Кровь в его жилах
Шрифт:
Немного побаиваясь случайных встреч, жадных взглядов и шепотков за спиной, Светлана шагнула кромежем прямо из квартиры на Театральную площадь. Она была одной из центральных, где, кроме старого театра, располагались лучшие магазины и рестораны. Здесь всегда бурлила жизнь, даже в этот вечер, несмотря на нестихающий снегопад. Дворники в длинных тулупах изо всех сил расчищали тротуары, но их снова заносило белоснежным покрывалом, на котором гуляющие горожане тут же оставляли цепочки шагов, словно строчки истории Суходольска. Горели желтые электрические фонари, заливая светом площадь, гудели клаксонами магомобили, звонко кричали: «Но, пошла, залетная!» — извозчики, быстро отлавливая в замерзающей, с одинаковым щедрым морозным румянцем, веселой толпе клиентов и увозя их прочь — домой или дальше куда-нибудь развлекаться.
Ветер
К ресторанному крыльцу, расположенному через дорогу от ювелирного магазина, подъехал элегантный наемный экипаж. Из него быстро выскочил Александр и подал руку… Верочке. Та выпорхнула неземной феей, прижимая к груди букет белых астр. Огромный букет, на грани приличия — барышням дарят гораздо меньшего размера, они же не кафешантанные певички… Впрочем, с поправкой на то, что Александр впервые влюбился, можно было простить и не такую оплошность.
Демьян был неправ — может, сказывалась зимняя одежда, хотя короткая соболья шубка Лапшиной была скроена по фигуре и заканчивалась чуть ниже талии, но по Вере еще нескоро будет видно, что она в положении. Ни живота, ни неприятных пятен беременности на щеках, ни возможного измождения от того, что носит она нечеловеческое дитя. Не будь это Демьян, который непроверенные слухи не приносит, Светлана засомневалась бы, что Вера ждет ребенка. Может, Светлана неправа, и Вера ждет именно Сашиного ребенка? Она сама была примером того, что такое возможно. Тогда за Александра было вдвойне радостно. Он заслужил счастье. Она хотела шагнуть кромежем, чтобы не выдать своего присутствия в городе, но Саша уже заметил её даже через улицу и вежливо склонил голову в приветствии. Пришлось так же кивнуть ему в ответ. Верочка тут же обернулась на Светлану. Для Веры не было ни упыря, ни романа с Дмитрием, ни случайной встречи в коридоре больницы. Она не знала Светлану, и, наверное, лишь поэтому на её лице отразилось недоумение. Понять бы еще, откуда взялось презрение в её огромных, наивных, оленьих глазах и почему так скривились губы? Она не должна помнить Светлану. Не должна. Хотя Мише это не мешало изредка вспоминать стертые воспоминания, да и Саша все вспомнил. Может, и Вера помнит? Только она должна помнить лишь одну встречу со Светланой в коридоре больницы — ничего иного.
Швейцар на входе в ресторан приглашающе распахнул дверь, и Саша с Верой исчезли в его недрах. Красивая пара: невысокая, хрупкая Верочка и смотрящийся солидно на её фоне Александр. Со Светланой так бы не вышло — они с Сашей были почти одного роста. Да и не со специализацией по боевой магии ей выглядеть беззащитно. Она улыбнулась Саше и Вере в спину: он был прав — это тоже дела, причем в его случае это хорошие дела. Он начал жить, как человек. Может, Вера расшевелит его и заставит забыть о происхождении якобы от нечисти?
Светлана, полная надежд и радости за Сашу, перешла дорогу, быстро пробегая перед гудящим клаксоном магомобилем — все такие нервные стали до ужаса. Её тоже ждали мелкие радости: покупки были так редки в её жизни, что она уже заранее предвкушала сложный выбор и понимание —
Только не сложилось. Все надежды Светланы пошли прахом. Мало того, что многочисленные продавщицы тут же зашушукались за её спиной и стали перемигиваться, странно махая руками, так еще… в отделе женского белья оказалась княгиня Волкова. Если телодвижения продавщиц еще можно было списать на разыгравшуюся паранойю, и не обращать на них внимания, то княгиню никуда не деть.
