Кошмарное преступление в курятнике
Шрифт:
— Я знаю. Сейчас дам вам послушать начало.
Коза включила магнитофон. Зазвучала мелодия песенки «Жил-был у бабушки серенький козлик», и на ее фоне записанный на пленку голос Козы стал делиться со слушателями воспоминаниями не столь уж далекого детства:
— Когда я была маленьким козленком, моя бабушка нередко грозилась: «Будешь плохо себя вести — отведу в КОАПП». Как будоражило мое воображение
Трагическую музыкальную балладу о несчастном козлике сменил бравурный, жизнеутверждающий гимн КОАППа:
Наш веселый Комитет Выдаст каждому патент, Защитив приоритет Природы!Вновь зазвучала тревожная музыка, раздалось кукование Кукушки, тут же почти заглушенное громким скрипом шагов на снегу.
— И все же, когда я шла сквозь дремучий, притихший, словно зачарованный зимний коапповский лес, — продолжал вещать магнитофонный голос Козы, — меня ни на минуту не оставляло ощущение, что я вот-вот увижу нечто сказочное. И я не ошиблась! Деревья внезапно расступились, я осторожно раздвинула рогами кусты. …Взору моему открылась огромная поляна! Сделав несколько неуверенных шагов, я подняла голову и онемела: прямо передо мной…
На этом месте Коза выключила магнитофон.
— А дальше? — от нетерпения Стрекоза затрепетала крылышками.
— Пока всё, — сказала Коза.
— Мда, такого еще не было! — провозгласил Гепард. — На мой взгляд, самое сказочное в вашем репортаже то, что в зимнем лесу вы услышали голос Кукушки: по всем законам ей сейчас положено зимовать в Африке.
— Вот как? Угу… — судя по всему, реплика Гепарда Козу нисколько не смутила. — Ну, не страшно — Кукушку я вырежу.
— Зачем, — возразила Сова, — пущай остается: зимой куковать Сойка может, сама слыхала. Своей-то песни у соек нет, с чужого голоса поют — какую хошь птицу изобразят: сороку, зяблика, пеночку, дрозда… да что птицу — кошкой Сойка мяукает, да так, что и не отличишь!
— Милая Коза, но что же вы все-таки увидели на нашей поляне? — настаивала Стрекоза. — Я ужасно заинтригована!
— Как, до вас все еще не дошло? — поразился Удильщик. — Да поймите же вы наконец: то, что мы прослушали, было записано на пленку заранее, еще в студии, до того — до то-го! — как корреспондентка отправилась сюда. Что она тут увидит, Коза не имела ни малейшего представления. А теперь рассчитывает на нашу помощь: она ждет, что мы покажем ей нечто необычайное. А если показывать нечего — придумаем. Ясно?
— Так чего придумывать-то, Удильщик, — Сова кивком показала на председателя КОАППа. — Пусть скажет как есть: мол, прямо передо мной сидел Кашалот.
Удильщик протестующе замахал удочкой:
— Да нет же, Сова, не то! Кашалот на лесной поляне — что тут необычайного?
— Уважаемая Коза, мы бы рады вам помочь, но… — Кашалот развел ластами. —
— Каких питомцев? — перебила Коза.
— Да вот они, — Гепард протянул лапу, любуйтесь.
Коза заглянула в теплицу и ахнула:
— Ого! А вы говорите — ничего особенного. Немедленно пишу продолжение! Тишина, идет запись… — она опять включила магнитофон и продолжила репортаж с того места, на каком прервалась: — Я подняла голову и онемела… Прямо передо мной — стройные ряды изумрудных ростков! И это в разгар зимы, в трескучий мороз, когда снег хрустит под копытами, а пар от дыхания оседает инеем на шерсти, обрамляющей рот!
— А говорит — онемела, — пробормотала Сова. — Слова-то сыпет, как по-писаному. Видать, в этих… в генах у ей все записано.
— Сколько их здесь, зеленых посланцев весны — наверное, сотни! — воскликнула Коза патетически и, наклонившись к Кашалоту, прошептала: — Скажите «Наши питомцы».
— Я? — растеряно переспросил Кашалот.
— Вы, вы, — в микрофон, пожалуйста.
Кашлянув, Кашалот произнес деревянным голосом:
— Наши питомцы…
— Ласково и в то же время с гордостью говорит о них председатель КОАППа Кашалот, — подхватила Коза. — Это крупный мужчина с крутым высоким лбом, изобличавшим ум и многое другое.
— Наконец-то вас изобличили, дорогой Кашалот, — шепнул Гепард.
— Скажите, пожалуйста, — продолжала Коза, — эти ростки, — так и хочется назвать их «ростками нового», — очевидно, капустная рассада? Этот вопрос я адресую одному из действительных членов КОАППа — глубокоуважаемой Сове.
— Кто о чем, а Коза о капусте… Елочки это, милая!
— Елочки?! Как-то не очень похоже. Я думала, что…
— Что нет елок без иголок? — вставила Стрекоза. — Угадала? Так ведь это только всходы.
— То-то и оно, — поддержала Сова. — Дай срок, все у них будет — и ствол, и корни, и ветки, и иголки… все что у елок на роду написано… То есть, чего я говорю-то, — спохватилась она, — это прежде так сказывали, а теперича, слышь, надо называть по-ученому: в генах! Все там записано — вроде как на пленке магнитной, что в кассетнике твоем крутится: каким манером расти, в кого вырасти, как, значит, жить… И у тебя все в генах.
Коза замотала головой:
— Ну уж нет, я сама знаю, как мне жить и как расти, особенно по службе. Хорошо, а что же вы собираетесь делать со своими питомцами? Я подношу микрофон к большой зубастой пасти небольшой черной рыбы, обладательницы длинной удочки, на конце которой светится фонарик… Простите, ваше имя?
— Удильщик. Что мы собираемся делать? Весной, где-нибудь в середине апреля, высадим елочки в открытый грунт… — отойдя шагов на десять, Удильщик оказался в лиственной рощице. — Вот сюда — здесь им будет обеспечен заботливый уход нянь.