Крестоносцы. Полная история
Шрифт:
К моменту, когда послы Тибо, Людовика и Балдуина прибыли в Венецию, движение в поддержку Четвертого крестового похода, объявленного Иннокентием, уже набирало обороты. Простой люд поговаривал, что в Вавилоне — то есть Каире — родился дьявол и если ничего не предпринять, то очень скоро наступит конец света [609] . Во Франции масла в огонь подобных настроений подливали проповедники вроде Фулька из Нейи, известного в Париже своей необычайной прожорливостью, талантом к публичным выступлениям и совершению чудес, или цистерцианского аббата Мартина Пэрисского, который 3 мая 1200 года произнес в кафедральном соборе Святой Марии в эльзасском Базеле свою знаменитую проповедь, где сетовал на то, что Святая земля «попирается варварскими обычаями языческих племен» [610] . Многие знатные люди — в том числе Тибо и Людовик — приняли крест прямо посреди рыцарского турнира, который Тибо устроил 28 ноября 1199 года в окрестностях своего замка Экри {134} . В тот день обеты принесли графы Бриена, Амьена, Сен-Поля и Перша, епископ Суассона, а также десятки баронских сыновей, отважных рыцарей, и сотни людей попроще. Отряды баронов и священнослужителей начали формироваться и в Германской империи, несмотря на то, что германский Крестовый поход 1197–1198 годов, начатый с целью отвоевать Бейрут и Сидон, оказался
609
Moore, John C., Pope Innocent III (1160/1–1216): To Root Up and to Plant (Leiden, 2003), с. 103.
610
Долгое время считалось, что Фульк из Нейи сыграл главную роль в событиях в Экри, но теперь это представление отвергнуто. Новое осмысление его проповеди в целом см. Jones, Andrew W., ’Fulk of Neuilly, Innocent III, and the Preaching of the Fourth Crusade’, Comitatus: A Journal of Medieval and Renaissance Studies 41 (2010), с. 119–48. О Мартине Пэрисском см. Andrea, Alfred J. (пер. на англ.), The Capture of Constantinople: The ’Hystoria Constantinopolitana’ of Gunther of Pairis (Philadelphia, 1997), с. 69–70.
Но притом что по Европе распространялась горячка крестового похода, бароны-крестоносцы столкнулись с серьезными логистическими вызовами. Ни один западный монарх не соизволил возглавить движение: Филипп Август и думать не желал о повторении злосчастных авантюр предыдущего десятилетия; Иоанн, младший брат и преемник Ричарда Львиное Сердце на троне Англии, был слишком занят обороной своих континентальных владений от вторжений Филиппа, чтобы озаботиться печалями жителей Иерусалима; немцы же, лишившиеся в крестовых походах двух предыдущих монархов, никак не могли решить, кто должен ими править. Баронам, не располагавшим ресурсами, доступными венценосному патрону, требовалось привлечь на свою сторону богатого и влиятельного партнера — лучше всего кого-то с опытом крестовых походов и возможностью переправить войско через Средиземное море. Им нужны были корабли и военные советники, вот почему они пришли на поклон к Дандоло. Как сказал Виллардуэн, «в Венеции они смогут найти гораздо большее количество судов, чем в каком-либо другом порту» {135} [611] .
611
Villehardouin and De Joinville, с. 5.
Явление послов заставило дожа призадуматься. Предложение было заманчивым, но рискованным. И Венецианская республика, и семья Дандоло могли неплохо погреть руки на крестовом походе, обещавшем прибыльные грабежи и новые торговые привилегии, не говоря уже о возможности прославиться в качестве благочестивых христиан. Но когда дож приступил к переговорам, послы заговорили о цифрах, поражающих воображение. Виллардуэн и его товарищи рассчитывали собрать войско из более чем тридцати тысяч человек. Это значило, что им потребуются сотни кораблей — пятьдесят галер и в три раза больше транспортных судов, большую часть из которых придется построить на верфях венецианского Арсенала. Чтобы укомплектовать все эти корабли командами, потребовалось бы задействовать половину трудоспособных мужчин республики. Контракт мог бы стать крупнейшим в истории Венеции, и Дандоло сказал послам, что на такое предложение он не может согласиться, не обдумав все как следует. При этом дож был достаточно заинтригован, чтобы передать запрос Большому совету, и на его обсуждение знатные мужи Венеции потратили целых восемь дней. Наконец они пришли к согласию. Они сделают все, что от них хотят, — при условии, что народ Венеции согласится.
