Крестоносцы. Полная история
Шрифт:
Этим ее приключения не закончились. Когда весной 1199 года Ричард погиб при осаде замка Шалю-Шаброль — арбалетный болт попал ему в плечо, и началось заражение крови, — беременная Иоанна приказала заживо содрать кожу с человека, сделавшего смертельный выстрел. Это был типичный для Плантагенетов способ выразить любовь, которую она питала к брату, — и последнее крупное политическое деяние Иоанны. Принцесса умерла в родах в сентябре того же года. Погребена она рядом с Ричардом, в семейном мавзолее в аббатстве Фонтевро в Анжу.
Глава 20. Сгинувший в огне
Со времен сотворения мира еще ни один народ не брался за столь грандиозное предприятие.
Энрико Дандоло стал дожем Венеции в июне 1192 года, в почтенном возрасте около восьмидесяти семи лет. К тому времени уже много лет Дандоло был слеп. Рассказывали, что зрения он лишился в 1170-х годах, когда, будучи в Константинополе, вызвал неудовольствие византийского императора Мануила Комнина. По слухам, император приказал связать Дандоло и выжечь ему глаза солнечным лучом, пропущенным через полированное стекло. Однако эта чудовищная и, учитывая изобретательную жестокость, которой отличался византийский императорский двор, вполне правдоподобная история — чистая выдумка. За долгие годы служения Венецианской республике Дандоло действительно не раз встречался с императорами, но зрения его лишил не Мануил Комнин [598] .
598
История о том, что Дандоло получил травму в уличной драке в Константинополе, тоже неправда. См. Runciman, Steven, A History of the Crusades, том 3, The Kingdom of Acre and the Later Crusades (Cambridge, 1954), с. 97. Обсуждение причин слепоты Дандоло и примеры его ухудшающегося почерка см. Madden, Thomas F., Enrico Dandolo and the Rise of Venice (Baltimore, 2003), с. 65–8.
599
Marzials, Frank Thomas (пер. на англ.), Chronicles of the Crusades by Villehardouin and De Joinville (London, 1908), с. 17.
600
Ibn al-Athir, том III, с. 76, сообщает о необходимости водить лошадь Дандоло под уздцы.
История Венеции началась в VI веке, когда город выбрался за пределы лагуны, расположенной в самой северной точке Адриатики. В эпоху Дандоло это была гордая, богобоязненная и богатая аристократическая республика, управляемая выборными дожами и Большим советом, к которой прочие крупные игроки региона — Рим, Византия и Священная Римская империя — почитали за лучшее прислушиваться. Город давал приют шестидесяти тысячам душ, обитавших на островах, рассыпанных вокруг Риальто, пересеченного Гранд-каналом. Его можно было узнать издалека по прекрасной, возведенной в конце XI века базилике Святого Марка, построенной по образцу константинопольской церкви Святых Апостолов. Величайшим сокровищем Венеции считалось тело апостола Марка, выкраденное из Александрии Египетской в 828 году предприимчивыми купцами, которые пронесли его на свой корабль под носом мусульманских таможенников, спрятав в бочке со свиными тушами.
В те ранние годы благополучие Венеции зиждилось на производстве соли, сельском хозяйстве и рыболовстве, но впечатляющим расцветом XI и XII веков город был обязан мореходству. Венецианские корабли — быстрые, обтекаемые боевые галеры, оснащенные разномастными таранами и укомплектованные командами мускулистых гребцов, а также пузатые парусники с высокими мачтами, перевозившие товары и деньги из порта в порт, — сновали по всему Средиземному морю. Как и Пиза и Генуя, другие морские державы севера Италии, Венеция продавала свой военный потенциал на свободном рынке, обменивая морской террор на торговые привилегии. В 1080-х годах Алексей I Комнин заключил c республикой сделку: венецианские галеры должны были всячески препятствовать нормандскому морскому судоходству, а в обмен венецианские купцы получали право беспошлинной торговли в византийских портах и на рынках [601] . В XII веке венецианские галеры патрулировали побережье Леванта по поручению иерусалимских королей. В 1124 году венецианские крестоносцы помогли захватить Тир и получили право основать независимые торговые фактории во всех городах франкского Востока [602] . Завоеванные таким образом богатство и престиж вознесли Венецию к вершинам европейской политики, и слава ее лишь утвердилась в июле 1177 года, когда в городе состоялось торжественное примирение Фридриха Барбароссы с папой Александром III. В базилике Святого Марка рыжеволосый император Священной Римской империи прилюдно склонился перед понтификом и поцеловал его туфлю. Барбаросса сам предложил Венецию в качестве подходящего места для этого театрализованного представления на том основании, что город «подчиняется одному лишь Господу Богу» [603] .
