Красная мантия
Шрифт:
И первым, что мы могли получить, это редкое денежное поощрение от практора. Да, это были крохи от крох, но и они взбудоражили наше общество. Порой мы оперировали десятыми долями единиц. Ведь цены были зафиксированы и пересматривались раз в тридцать лет. Стоимость высчитывалась из материалов, трудозатрат и продвинутости и не менялась в одностороннем порядке. Можно было утаить разработку, но коль уж выставил её, будь добр поставлять — «общество» не поймёт.
У нас практически не было ничего своего, лишь те материалы, которые мы смогли достать или создать, а также наши навыки и знания. Если раньше мы были больше индивидуалистами, то новая реформа заставила нас налаживать связи. Нельзя сказать, что в культе не было связей. Но раньше они были
Мы обменивались и продавали друг другу не только ресурсы, но и знания и умения. Хотя последние сильно не поощрялось. Теперь у более молодых послушников был способ заинтересовать более старших с тем, чтобы они, оторвавшись от книг и инфопланшетов, делились своими знаниями и навыками.
Я смотрел на раскрытый свёрток, где лежал мой первый проект, который я хотел оставить себе. На промасленной ткани лежал разобранный лазерный пистолет. Стандартная единица Астра Милитарум. Разбитый корпус я нашёл в куче мусора и смог его восстановить. Батарею выменял у 62-го. Большая часть внутренней начинки не пострадала или была легко восстановима. Оставалась критически важная часть — каскад фокусирующих линз. К сожалению, их можно было только заказать у практора, и стоили они прилично.
Аккуратно завернув ткань, я убрал свёрток в стол, закрыв его особой защёлкой. Время литании, завершающей сборку, ещё не пришло. Защёлка не гарантировала сохранности или защиты, просто скрывала от любопытных глаз.
Сейчас я планировал работать с редуктором пустотного костюма. Стандартная вещь, предназначенная для работы в вакууме или отравленной страде низкой интенсивности. Оснащён баллоном с дыхательной смесью и несколькими регенерационными патронами одноразового действия. Переключение происходит вручную, путём перестановки шлангов, что, мягко говоря, неудобно, но даёт резерв на чрезвычайные случаи. Помимо этого, костюм оснащён батарей, прожектором и магнитными ботами.
Основная проблема редуктора, помимо трещины в корпусе, была в хитрой мембране. Её замена была не столь трудна как поиск самой мембраны. И решалась она с помощью 3D-принтера. Могу нескромно заметить, что я был одним из немногих послушников, кому удавалось сносно с ним работать. Но тут всё не так и просто. Существовали уже готовые программы на те или иные детали или целые узлы, но в рамках обучения мы были лишены этого. Программы приходилось писать самому. Хотя механическая часть устройства была весьма совершенна, программное обеспечение отсутствовало как класс. На инфопланшетах были небольшие программы, на которых можно было создать небольшой чертёж или эскиз. Но на этом всё. Более того, в программе было необходимо описывать не просто траекторию движения, а бинарно формировать стеки и передавать их на двигатель. Определённого прогресса я достиг после составления и отработки перечня базовых последовательностей. Но бесило не столько отсутствие возможности написать простенькую программу, сколько привычного копипаста. В рамках одного документа можно было выполнить обряды дублирования и переноса. Но навигация была столь медленной, что проще и быстрее было набрать их вручную. Чем я и занимался, сверяясь с записями на листах. В будущем это должно было облегчиться за счёт подключения нейронного интерфейса. Возможно, существовали и другие решения. Но они тоже были мне не доступны.
Печать завершилась, и я снял мембрану, чтобы её рассмотреть. Качество было великолепным! В моём мире такое достигалось только литьём под давлением. Но ошибка даже в одном бите могла полностью испортить конечный результат. Это был уже третий мой отработанный код. Продажа или обмен напечённых деталей были одной из составляющих моего скромного дохода, наравне с флюсами и прутками для сварки. Основное соперничество по печати мне составлял 12-й. Он тут бы одним из самых старших по возрасту, наравне с моим соседом 47-м. Пусть его программы
Корпус редуктора уже был заварен и заполирован. Оставалось установить мембрану, окончательно собрать, зачитать полагающиеся литании и проверить. Работа сделана хорошо, я не сомневался, что практор её примет.
Читая литании завершения и принятия изменений, я то и дело поглядывал влево. Там стояла шарошечная, она же фрезерная машина. Она была небольшой, но механическое управление отсутствовало. Кое-как с ней работал только 118-й, и то редко и неохотно. Несмотря на то что программы нужно были писать бинарно на двигатель, цена ошибки на ней была высока. До реформ локум-фабрикатора работа с ней находилась под запретом. Теперь же на ней мог работать любой, но в случае ошибки, поломки или удара инструмента стоимость изымалась у неудачника. Можно было от нескольких месяцев до полугода отрабатывать долг. И мой земной опыт тут мало чем мог помочь.
Разработка новых программ была прерогативой магосов, остальные же работали с готовыми программами, доступа к которым не имели.
Глава 10 Во славу Омниси! (Р)
В которой герой наблюдает как сообразительные послушники пользуются своими навыками. И страдает от мук выбора.
Однажды наш размеренный процесс был нарушен группой жрецов в сопровождении сервиторов. Они притащили кучу трубчатых материалов и приступили к работам в наших кельях.
Вскоре мы поняли, что нам устанавливают второй ряд коек. «Уплотнение» — всплыло слово из советской истории. Похоже, вольготной жизни подходит конец, отметил я.
Ещё до конца текущего дня треть из новых коек была занята, а до конца недели оказались заняты почти все. Сразу было видно, что новые послушники только закончили «базовое» введение в культ. Если бы у них была аугментация, их легко можно было принять за сервиторов. Понемногу они втягивались, но чем дальше, тем больше была заметна недостаточность их подготовки. Они не только «тупили», но и умудрялись ошибаться в самых простых литаниях, что вызывало негодование и приступы зубовного скрежета не у меня одного. Худшим же стало, когда на общей молитве часть новичков не просто не влилась в общий хор, но и начала его разрушать, всё больше выбиваясь из гармонии. В тот день я впервые приступал к работе в раздрае. Машинные духи негодовали, и работа валилась из рук. Я пытался убедить себя, что это всё суеверия, настроить на работу. Но не преуспел.
Примерно с той самой молитвы наше общество начало разделяться на новичков и бывалых. Могло показаться, что бывалые просто возгордились, но для нас неуважение, проявляемое к духу машины и Омниссии, было столь велико, что мы с трудом переносили общество первых. Раскол стал ещё более явным, проявившись в расселении по этому признаку.
Вскоре самых тупых и неспособных начали куда-то уводить. Нам ничего не поясняли. Взамен убывших поступали новые. Понемногу самые способные и старательные становились бывалыми. Но ещё долго отношение к ним оставалось настороженным. Столь масштабное пополнение сказалось на всём. Где раньше было изобилие, теперь была нужда. Очереди в мыльню, за когитаторами и инфопланшетами. О чём говорить, если даже суп начали раздавать порционно.
Бывалые видели корень всех бед в новичках, отказывали им в помощи и пытались третировать. Новички, вскормленные не в лучших условиях, как животные сбивались в стаи в попытке отстоять новый, более приятный образ существования. Отсутствие знания они компенсировали напором, порой десятками переводя механизмы, пригодные к ремонту. Порой произвести ремонт после них было проще, чем отыскать что-то путное в оставшейся куче.
Наставники и практоры почти не вмешивались, лишь степенно наблюдая. Складывалось впечатление, что мы участники большого реалити-шоу или же эксперимента.