Крепь

Лютых Андрей

Словно из-под земли или из другого кармана принявшего на себя казначейские обязательства господина вдруг возник еврей в отвратительно грязной черной не по погоде хламиде. Он уже принес саквояж художника.

– Мы серебром уговаривались, прекраснейший пан… – достаточно твердо возразил он на ассигнацию.

– Если ты, Лейба, будешь кривить свою отвратительную пейсатую рожу, я вместо ассигнации выпишу тебе расписку, и ты поедешь за своим рублем в Вильно. Через год.

– Лучше ассигнацию, добрейший господин! – принимая деньги, признал свою ошибку владелец повозки, как-то недобро глянув на офицера, но тут же согнувшись перед ним в три погибели.

– Я ж казал – сегодня домой утеку, – подтолкнув Прокопа локтем в бок, тихо сказал счастливый Василь.

Глава 2

Комиссар Тарлецкий

Проезжая

мимо командира пионерной роты, господин из «главного штаба» на ходу показал пальцем на Василя, и по тому, как почтительно закивал в ответ на это военный инженер, Василь понял, что его пригласил в проводники и в самом деле очень важный пан.

Его звали Дмитрий Сигизмундович Тарлецкий, и он действительно служил в штабе первой Западной армии, но если быть точнее – состоял при ее генерал-интенданте. Конечно, должность интендантского офицера, пусть и для особых поручений, на самом деле не представляла из себя ничего особенного. Однако, как читатель уже мог убедиться, Дмитрий Сигизмундович умел напустить вокруг своей персоны тумана, в котором его близость к казенным суммам и вещевым складам могла показаться близостью к самым тайным пружинам, двигающим политику. А уж после того, как нашему герою и в самом деле довелось услышать, как скрипят эти самые магические пружины, даже прикоснуться к ним – он окончательно и совершенно органично вжился в свою роль.

Егор Францевич Канкрин, генерал-интендант, блестящий финансист, который с первых же месяцев пребывания в должности начал с успехом наводить в своем ведомстве истинно немецкий порядок (Канкрин происходил из гессенских дворян), посмеивался над амбициями Тарлецкого, списывая их на его молодость. Он действительно ценил молодого офицера, получившего образование не у гувернера, а в кадетском корпусе, пусть и не самом престижном – Шкловском. Тарлецкому смело можно было поручить поехать и проверить: дошли ли по назначению министерские ассигнования, хорошо ли устраиваются главные магазины (а если нужно, то и самому все организовать), но чаще всего проинспектировать, нет ли злоупотреблений и правильно ли расходуются казенные суммы в каком-либо полку, дивизии, или в целом корпусе. Дмитрий Сигизмундович с поручениями генерал-интенданта справлялся великолепно: по итогам каждого дела им составлялась с отменным интересом читаемая записка, а проверяемый либо вносил в казну некую сумму, либо лишался должности, либо просто становился Тарлецкому приятелем, каковых у него было уже немало чуть ли не в каждой дивизии.

Однако все эти поручения вскоре стали для Дмитрия Тарлецкого рутинной работой. Действительно «особое» поручение случилось всего несколько месяцев назад. Суть его Егор Францевич объяснял Тарлецкому очень осторожно: в Варшавском княжестве имеется резидент, сообщающий важную информацию военному министру. Резидент работает в качестве главы подлинно существующей крупной торговой компании. Теперь его миссия под угрозой срыва по причине банального банкротства компании – видимо, коммерцией занимались спустя рукава. Нужно просто доставить в Варшаву достаточно крупную сумму денег, пока кредиторы не предъявили судебные иски, после которых резидент либо сядет в долговую тюрьму, либо отправится в бега – в любом случае для российской разведки станет бесполезен. Родившийся под Белостоком и еще не забывший польский язык, прекрасно разбирающийся в бухгалтерии – интендант Дмитрий Тарлецкий как никто годился для отправки в Варшаву под видом коммерсанта.

О, это была не простая курьерская миссия – привез и отдал чемодан! Это были суммы, проходившие по сметам министерства финансов как экстраординарные, не требующие отчета об использовании! Нет, Дмитрий и не помышлял о том, чтобы, пользуясь этим, банально присвоить себе часть очень значительной суммы. Уж он-то прекрасно знал, что вовсе не так все бесконтрольно, и, позарившись на малое, можно будет поставить крест на большом – на своей карьере, которая именно теперь резко пошла в гору.

Свежие рысаки, темно-гнедой и вороной, словно с налетом изморози на подрагивающих при каждом шаге крутых мышцах, заставляли дрянную коляску то и дело подпрыгивать вместе с четырьмя ее пассажирами. Пожалуй, только денщик офицера, державший вожжи, был достаточно легок, чтобы не испытывать от этого гопака особых неудобств. Густой и тягучий шлейф пыли поднимался за коляской с небольшим открытым кузовом, казавшимся недостаточным для четверых.