В конце месяца десять тысяч венецианцев заполнили собор Святого Марка и площадь перед ним и по окончании мессы громкими криками продемонстрировали свою поддержку дожу и Совету. Венеция, решили они, должна построить, оснастить, укомплектовать командами и снабдить припасами гигантскую армаду кораблей, способную перевезти на восток тридцать три с половиной тысячи крестоносцев и четыре с половиной тысячи лошадей. Под это дело они отдадут не только верфи Арсенала, но и почти весь годовой доход города. Население будет тянуть жребий, чтобы выбрать одного мужчину из двух, которому придется нести службу на борту. В обмен крестоносцы обещали выплатить Венеции восемьдесят пять тысяч марок — сумму, эквивалентную двойному годовому доходу целого Французского королевства, — и отдать половину всего и вся, добытого в ходе кампании [612] . Втайне была определена первая цель крестового похода — Александрия в дельте Нила, с тем расчетом, что этот богатый город станет не только легкой добычей (Египет страдал от голода и дороговизны из-за слабых разливов Нила на протяжении пяти лет подряд), но и серьезной стратегической предпосылкой для продвижения на северо-восток в Палестину {136} . Войско крестоносцев должно было прибыть в Венецию к весне 1202 года.
612
Phillips, The Fourth Crusade, с. 66.
Обе стороны чудовищно рисковали. Французские послы за огромные деньги наняли лучшие военно-морские силы Запада, на святых реликвиях поклявшись собрать армию, способную заполнить зафрахтованные корабли. Дандоло и венецианцы согласились бросить все силы республики на одну-единственную военную кампанию, которая либо станет самой выгодной для Венеции экспедицией со времен завоевания Тира (1124 год), либо обанкротит ее. Стороны прекрасно понимали, насколько высоки ставки. При ратификации договора всех переполняли эмоции. «При этом много было пролито слез жалости, — писал Виддардуэн, — и сразу же одна и другая стороны отправили своих вестников в Рим к [папе] Иннокентию, чтобы он утвердил этот договор; и он сделал это весьма охотно» {137} [613] . Венецианцы взялись за работу. Подготовка к Четвертому крестовому походу началась.
613
Villehardouin and De Joinville, с. 8.
Целый год венецианцы лихорадочно пилили, забивали, стругали и конопатили и, наконец, построили «флот, который… был столь прекрасен и хорошо оборудован, что никто в христианском мире никогда не видывал ничего подобного». Состоял он из примерно двухсот галер, военных кораблей и транспортных нефов. На рынках Италии в огромном количестве закупалось вино, мясо, сыр и фураж для лошадей, и транспортные суда под завязку набивались всем необходимым. Однако армия крестоносцев, стекавшаяся в Венецию в начале лета 1202 года и устроившая лагерь на длинной песчаной отмели Лидо, мало напоминала ту, что с такой уверенностью была обещана. Во-первых, графа Тибо Шампанского уже не было в живых: в мае 1201 года он скончался от горячки. Занять его место и взять на себя командование предложили человеку зрелых лет, уроженцу севера Италии Бонифацию, маркизу Монферратскому. Предложение было принято, но лично к походу маркиз не присоединится еще много месяцев. Армия, прибывшая к месту сбора, представляла собой лишь небольшую часть от того огромного воинства, что предполагалось собрать. Северную Францию и в самом деле охватила волна энтузиазма: мужчины и женщины принимали
614
Примеры подарков местным монастырям приводятся в хартиях Виара де Пре и Симона де Малене; см. Slack, Corliss Konwiser (ред.), Crusade Charters: 1178–1270 (Tempe, 2001), с. 132–3, 140–1.
615
Robert of Clari, часть 7 в Stone, Edward N. (ред.), Three Old French Chronicles of the Crusades (Seattle, 1939).
Это была катастрофа. Венецианцы трудились целый год, понесли огромные траты, а теперь им светило банкротство. Дандоло должен был что-то предпринять. Он остро осознавал необходимость найти выход, который спасет его соотечественников от надвигающегося разорения и в то же время позволит крестоносцам сохранить лицо и хотя бы покинуть порт. И поэтому он предложил смелое решение: первую остановку на своем пути крестоносцы сделают менее чем в 320 километрах от Венеции и ограбят порт Зара.
