Кронпринцы в роли оруженосцев

Александров Валентин Алексеевич

Следующим выступал представитель Украины как второй по значению республики, участвовавшей в создании единого государства СССР. Это был Владимир Васильевич Щербицкий. Человек очень близкий Брежневу, пользовавшийся его большой симпатией. Щербицкий когда-то работал вместе с Брежневым в Днепропетровском обкоме КПСС. Единственный из всей партийной номенклатуры, он выступил на Пленуме ЦК КПСС против идеи Хрущева разделить обкомы на сельские и промышленные. За такое публичное препирательство был снят с должности председателя правительства Украины и назначен на должность секретаря сельского обкома. Только благодаря протекции

Леонида Ильича удержался и на этой должности. Придя к власти, Брежнев поднял Щер-бицкого на пост первого секретаря ЦК Компартии Украины.

Украинский лидер был яркой фигурой, харизматичен, по-человечески располагал к себе людей различных слоев — от крестьян до академиков. Вместе с тем Владимир Васильевич умел тонко ориентироваться не только в том, что требовало руководство партии, а точнее генеральный секретарь Брежнев, но и в том, что у того таилось на уме, хотя еще и не получило огласки. Щер-бицкий позволял себе говорить о Брежневе с интонацией восхищения и даже некоторой товарищеской влюбленности. Ну и, конечно, сердечный характер их отношений демонстрировался неизменными троекратными объятиями и поцелуями при каждой встрече Брежнева на земле Украины.

Выступление Щербицкого на торжественном заседании, посвященном 50-летию СССР, распадалось на две части. В первой достаточно кратко говорилось о достижениях Украины в составе союзного государства. Здесь он следовал официальной установке. Во второй части речи пространно и красиво говорилось об успехах самого Союза, достигнутых особенно в последнее время, когда во главе партии встал Брежнев. Во всех успехах были видны руководящая и направляющая деятельность ЦК КПСС… И вот тут-то Щербицкий выдал новую формулу, обозначившую поворот в послехрущевской трактовке жизни партии. Вместо того, чтобы сказать «деятельность ЦК КПСС во главе с ленинским Политбюро», как принято было говорить после снятия Хрущева, он четко произнес: «ЦК КПСС и лично Леонида Ильича Брежнева».

Огромный зал Кремлевского дворца съездов, собравший партийную номенклатуру со всей страны, живо воспринял новое слово превознесения заслуг генерального секретаря и взорвался бурей аплодисментов. Партер еще продолжал рукоплескать, а в президиуме приготовившиеся к старту с пятиминутными речами руководители остальных союзных республик стали лихорадочно перелистывать заготовленные тексты, вытаскивали авторучки, чтобы вписать в подходящее место, кто в конце выступления, а кто и в самом начале, слова высочайшей на тот момент похвалы: «деятельность ЦК КПСС и лично Леонида Ильича Брежнева».

В словах «и лично» не только выражалась персональ-ность великого вклада генерального секретаря в строительство нового общества, но и очевидная созвучность с именем Ильича, что как бы в подсознательном плане, по учению официально отвергаемого, но реально воспринимаемого Зигмунда Фрейда, ставило рядом двух Ильичей — Брежнева и Ленина.

Речь Соломенцева, произнесенная до речи Щербиц-кого, не имела столь изощренной формулы славословия. Когда я зашел в комнату отдыха членов президиума в первый перерыв, чтобы поставить подпись Соломенцева под текстом его речи для официальной стенограммы, он казался чрезвычайно потерянным. Ему не верилось, что Щербицкий сам решился на такую новизну в возвеличивании партийного лидера. Ведь еще совсем недавно критиковали Хрущева за самовозвеличивание, клеймили его субъективизм

и волюнтаризм, заявляли о верности ленинским заветам коллективности руководства, отрицания культа личности.

И вдруг такая перемена. «Как же так, — рассуждал в четверть голоса глава правительства России, — ведь я же советовался там, на Старой площади, в отношении своей речи. Неужели они не могли подсказать? Теперь получается, вроде бы как Россия иначе понимает роль Леонида Ильича?» Попытки с моей стороны внести успокоение на счет недостатка комплиментов, слова о серьезности общей постановки вопросов и роли партии в целом не произвели на Соломенцева впечатления: «Вот, видишь, и вроде бы аплодисментов у меня меньше было». Пришлось подсчитывать на стенограмме с карандашом в руках. Выходило, что люди хлопали в ладоши Соломенцеву ненамного меньше, чем другим.

Мало-помалу Михаил Сергеевич успокоился. Поддержал его и сам Брежнев, сказавший тут же в перерыве что-то бодрое в отношении российских планов, изложенных в выступлении Соломенцева. Острота переживаний была снята. Но слова «и лично» прочно вошли в лексикон руководителя Российской Федерации, как и всех партийных деятелей высшего звена, определяя собой восхождение на вершину восхвалений генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева, а вместе с тем и критическую точку распада личности. Отсюда началась череда незаслуженных наград, отягощавших парадный костюм генсека и знаменующих вступление общественной жизни СССР в фазу экономической стагнации и политического маразма.

ПРИВЕТ ОТ ЛЕОНИДА ИЛЬИЧА

Сейчас уже трудно было бы сыскать, кто из состава советского руководства 1970-х годов первым ввел практику передавать от Брежнева привет партийным активам, трудовым коллективам и другим собраниям людей на всем пространстве СССР, как в отдаленных областях, так и в столице. Но должен признать со всей определенностью, что немалый вклад в это священнодейство был внесен со стороны и председателя Совета министров РСФСР, и его аппарата.

На первых порах эти приветы не носили формального характера, они отражали реальное желание Брежнева поддерживать контакты со своей главной опорой — руководителями партийных органов на местах.

Началось это в 1972 году. Председателю Совмина России Соломенцеву было поручено лететь для встречи с партактивом в далекую Якутскую Республику.

Для выступления в Якутске был подготовлен пространный доклад часа на полтора. Кроме Якутска программа предусматривала посещение центра добычи алмазов города Мирного, поселка Зеленый Мыс при впадении Колымы в Ледовитый океан, угольного разреза Чульман, куда потом будет тянуться северное ответвление БАМа.

Впервые руководитель столь высокого уровня посещал эти медвежьи углы. Пользуясь тогда еще частыми контактами с Брежневым, Соломенцев в непосредственной беседе с ним оговорил такой широкий план поездки по Якутии, спросил, не будет ли каких-либо поручений у генерального секретаря. Брежнев, наверное, искренне сказал, что завидует такой поездке, сам мечтал бы побывать в этой самой крупной по территории автономной республике. Зная конкретно якутских руководителей, с которыми предстояло встретиться Соломенцеву, Брежнев сказал: «Ты передай им всем от меня привет, да и вообще приветствуй якутян так, как если бы я сам туда приехал».