– Далеко еще до твоих Старосаковичей, Василь? – спросил Тарлецкий, демонстрируя цепкую память на имена.

– Верст

сорок, пан офицер, – ответил Василь, обернувшись с облучка, где ему пришлось потеснить денщика.

– Игнат, не гони так, до ночи все равно поспеем, – сказал Тарлецкий, и денщик слегка придержал рысаков.

Дорога уходила все дальше от тракта, соединявшего Борисов с Оршей и Смоленском. Она огибала верховые болота с беспорядочной бахромой из осота и отцветающего болотного мирта по берегам, и, петляя, бесконечно растягивала сорок верст, о которых говорил Василь. Дорога порой раздваивалась, с обеих сторон обходя островки леса и предлагая кучеру выбрать продолжение по вкусу, порой она так искусно пряталась за гребешками ковыля, что казалось, будто ее вовсе нет впереди. В этих местах лишь по узким колеям, оставшимся еще с весенней распутицы, можно было определить, куда ехать дальше. Но зато на таких участках можно было говорить, не рискуя наглотаться пыли, и Дмитрий сразу пользовался этим обстоятельством:

– Скажи, Василь, а ты знаешь село Клевки? – спросил он у проводника.

– Знаю, пан. Это в четырех верстах от нас.

– Богатое село?

Василь пожал плечами:

– У нас колокольня выше, у них корчма больше. А кто из панов богаче – того не ведаю.

– Я собираюсь купить это село.

По соображениям Тарлецкого, богаче был владелец Клевков, екатерининский вельможа, получивший его в подарок вместе с другими литовскими имениями после второго раздела Речи Посполитой. Сам он ни разу не был в этом имении, отдав его на откуп арендатору, а теперь действительно продавал, причем очень дешево. Мало кто сомневался в том, что грядет война с Наполеоном, и очень многие полагали, что при этом Российская империя потеряет здешние земли. Несмотря на то, что сам царь Александр в пропагандистских целях купил под Вильно имение у Беннигсена, другие предпочитали тихонько избавляться от недвижимости в Литве. Тарлецкий был об этом осведомлен. Он вообще сделал для себя вывод, что, владея информацией, можно достичь очень больших высот.

Готовясь к осуществлению своей варшавской миссии, Тарлецкий решил, что слишком опасно, да и примитивно, особенно для него, везти через границу саквояж со звонкой монетой. Он знал один рижский банк с хорошим курсом конвертации и надежными контактами по всему миру и отвез деньги туда. Получив взамен аккредитив, который легко умещался за подкладкой пошитого за казенные деньги цивильного сюртука, Тарлецкий прибыл в Варшаву. (Он все же не удержался от соблазна взять лично себе небольшую бонификацию, выделяемую банком в благодарность за осуществление именно через их учреждение столь значительной сделки негласно, а следовательно, без риска для репутации клиента.) Аккредитив был без проволочек обналичен, кредиты компании погашены, резидент мог продолжать свою работу.

Однако миссия Тарлецкого на этом не закончилась. Резидент, у которого от коммерческой деятельности голова шла кругом, попросил его как человека, понимающего в финансах, навести порядок в гроссбухах. Дмитрий, проанализировав баланс компании (занимавшейся, кстати, поставками кож, которые шли на пошив ранцев для французской и польской армий), быстро выявил каналы, по которым безвозвратно уходили деньги. Президента компании водили за нос. Компания переводила немалые деньги за якобы вторичную выделку шкур некоей мануфактуре. Так вот: Тарлецкий выяснил, что та просто не существовала. Ее бумаги составил некий нотариус, разумеется, состоявший в доле с организовавшими все мошенниками. Когда Тарлецкий, что называется, «прижал его к стенке», жуликоватый нотариус, чтобы откупиться, поделился с ним некоей ценной информацией. Эта информация вела Дмитрия Тарлецкого в Старосаковичи.

Что касается кожевенной компании, то уже через два месяца заново налаженное Тарлецким дело вместо убытков стало приносить хорошую прибыль. А сам Тарлецкий в благодарность от резидента получил пакет акций компании, предназначавшихся, в общем-то, для подкупа местной агентуры. Действительно, главному теневому акционеру компании – военному министру – нужна была не прибыль, а достоверные агентурные сведения. Что ж, в этом Дмитрий Тарлецкий тоже немало преуспел. Он, поварившийся пару месяцев в польской деловой среде, помог резиденту составить основательный аналитический документ под названием «Мемуар о состоянии Варшавского княжества», в котором именно сведения о финансовом положении княжества, подготовленные Тарлецким, имели наибольшую ценность. «Мемуар» действительно был по достоинству оценен, и по возвращению в Вильно Тарлецкий получил эполеты штаб-офицера.