Коронованный наемник
Шрифт:
– Он не живет в замке, у него нелады с Варденом. Не знаю, в чем причина их раздора, но Родерик живет в городе с дядей, пожилым и очень богатым купцом. Сейчас город перенаселен, брат Вардена принял в свой дом несколько крестьянских семей – он весьма добрый человек. А потому Родерик решил переселиться на это время в замок. Он, вероятно, надерзил вам… Не обращайте внимания. Рико – избалованный мальчишка, мнящий себя невесть кем. Варден – прямой потомок Бервира, и Рико очень этим горд. Он забывает, что княжество мало, и в каждой деревне найдется по три-четыре
Губы княжны снова болезненно дрогнули, и Сарн почувствовал неловкость:
– Простите, миледи, похоже, я затронул неприятную вам тему. Как поживает ваш батюшка? Я давно не видел его, ему нездоровится?
– Да, отец сильно сдал, – глухо ответила княжна, отворачиваясь к очагу, – от принца есть вести?
– Нет, миледи, – Сарн ощутил уже привычный укол боли, – я бы сообщил вам.
– Ну что ж, будем надеяться, – ответила княжна, но эта нарочитая светскость прозвучала неестественно.
Резкий порыв ветра гулко хлопнул ставней, и княжна вздрогнула, как от холода. Сарн молчал, глядя в огонь, но явственно слышал, как Эрсилия бессмысленно перебирает на столе какую-то утварь, словно ища, какими словами заполнить тишину. Но вот звякнули, складываясь, свечные щипцы, будто ставя точку, и княжна решительно повернулась к эльфу, снова украдкой натягивая на лицо край покрывала:
– Марджи, бедняжка, совсем закрутилась. Садитесь, Сарн, я мигом подам вам обед сама.
Десятник смутился:
– Миледи, право, не стоит так хлопотать. У меня полно дел, я прекрасно могу подождать общего обеда.
– Вздор, – отсекла Эрсилия, деловито гремя чем-то у огромного ларя, – я уже знаю вас. Вы, конечно, унесетесь проверять караулы, принимать донесения или еще куда, а через неделю мне останется лишь оплакивать ваш хладный труп, поскольку вы непременно забудете не только об обеде, но и обо всех возможных завтраках и ужинах. Командуйте, сколько вам угодно, на крепостной стене, но в кухне верховодят женщины. Так что садитесь сию минуту, рыцарь, и не спорьте со мной.
Уголки губ Сарна дрогнули: эльфийский воин почти трех тысяч лет отроду, прошедший несколько сотен смертельных битв, без возражений сдался восемнадцатилетней особе в шелковых юбках. Что ж… Все еще улыбаясь, он послушно сел, а Эрсилия уже сноровисто накрывала на стол, словно всю жизнь провела на кухне.
– Вы удивительно умелая хозяйка, миледи, – искренне проговорил он, а Эрсилия строго потрясла крышкой внушительного котла, источавшего запах мяса и трав:
– Не зная даже, где лежат вилки, и как резать каравай, как-то неприлично пытаться отдавать кому-то распоряжения.
С этими словами, она закрыла котел, подхватила с бочонка кувшин и склонилась над кружкой, стоящей перед Сарном. Держа тяжелый кувшин обеими руками, она не успела подхватить плотный палевый шелк, скользнувший по плечу за спину…
– Княжна, – негромко обронил Сарн, но Эрсилия уже поставила кувшин на стол, снова хватаясь за край покрывала. Однако эльф решительно встал, отводя шелк с лица
– Кто? – коротко спросил он.
Секунду помолчав, княжна мягко улыбнулась:
– Пустяки. Мне так неловко, что вы это увидели. На улице чудовищно скользко. Нынче утром я, словно малое дитя, рухнула на заднем крыльце, да аккурат щекой перила обнаружила. Право, срам, да и только.
Сарн с укором покачал головой:
– Я не раз бывал на заднем крыльце замка, миледи. Резьба на перилах даже отдаленно не напоминает ладонь. Кто-то поднял на вас руку, а вы покрываете его.
Эрсилия сжала губы:
– Я не барышня, что с визгом вскакивает на сундук при виде мыши, Сарн. Я сама умею позаботиться о себе. Вы очень добры, но поверьте, если бы мне нужна была защита – вы первый в этом замке, к кому бы я обратилась.
Сарн задумчиво посмотрел в серые глаза. Ему хотелось настоять на своем, но он знал, что Эрсилия права – она действительно умеет сама стоять на своих ногах. Уже не в первый раз эльфа охватило странное чувство, что он не знает, как относиться к этой полной противоречий девице. А та уже скрыла след пощечины и нахмурилась:
– Рыцарь, остывшее мясо отвратительно. Отвлекитесь, наконец, от моего лица, вы меня смущаете.
– Простите, миледи, – пробормотал Сарн, снова садясь за стол. К счастью, в этот момент в кухню вихрем ворвалась запыхавшаяся Марджи, своим присутствием прервав эту тягостную сцену.
Покуда Сарна все глубже затягивал водоворот забот о Тон-Гарте, Леголас по-прежнему скрывался в убежище мятежников. Но не стоит думать, что в этом мрачном углу отверженный принц предавался безделью и меланхолии.
Несколько дней, проведенных лихолесцем в штабе Йолафа, установили между ними подобие дружбы. Рыцарь по-прежнему оставался для Леголаса во многом загадочен, и лихолесец готов был поклясться, что Йолаф и по сей день немало от него скрывает. Но все же принц подспудно чувствовал к рыцарю доверие, а на свои инстинкты он всегда предпочитал полагаться, ибо, даже идя вразрез со здравым смыслом, они чаще всего оказывались правы. Помимо этого обстоятельства, каждому, даже самому сильному и независимому гордецу, нужен друг. Леголас устал от одиночества, вольного и невольного, на которое обрекла его болезнь. Йолаф же нимало не смущался отталкивающими чертами недужного принца, не робел периодических приступов ярости, а вдобавок был неглуп и весьма занятен в беседе. А потому лихолесец, тоскуя по Сарну, охотно искал общества опального рыцаря и с удовольствием коротал вечера за общим ужином и разговорами. Днем они виделись редко – ренегат часто еще затемно уезжал из штаба, встречался с дозорными из разных частей леса, разузнавал, не ли новых известий об орочьих отрядах, а так же охотился, поскольку, несмотря на положение главнокомандующего армией мятежников, наравне со всеми участвовал в добыче пропитания.