что заберу княжну в Тон-Гарт до тех пор, пока болезнь не проявится. Если же это произойдет – я выполню все требования Сармагата. Орк лишь усмехнулся и согласился в тот же миг, что, по сути, убедило меня в его правоте. Ту ночь я провел в разговорах с сестрой. Кэмми изменилась… да. Но она все же осталась собой. Она сначала рыдала у меня на плече, потом взахлеб рассказывала о годах плена, потом снова плакала об Эрсилии. Ну а дальше… Я привез княжну в столицу. Месяц она провела в своих покоях, почти не выходя и не принимая никого, кроме меня и отца. Даже слуги не видели ее. Она боялась, что болезнь даст о себе знать, и о ней станет известно в Тон-Гарте. Вероятно, она чувствовала. Потом началось… Бессонница, приступы ярости, затем отметины на лице… – Йолаф болезненно прикусил губу, нахмурился, – да что там говорить… Через две недели после начала обращения я отвез Эрсилию к Сармагату, забрал Камрин и согласился на все условия. Кэмми быстро вошла в свою роль, а в замке объявили, что княжна встала с одра долгой болезни… Я же начал готовить восстание… Поначалу мне не верили, я не раз стоял на грани смерти от рук собственных однополчан. Но я убеждал их, что в княжестве завелась страшная болезнь, она грозит всем, а князь не согласен вести переговоры с орками, которые знают, как бороться с напастью. Не буду вас утомлять… Я изворачивался, подстрекал, рассказывал жуткие подробности о Волчьем безумии, клял князя за преступное бездействие, слабость, уверял, что вдали от его притеснений мы, быть может, сумеем найти причину беды. Затем, словно мне в подмогу, в деревнях там и сям участились случаи хвори, появились разбойничьи банды, начался голод, князь же все туже затягивал узлы, отправляя нас в патрули и приказывая наказывать плетьми на неуплату податей. Одним словом, мне удался замысел Сармагата. Пришел день, когда войска, взбешенные царящими в княжестве тиранией и беззаконием, покинули столицу во главе со мной. С тех пор мы прячемся в пещерах. Несмотря на требования Сармагата, мы пытались хоть немного держать в узде разбойников и мародеров. Когда обращение Эрсилии усугубилось, и она стала неузнаваема, я забрал ее к себе. Она боится орков, я последний, кого она пока еще узнает. Остальное вы знаете…
Леголас слушал этот непростой, местами совершенно неправдоподобный рассказ. И со странной отчетливостью понимал, что за тривиальными фразами, за лишенными всякого красноречия, сухими оборотами зияет целая пропасть боли, сомнений, страданий и мучительной необходимости тяжкого выбора.
– Вам нелегко пришлось, Йолаф, – пробормотал он, сдвигая брови, – но Эру… Я не понимаю… Как можно подменить человека в родном доме? Все в княжестве уверены, что в замке заправляет Эрсилия.
Рыцарь усмехнулся уголками губ:
– Эльфы… Что для вас два года… Вы не представляете себе, Леголас, как этот короткий срок способен изменить юную деву. Как бескрылый гусенок, нелепый, длинношеий, угловатый и трогательный вдруг обращается белым лебедем… В Ирин-Тауре нравы среди придворных дам строги, не чета крестьянству, девицам на выданье не положено часто появляться перед солдатами и гостями, на людях им покрывают голову и плечи, а лицо слишком сильно меняется, взрослея, довольно и серых глаз, чтоб всех вести в заблуждение. То, что Кэмми сейчас часто ходит без покрывала – дань ее статусу незамужней хозяйки замка. Слуги поахали, как изменила княжну разлука, смерть матери и долгая болезнь, тем дело и ограничилось.
– А князь Иниваэль? Не станете ли вы утверждать…
– Конечно, нет… Князь в курсе всей этой канители. Но если я на все готов ради Эрсилии – подумайте, что чувствует князь… На кону не лишь жизнь дочери, но и судьба всего княжества. Поначалу для него это было сущим кошмаром. Он очень сдал в тот страшный месяц. Но потом, к моему удивлению, он нашел в Камрин утешение. Она говорит, что подчас он даже наедине держится с нею совершенно, как с родной дочерью.
Лихолесец почувствовал, как вопросы, словно растревоженные пчелы, гудят в голове:
– Йолаф, как вы узнали меня в этом облике там, в лесу?
Рыцарь пожал широкими плечами:
– Я знал о вашей болезни давно. Кэмми рассказала.
Принц едва не подпрыгнул:
– Так Эрси… Камрин все это время знала, что я вскоре начну обращаться?
– Она догадывалась.
– Почему она не предупредила меня?
– Камрин не было известно, что именно с вами произойдет. Доселе она видела лишь обращение людей. Она долго надеялась, что на вас и вовсе не подействует проклятие Плачущей Хельги, но, когда у вас начались приступы боли, она сказала мне, что вы попали в беду.