Коронованный наемник
Шрифт:
Йолаф замолчал на несколько секунд, и Леголас не прерывал молчания. Он видел, что рыцарь пытается снова собраться с мыслями. Но Йолаф поднял взгляд, и на сей раз в серых глазах была лишь привычная Леголасу сдержанная суровая решимость.
– Мы не о том говорим, принц, – ровно вымолвил он, – в сущности, мои личные беды и переживания – вовсе не твоя печаль.
– Быть может, – Леголас подался вперед, – но Йолаф, меня терзает недоумение. Я месяцами бился лбом в глухую стену, пытаясь выяснить, в чем первоисточник Волчьего безумия. Крестьяне упорно утверждали, что не знают этого, то же самое утверждал и князь. Ты же раскрыл мне этот секрет без всяких колебаний. Так какого же Моргота Иниваэль строит из себя слепое неведение? А он был очень убедителен, уверяя меня, что не знает причин болезни. И почему крестьяне все еще трепещут перед Волчьей хворью? Неужели ты не предупредил их об опасности? Ведь достаточно обходить стороной Плачущую Хельгу. В конце концов, можно обрушить скалу, завалив ручей.
Йолаф дернул уголком рта:
– Эру, Леголас, если б все было так просто. Если
– Не особо, – признался лихолесец, – моей задачей в чужих землях обычно всегда была лишь война, а переговоры я вел с правителями и военачальниками.
– Вот, – спокойно кивнул Йолаф, – потому тебе трудно понять. Селяне невежественны, друг мой. Они упрямы, они фанатически привержены традициям, суевериям и убеждениям предков. Их очень трудно переубедить в чем то, во что они верили хотя бы несколько лет. Хельга считается чудодейственным источником, я уже упоминал это. И вдруг является государственный преступник, подозреваемый в разбое и мародерстве, и заявляет, что священная Хельга – корень болезни, наводящей на всех страх. А ведь к ней ходили молиться о заболевших, ее водой пытались лечить тех, кто от нее же и захворал. Представь, Леголас, что мне отвечали. Все мои попытки увенчались лишь тем, что меня заподозрили в пособничестве темным силам, наводящим хворь на княжество. Вот так, принц. Поверь, порой я чувствую себя человеком, волокущим из пожара отбивающегося соседа, который уверен, что я выгоняю его на улицу, чтоб завладеть его горящим домом. Я уверен, тебе тоже не стали рассказывать о моих предостережениях, чтоб ты не вздумал выставить у Хельги вооруженную охрану или придумать еще какую-то упреждающую меру. Кэмми пыталась воспользоваться княжеской властью и запретить пить из источника. Но она совсем юна, и многие крестьяне считают, что дочь князя ничего не смыслит в премудростях сельских верований, а потому ее вздору подчиняться ни к чему.
Леголас задумчиво очертил пальцами край стола. Все объяснения Йолафа были логичны и разумны. Однако он отчетливо ощущал: что-то не сходилось.
– Послушай, – осторожно спросил он, – а как Сармагат относится к тому, что ты то и дело встаешь на мою сторону? Ты дважды вступал в битвы против его отрядов. Это противоречит его требованиям о нейтралитете.
Йолаф помолчал:
– Да, – вдруг сухо отсек он, – и именно об этом нам и следовало потолковать еще три месяца назад.
– Я слушаю, – Леголас подобрался. Похоже, сейчас он сумеет нащупать то самое несоответствие, маячившее в рассказе рыцаря, но не дававшееся в руки… – что за блажь толкнула тебя на такой риск.