601
Alexiad, с. 162–3.
602
См. выше, гл. 11.
603
Madden, Enrico Dandolo and the Rise of Venice, с. 71.
Клан Дандоло усиливался вместе с республикой: о его успехах зримо свидетельствовали обширные владения семьи в центре Риальто, прямо на берегу Гранд-канала. Ко временам Энрико семья трудилась во славу Венеции на протяжении почти двух столетий. Основал фамилию Доменико Дандоло, в начале XI века совершивший ряд торговых экспедиций в Византию, включая ту, в которой ему удалось раздобыть для Венеции мощи святого Тарасия. Отец Энрико, Витале Дандоло, служил советником и судьей при дожах Витале II Микьеле (занимавшем пост с 1155 по 1172 год) и Себастиано Дзиани (1172–1178). Его дядя, еще один Энрико, патриарх Градо, занимал высший духовный пост в Венецианской церкви и активно ее реформировал. И Витале, и старший Энрико ходили в Крестовые походы и в 1124 году принимали участие в осаде Тира.
Младший Энрико сделал себе имя на дипломатическом поприще. В 1171 году он отправился в Византию в составе вооруженной экспедиции, явившейся требовать компенсации от Мануила Комнина, который лишил венецианцев их торговых прав и побросал в тюрьмы около десяти тысяч купцов. Это была крайне неудачная миссия, закончившаяся полным провалом, когда венецианские моряки заразились чумой. Они потащились домой в Венецию и принесли заразу с собой. Горожане так обозлились на неудачи тогдашнего дожа, что кто-то из толпы вонзил в него кинжал прямо на улице. Дандоло, однако, вышел сухим из воды. В 1174–1175 годах он ездил в Египет: во-первых, чтобы встретиться с королем Сицилии Вильгельмом II, а во-вторых, с целью прощупать почву на предмет заключения торгового соглашения с Саладином. В 1180-х годах Энрико снова
604
Полный текст клятвы Дандоло, первой сохранившейся из подобных речей, переведен на английской язык там же, с. 96–8.
Первые девять лет правления Дондоло оказались хлопотными, дел у него было невпроворот: дожам вменялось в обязанность рассматривать судебные дела, определять экономическую политику, курировать политику внешнюю и отношения с церковью, и это еще далеко не все. Но, даже перевалив за девяносто, Дандоло трудился с энергией и воодушевлением. Он принял строгие законы, ограничивающие иммиграцию в республику новых купцов. Он привел в порядок запутанный свод законов Венеции. Он реформировал денежную систему республики и ввел в обращение новую монету, названную гроссо, которую чеканили почти из чистого серебра — его содержание составляло девяносто восемь процентов{132}. Он наладил постоянный обмен дипломатической корреспонденцией с византийскими императорами в попытке восстановить деловые отношения, расстроившиеся несколькими десятилетиями раньше. К концу XII века Дандоло с полным правом мог гордиться своими свершениями на службе Венеции. Торговля бурно развивалась, а республика процветала. А потом, в начале 1201 года, шесть послов из Франции совершили переход через Альпы, явились ко двору дожа и предложили Дандоло сделку века. И вот тут-то мир перевернулся.