Дандоло и его сограждане-венецианцы считали, что имеют полное право так поступить. Порт Зара (Задар), расположенный на побережье Далмации, некогда подчинялся республике и платил ей дань, но в 1180 году город взбунтовался, а его правители заявили, что теперь подчиняются христианскому королю Имре Венгерскому. Это злостное предательство, настаивал Дандоло, заслуживает наказания. Но французским рыцарям, таким как Симон де Монфор, подобное отступление от первоначальной цели крестового похода представлялось немыслимым — не в последнюю очередь потому, что Имре был христианским королем, покорным Риму, да к тому же и сам принес обет крестоносца. Иннокентий подозревал, что в какой-то момент Дандоло может попытаться наказать Зару с помощью флота крестоносцев и особо предупредил, чтобы тот даже не пытался сделать это. И вот теперь дож призывал к открытому неповиновению. Летние месяцы, которые предполагалось посвятить доблестному штурму Александрии, а там, бог даст, и Иерусалима, прошли в спорах, дрязгах и повальной скуке в войсках. Наконец в первую неделю октября, буквально в последний момент перед зимними штормами, препятствующими судоходству, лидеры похода признали, что тянуть долее нельзя. Вопрос стоял ребром: либо они идут в Зару, либо отправляются по домам. Они выбрали меньшее из двух зол. Дож принял обет на глазах у многолюдного собрания, его крест не стали нашивать ему на плечо, но прикололи к шляпе. Вскоре под звуки труб и барабанов огромный флот, состоявший из пятидесяти больших транспортных судов, шестидесяти боевых галер, ста транспортов для перевозки лошадей и множества легких суденышек, следовавших в кильватере, вышел из венецианского порта в открытое море [616] . Галера Дандоло, увешанная алыми полотнищами и украшенная серебром, покинула порт последней. Домой дож больше не вернется.
616
Madden, Enrico Dandolo and the Rise of Venice, с. 141.
10–11 ноября 1202 года, когда венецианский флот был уже в виду порта Зары, горожане развернули на стенах флаги с крестами, чтобы напомнить венецианцам и французам, что они и сами крестоносцы. Но для Дандоло это ничего не значило. Пропустив мимо ушей вопли протеста своих заказчиков-крестоносцев, он отдал команду приступать к штурму. Венецианские галеры прорвали цепь, натянутую у входа в порт. Войска высадились на берег и принялись бомбардировать город из катапульт, а саперы начали рыть подкоп под городскую стену. Жители Зары запаниковали: уже через три дня они запросили мира и, наконец, распахнули ворота — при условии, что победители избавят город от резни. Крови пролилось немного, но, войдя внутрь, венецианцы и французы стали захватывать все, на что падал взгляд, а затем, разделив город пополам, устроились на зимовку. Дандоло позже оправдывал свои действия в Заре как полностью законные. Хронист Гунтер Пэрисский назвал произошедшее «неприятным делом» [617] .
617
The Capture of Constantinople, с. 79.
И многие с ним согласились. Когда весть о том, что крестоносцы отклонились от курса, достигла Иннокентия III, папа пришел в ярость. В гневе он наказал преступников так ужасно, как только мог: отлучил от церкви всех причастных. Какая горькая ирония! Участники похода принимали крест, рассчитывая на отпущение грехов, теперь же, если они погибнут, то отправятся прямиком в ад! Предводители похода из кожи вон лезли, чтобы не дать известию об отлучении распространиться, поскольку это могло бы вызвать бунт среди рядовых. Посланники поспешили к папскому двору, умоляя Иннокентия передумать на том основании, что «необходимость была смягчающим обстоятельством» [618] . В конце концов Иннокентий нехотя согласился, хоть и отдал строгое распоряжение, чтобы подобные отвратительные поступки впредь не повторялись. Крестоносцы, писал он, более не должны «пытаться вторгнуться или нарушить границы христианских владений» [619] . Но Дандоло и венецианцы плевать хотели на распоряжения папы. Весной 1203 года, покидая Зару, они снесли стены города и сожгли дотла все, кроме церквей, а затем отправились на Восток. Однако армада шла не в Акру и даже не в Александрию. Крестоносцы — кто бы мог подумать! — нацелились на Константинополь.
618
Там же, с. 80.
619
Andrea, A. J., Contemporary Sources for the Fourth Crusade (Leiden, 2000) с. 48.
Дела Византии, судьба которой была тесно связана с движением крестоносцев с самого его зарождения, в 1190-х годах приняли опасный оборот. Ричард Львиное Сердце, высадившись в 1191 году на Кипре по пути в Акру, воочию наблюдал хаос, охвативший империю, когда соперничающие ветви семейства Комнинов принялись рвать власть друг у друга из рук. Десятью годами позже проблем у Византии меньше не стало. В 1185 году Исаак II Ангел — мелкий князек, любезный и благонамеренный, но прославившийся прежде всего пристрастием к расточительным строительным проектам, душистым ваннам и дорогим нарядам, — захватил трон Византии. Десять лет он наряжался, «подобно влюбленному в свою красоту павлину… никогда не позволивши себе два раза надеть одно и то же платье» {138} , и держался за власть, но в марте 1195 года в результате переворота, устроенного его старшим братом Алексеем III Ангелом, был свергнут, ослеплен и отправлен в заключение, где питался только хлебом и вином [620] .
620
Annals of Niketas Choniates, с. 242, 248.