Рыцарь оценивающе посмотрел в глаза лихолесцу, а потом произнес четко и с полускрытым вызовом:
– Риск был меньше, чем тебе кажется. Но дело не во мне и моих резонах. Леголас, я и князю был не слишком покорным вассалом. И на Сармагата я тоже пытался найти управу самостоятельно. Сармагат – отменный манипулятор. О тайне воды Плачущей Хельги он мне рассказывать не спешил, а потому болезнь Эрсилии, двадцати моих воинов, а также распространение болезни в княжестве я долго считал проявлением его собственной власти. Конечно, мне пришел в голову самый простой путь решения задачи. Я посчитал, что, убив Сармагата, я, по крайней мере, остановлю эпидемию. Пусть это и не спасло бы уже заболевших… Я некоторое время следил за его логовом, но вскоре убедился, что он покидает его крайне редко. Просидев в засаде почти трое суток, я застал его выезжающим в лес и попытался подстрелить из лука. Леголас, этот орк уклонился от стрелы, словно все время, что я целился, он смотрел на меня в упор какими-то потаенными глазами. Более того, он даже не обернулся, словно свистнувшая у самого уха стрела вовсе не заслуживала его внимания. Второй раз я приехал к нему открыто и потребовал разговора наедине. Сармагат бесстрастно отослал всех из зала, сел напротив меня в кресло и мягко сообщил, что его смерть не в моих интересах, поскольку хворь вызывает не его злонамеренье, а губительная вода рокового ручья. В княжестве уже множество больных, а с его смертью исчезнет их последняя надежда на исцеление. Он видел меня насквозь, принц, и тогда я впервые ощутил, насколько я молод, наивен и глуп в его глазах. Тогда я не захотел поверить ему… Предпринял третью попытку, которая едва не закончилась большой бедой… Но это несущественно, – Йолаф поморщился, похоже, эти воспоминания были ему особо тягостны, – важнее другое. Пусть мне непонятен был замысел Сармагата, я чувствовал, что, занятый собственными тревогами, не замечаю чего-то, лежащего на самой поверхности. А теперь, принц, собери воедино все лоскуты и скажи, видишь ли ты тот же узор, что и я… Сармагат шантажирует меня и князя, угрожая Волчьим безумием и зная, что князь не жалует меня и отнюдь не доверяет мне. Он требует от князя признать Камрин и сохранить в тайне ее личность. От меня же – увести из столицы армию, оставив ее без защиты. При этом он обещает мне, что не развяжет в Ирин-Тауре войны, и держит слово. Итак, Тон-Гарт беззащитен, но защищать его не от кого, ни один орк не приближается к стенам столицы, бесчинствуют лишь свои, те, кого я пытался держать в узде, как до бунта, так и
Леголас внимательно посмотрел в глаза Йолафа, видя в них отражение собственной догадки, вспыхнувшей вдруг так ясно, что лихолесец машинально удивился, как не замечал ее ранее.
– Эльфы. Тон-Гарт должен был остаться без гарнизона, чтоб Иниваэлю пришлось просить о помощи эльфов.
– Верно, – отрезал Йолаф, – уводя солдат, я всего лишь должен был освободить место для вас. Леголас… – рыцарь вдруг привстал, склоняясь к лихолесцу, и лицо его вспыхнуло ярким горячечным румянцем, – ответь на милость, зачем? За каким Морготом тебе престол нашего забытого Эру Ирин-Таура? Неужели мало тебе короны Лихолесского наследника?
Леголас ожидал любого вопроса, любого нового поразительного разоблачения, но только не этих слов. Несколько секунд он ошеломленно смотрел на Йолафа, а затем обронил:
– Что? Престол?
Вероятно, на лице его отразилось такое неподдельное потрясение, что в глазах Йолафа, только что суровых и вопрошающих, погас гневный огонек, сменившись сомнением:
– Трон Бервира. Разве не эту плату обещал твоему отцу Иниваэль за вашу помощь?
Как ни ошарашен был Леголас подобной нелепостью, он тут же овладел собой и сдержал рвущиеся с языка объяснения. Сейчас было не время оправдываться…
– Кто тебе сказал, что мне был обещан Бервиров престол? – спросил он, внимательно следя за реакцией рыцаря. Но тот не отвел глаз и не смутился:
– Князь… Хотя, погоди… Покинув столицу, я все же опасался, что Сармагат нарушит слово. Мои парни оцепили Тон-Гарт кольцом засад и ждали, случится ли атака. Через некоторое время, удивленный полнейшим спокойствием, я явился к Иниваэлю и спросил, выдвигал ли Сармагат новые требования. Князь принял меня крайне неприветливо и в самых желчных выражениях заявил, что все это отныне не моя забота, и я могу проваливать к своим дезертирам и изменникам. Он решил проблему обороны княжества, испросив помощи у эльфийского короля. Я вспылил, надерзил ему и выразил сомнение, что лихолесцам есть хоть малейшее дело до забот нашего медвежьего угла. Иниваэль усмехнулся и ответил, что ему есть, чем заинтересовать короля Трандуила, и за помощь он предложит Лихолесью самое ценное, что есть в его распоряжении. После этого он велел мне выметаться, и я покинул столицу в неистовом бешенстве. Но что есть у Иниваэля, что ценнее Бервирова престола?