Послы, прибывшие на встречу с Дандоло в феврале 1201 года, представляли трех самых влиятельных баронов Франции: Тибо, графа Шампани, Людовика, графа Блуа, и Балдуина, графа Фландрии. Один из высоких гостей, Жоффруа де Виллардуэн, маршал Шампани, оставил красочный отчет о переговорах. Их господа, сообщили послы, вдохновились речами папских проповедников, призывающих организовать очередную экспедицию на Восток, дабы завершить труды Третьего крестового похода и вернуть Гроб Господень под власть христиан. Тибо в ту пору шел двадцать второй год, Людовику и Балдуину сравнялось по двадцать восемь, и, как большинству молодых людей их сословия, им кружили голову идеалы благородного рыцарства, превозносимые при дворах и в пиршественных залах Западной Европы и воспевавшиеся в популярных балладах о героях реальных и воображаемых, начиная с короля Артура и заканчивая первыми крестоносцами [605] . Все они происходили из семей легендарных искателей приключений на Востоке, а их владения издавна служили благодатным местом для вербовки новых воинов Христа. В число близких родственников Тибо входил даже король Иерусалима: его старший брат Генрих отправился в крестовый поход, в 1192 году женился на младшей дочери Амори Изабелле и был принцем-консортом Иерусалима вплоть до 1197 года, когда он выпал из окна королевского дворца в Акре и разбился насмерть [606] .
605
Edgington, & Susan B. Sweetenham Carol (пер. на англ.) The Chanson d’Antioche: An Old French Account of the First Crusade (Farnham, 2011).
606
В The Conquest of Jerusalem and the Third Crusade, с. 143, утверждается, что Генрих выжил бы, если бы его придворный карлик не выпал бы вместе с ним, приземлившись королю на спину.
Проповедь, так воодушевившая Тибо, Людовика, Балдуина, а также их ровесников и сотоварищей, принадлежала перу еще одного молодого владыки, папы римского Иннокентия III, избранного в 1198 году в возрасте тридцати семи лет. Под длинным носом своенравного аристократа Иннокентия, урожденного Лотарио, графа Сеньи и Лаваньи, топорщились густые усы. Иннокентий был блистательным правоведом и одаренным религиозным философом. Но самым главным его даром был дар убеждения — и в 1198 году он использовал свой талант, чтобы внушить рыцарям, подобным Тибо, Людовику и Балдуину, что их долг — возглавить свое поколение и снова повести его в Святую землю. В виртуозно написанной булле, обнародованной всего через семь месяцев после избрания на папство и названной Post miserabile («К сожалению, после»), Иннокентий в до боли знакомых выражениях оплакивал «достойную сожаления потерю Иерусалима… прискорбное нашествие [врага] на землю, на которой стояли ноги Христа… постыдную утрату Креста Животворящего» [607] . Он педантично, с юридической точностью излагал все мирские и духовные выгоды принятия креста. И что воодушевляло его слушателей больше всего — папа призывал к крестовому походу в по-рыцарски возвышенных выражениях, говорил об утрате Иерусалима как о личном оскорблении, нанесенном чести и репутации всех молодых и рьяных христианских воинов. Иннокентий измышлял нестерпимую клевету, которую якобы неустанно изрыгают уста Айюбидов, торжествующих свое превосходство:
607
Перевод буллы Рost miserabile на английский язык есть в Bird et al. (ред), Crusade and Christendom: Annotated Documents in Translation from Innocent III to the Fall of Acre, 1187–1291 (Philadelphia, 2013), с. 31–7.
…оскорбляют нас враги наши, говоря: «Где Бог ваш, который не может избавить от рук наших ни Себя, ни вас? И вот! Ныне осквернили мы святыни ваши. И еще! Ныне мы простерли руки свои над предметами любви вашей… И ослабили мы и сломили копья галльские, и сделали тщетными потуги англов… сдержали мы силу германскую, и усмирили гордость испанскую… И вот, где же Бог ваш?» {133} [608]
Это, конечно, была чистая фантазия — и притом абсолютно верное по тону обращение к рыцарскому классу Западной Европы того времени, призыв, идеально созвучный мироощущению и навязчивым идеям, распространенным среди военного сословия начала XIII века.
608
Там же, с. 32.