Красивый, богатый, свободный…

Логан Никки

– Это мелководье, обретающее форму.

Три дюжины крошечных серебристых рыбок свисали с крыши студии, искусно скрепленные вместе невидимыми стеклянными швами, самая крупная из них меняла направление в свете океанского бриза, весь косяк, казалось, следует за ней с рыбьей военной точностью.

Эйден прекрасно мог представить, как они сверкают и подпрыгивают в стеклянной входной галерее, а клиенты разглядывают их снизу. Для усиления эффекта он присел на корточки и посмотрел снизу. Каким-то образом Таш удалось сделать так, чтобы

смотреть на них снизу было равносильно тому, что смотреть сверху. Словно одновременно находясь под и над водой.

– Это необыкновенно, Таш!

Комплимент вырвался прежде, чем он обдумал его хорошенько. Обычно Эйден не торопился с этим. По-видимому, не сегодня.

– Я задумала еще три десятка. Они кажутся большими, но в вашем фойе потеряются.

– Не могу дождаться увидеть, как их установят.

Таш изо всех сил пыталась скрыть улыбку. С одной стороны, ему доставляло удовольствие радовать ее, но постигло разочарование, потому что она не хотела показать ему этого. Даже намека на удовольствие не выказала. Что-то изменилось между ними после гонки на водных велосипедах, подумал Эйден.

– Это только базовый элемент, – продолжала Таш, – некоторые из действующих лиц.

Эйден любил хорошо продуманную битву, которая заканчивается безропотной капитуляцией противника. Гораздо безопаснее не сосредоточиваться на чувствах, которые заставили его сегодня прийти сюда. На случай, если подчинение ее своей воле таким способом окажется захватывающим. Таш продолжала импровизированный тур по стеклянным фигурам, в беспорядке разбросанным по студии. Эйден оперся о верстак, после того как они осмотрели последнее изделие.

– Это действительно взорвет наших клиентов. Они будут опаздывать на встречи с нами, погрузившись в твой подводный мир.

Еще раз зарделась от удовольствия. Пока не опустила голову.

Почему она продолжает сопротивляться этому?

Любая женщина из тех, которых он знал, просто согласилась бы. Настойчивость. Эйден был воспитан в этом. Отец считал, что награда приходит через усилия, мать на собственном примере научила его настойчивости и упорству. Всякий раз, когда чего-то хотела, она до конца оставалась невозмутимой, и, как правило, все заканчивалось по ее. Она действовала по принципу: если ты игнорируешь «нет» достаточно часто, в конечном итоге оно превращается в «да».

– Итак, урок начался? – подтолкнул Эйден, полагая, что необходимо разрядить напряженность в студии, дабы не расплавиться, как стекло.

Таш осмотрела на его сверху вниз.

– Ты правильно одет.

В его гардеробе немного одежды в стиле гранж, но он умудрился создать стильный ансамбль из потертого с виду свитера, джинсов и сапог. Ей не нужно знать, сколько он заплатил за этот вид.

– Почему у меня должны быть длинные рукава, а у тебя нет?

Таш критически подняла бровь.

– Я занимаюсь

этим всю жизнь. Тут везде летают искры.

– Разве это не происходит всякий раз, когда мы встречаемся?

– Весело. Ты хочешь учиться или нет?

– Вау. Круто.

– Мне нужно знать, что ты сосредоточен, прежде чем я позволю тебе подойти к чану с расплавленной лавой.

Эйден нахмурил брови:

– Я слушаю. Честно.

Таш сунула ему защитный щиток для лица и надела очки.

– Это защитит твои глаза, – буркнула она, ведя его к печи, дышащей сильным жаром. В последнюю минуту бросила ему пару огромных огнестойких перчаток. – И твою кожу.

– Это действительно необходимо? – спросил он, чувствуя сходство с кэтчером в бейсболе.

Таш повернулась и бросила на него испепеляющий взгляд.

– Ты хочешь посмотреть или нет?

Неужели она всерьез думает, что несколько слоев материи способны защитить?

Эйден напялил нелепые перчатки, и Таш продолжила. Отодвинула дверцу зияющей пасти печи и повернулась к нему:

– Передай мне вот ту трубку, – и кивнула на четырехфутовую трубку на верстаке рядом со средневековыми пыточными инструментами.

Она взяла трубку, подняла ее над головой, опустила прямо в середину оранжевого свечения внутри печи и равномерно поворачивала, как если бы наматывала на вилку спагетти. После гипнотического марафона отступила, извлекая с конца трубки сверкающий смертоносный шар, постоянно его вращая. Потом опустила шар на скобу.

– Температура две тысячи градусов, – заметила Таш сквозь рев открытой печи, не прекращая вращения. – Чтобы превратить его в сосуд, я должна ввести воздух в карман внутри. Воздух делает часть работы. Сейчас моя рука должна двигаться так, чтобы сохранить стекло горячим и не прекращать движения.

Она делала это тщательно и методично, свободной рукой отжала пропитанную водой губку на середину трубки, отчего пар взметнулся вверх и окутал их обоих. Таш ощутила блестящую туманную влажность на обнаженной коже, капельки цеплялись за каждый волосок на ее теле.

– Вот так я смогу безопасно приложить губы к трубке.

– Ты будешь сосать эту штуку?

Таш фыркнула:

– Это быстрый способ убить себя. Нет, я буду дуть в нее. Но пока не могу начать, форма должна улучшиться.

Она протянулась за одним из инструментов на стойке, пришлепнула промоченные газеты к нижней части расплавленной массы и придала ей чашевидную форму, формируя и полируя светящийся стеклянный шар. Эйден почти забыл, что находится у нее.

Ты просто хочешь того, чего не можешь получить.

Он прав. Но не полный же урод. Хотел, чтобы она желала его так же страстно. Ну, не может она быть совершенно равнодушной к нему.

Или может?

Эйден решил отвлечься от этих размышлений.