Софья Николаевна удобно сидела у прилавка, а три продавщицы ласковыми лисами кружились вокруг неё, предлагая товары. Слухи об уходе княгини в монастырь были пустыми — Светлана заметила краем глаза, что белье, которое выбирала себе княгиня, совсем не годилось для монашеской жизни. Даже для обычной супружеской жизни оно не годилось — слишком много кружев, прозрачных вставок и чего-то совсем легкомысленного. В свете увечья князя Волкова, за супружескую верность княгини Софьи Николаевны уже можно было бояться. Впрочем, это не Светланины трудности. Её трудности в том, что спешно надо решать: пройти в отдел белья или нет? Слишком много взглядов уткнулись в неё, чтобы отступать.
Светлана напомнила себе, что Софья Николаевна селедка — слишком холодная и чопорная, чтобы снизойти до неё. Воспитание княгини не позволит заметить какую-то «титуляшку», тоже пришедшую выбрать себе одежду. Такие, как Софья Николаевна, не смотрят на грязь под них ногами, а Светлана где-то была крайне близка к этому определению. Она заставила себя шагнуть в ярко-освещенный отдел. И плевать, что за спиной кто-то отчетливо шепнул: «Сразу с двумя крутит!»
Светлана почти дошла до прилавка с немодными нынче корсетами, когда случилось невозможное. Княгиня все же снизошла до Светланы, встала и сделала несколько целеустремленных шагов в её сторону. Потом её правая рука взлетела вверх, и… Светлана ушла машинально кромежем, не позволяя ударить себя. Ей ни отец, ни мама никогда не давали пощечин! Позволить такое княгине она не могла тем более. Стоя в знакомом черно-белом, сейчас абсолютно пустом коридоре, Светлана поздно подумала, что надо было просто уклониться от удара. Теперь же пойдут ненужные слухи.
Где-то в яви бельевого отдела княгиня под общий удивленный вздох прошипела:
— Дрянь!
Она быстро взяла себя в руки — селедка же невозмутимая, — и бросила, выходя из магазина:
— Товары завернуть, все записать на счет князя Волкова.
Дальше слушать Светлана не стала. Ничего нового после: «С двумя крутит!» — она уже не услышит. Встречаться сейчас с отцом в кромеже не хотелось, впрочем, видеть других людей она сейчас тоже не могла. И дело не в слезах — их не было. Дело в обжигающей душу ярости, закипающей огнем на её пальцах. Её никто и никогда унижающе не бил на людях. Светлана шагнула в больничный парк. Сейчас тут было пустынно — время прогулок для пациентов прошло.
Лес всегда успокаивал её. Она, шагая через сугробы, прислонилась спиной к первому попавшемуся стволу сосны и запрокинула голову вверх, затылком чувствуя шершавую, живую кору дерева. Шапка наползла на глаза, и Светлана стащила её в головы, зажав в руке. Завоняло паленой шерстью, и Светлана с усилием погасила огонь на кончиках пальцев.
Шатались по воле ветра могучие узловатые ветви сосны. Падал снег и таял на лице, заменяя слезы. Иногда мимо проносились ржавые длинные иглы, оставаясь на вороте шинели и заваливаясь в обшлага.
Что ж. О княгине она подумает потом. Сейчас не до неё, хотя стало понятно — она помнит. Она все помнит о Светлане, и смерть Анастасии она не простит. Надо будет сказать Александру, чтобы он присмотрелся к Волковой — она может оказаться той, кто подставил Матвея, чтобы добраться до Сашки или даже до неё самой. Это надо обсудить. Потом. Сейчас важнее иное. Выбор сделан. Глупо сделан, но уже ничего не исправить. Слухи в провинциальном городе, в котором никогда ничего не происходит, расходятся быстрее верхового пожара, так что скоро все будут знать, что Светлана кромешница. Значит, она пойдет и исправит документы. Будет жить под настоящим именем. Она так соскучилась по «Лизе». Будет Елизавета Григорьевна Кошка. Или Шка. Или Ка, ведь отец не признал её официально. Кем-нибудь да будет. Главное, что Лизой.