Леголас нахмурился и озадаченно потеребил ремешок на камзоле:
– Нет, Йолаф, трон мне в качестве платы Иниваэль не предлагал. Но во имя всех Валар… «Дезертиры и изменники»? Вы связаны общей бедой, вас терроризирует общий враг, неужели это не сделало вас с князем союзниками?
Йолаф рассмеялся, но смех этот прозвучал горько:
– Союзниками… Леголас, люди легко становятся лишь врагами. Чтобы стать союзниками, нужно найти в себе мудрость отбросить прежние обиды. Но эта мудрость редко дается свыше. Сами рождаются только гордыня и упрямство. Сейчас… Эру, чего не дал бы я, чтоб вернуть те недавние дни. Я бросил бы к ногам князя меч, я преклонил бы колени и вымолил прощения даже за то, в чем не считал себя виноватым. Но тогда я помнил лишь о том, что князь косвенно виноват во всех произошедших несчастьях, что князь не позволил мне спасти сестру, что отослал Эрсилию прочь, что всегда считал меня недостойным своей дочери и своего доверия, терпя меня в Тон-Гарте возле Эрсилии лишь под давлением страха перед Сармагатом… Сейчас же я понимаю, что он руководствовался желанием защитить честь дочери и мир в княжестве, и что насчет меня он не слишком заблуждался. Я поздно прозрел… Тогда, услышав, как он называет моих солдат дезертирами, я понял, что Иниваэль не знает о шантаже. Он действительно думал, что я предал его и сбежал. В сущности, мне повезло, что он впустил меня в замок, а не велел без затей повесить на сосне, как изменника. Я должен был тогда посмотреть глубже, дать себе труд задуматься, что Сармагат использует нас по отдельности, лишь углубляя раскол между мной и моим сюзереном. Но я лишь рявкнул в запале, что меня держит за горло тот, кому некогда князь лично подарил мою сестру, а потому он не смеет называть меня дезертиром, особенно учитывая, что он сам теперь задешево продает княжество эльфам. Как я был глупо, ребячливо горд… Я упустил шанс исправить старые ошибки и совершил новую.
Йолаф резко выдохнул, вскакивая и снова начав мерять комнату шагами. Кровь отхлынула от лица, на висках выступили капли пота.
– Как ни полыхал я обидой, я все так же не понимал, что задумал орк. Мы не выпускали оружия из рук, ожидая подвоха. Затем пришли вы… Началось возведение фортов, а я все ждал, когда же Сармагат хоть немного приоткроет суть своего плана. Потом Кэмми сообщила мне о твоей болезни и твоем обращении в Чернокрового… И тогда мне показалось, что я понял. Я решил, что Иниваэль надеется передать Ирин-Таур в вассалитет Лихолесья, тем самым защитив его от любых посягательств. Сармагат же хочет последовательно заразить весь твой отряд, затем дать бой, в котором потерпит демонстративное поражение. А когда Иниваэль, согласно договору, передаст тебе трон, еще не зная, в какую западню сам себя загнал, окажется, что княжество добровольно и бескровно отдано оркам, вместе со своими смертоносными для орочьего племени источниками. Поверь, у Сармагата хватило бы терпения дождаться, когда огонь эльфийской души угас бы в вас, и вы сами назвали б его своим братом. Но время шло, ты страдал, обращаясь с поразительной, пугающей скоростью. Камрин не раз рыдала здесь, в этой комнатушке, рассказывая, как слышит из-за двери твои стоны и хрип.