Крымские истории
Шрифт:
Я помню, как я пришёл в 9-а класс школы в посёлке Ленино – районном центре степной зоны Крыма.
И уже через несколько дней – заставил говорить о себе, сам того и не желая.
Отличился тем, что очень любил и немножко знал русскую литературу. И уже после нескольких занятий, Тамара Кузьминична Кривцова, преподаватель русской литературы – и по великому счастью – классный руководитель, стала говорить обо мне как о юноше, подающем определённые надежды.
Она очень тепло и светло ко мне относилась с первого дня нашего знакомства.
Не был исключением и я, и эта милая женщина, которой к тому времени и было всего лет тридцать-тридцать пять, ослепительно красивая, не казалась мне на много старшей и я вполне допускал, что могу вызвать и у неё ответное чувство. Даже помню, как я ревновал её к мужу, основательному майору милиции Кривцову Василию Леонтьевичу, старшему брату моего товарища Саши Кривцова.
В это же время и состоялась моя встреча с девушкой, лицо которой было всё в конопушках, с ясными и огромными глазами, да двумя смешными косичками, которые ей очень шли.
– Меня зовут Ларисой, Лариса Завадская, – смело подошла она ко мне, стоящему у окна школы на втором этаже.
Сколько, затем, после этой встречи было литературных споров и разговоров «за жизнь»: юную, дерзновенную, всю пока – в мечтах и поисках.
Помню доброе и светлое письмо её, после какого-то литературного вечера, который мы вели с ней вместе.
В этом письме она меня назвала принцем, которым она любовалась весь вечер.
Конечно, мне было очень светло и приятно от этого и я очень гордился тем, что заслужил столь высокую оценку этой недюжинной, по своему разуму, юной девушки.
Жила она в Заводском, прямо на берегу моря. И я помню – несколько раз провожал её до самого дома, а от Калиновки, где жили мои родители, это было всего полтора-два километра.
И всю дорогу нам было о чём говорить – спорили, читали стихи, как-то выстраивали своё будущее.
Так сегодня молодёжь не общается. И я не к тому, что она хуже нас, но то, что мы были духовно более богатыми, совершенными, это точно.
Я уже тогда твёрдо заявил, что пойду в военное училище, так как, несмотря на то, что мне даже давали путёвку-направление в литинститут от газеты «Крымская правда» – полагаю, что это не только моя заслуга, но и старания Тамары Кузьминичны, моей любимой учительницы – но содержать меня было некому и поэтому путь был определён один – на государеву службу, в офицеры.
Помню, как Лариса выбор мой одобрила, так как я очень хотел быть флотским офицером и мыслил идти в Севастопольское военно-морское училище.
Судьба, правда, распорядилась по иному и я вынужден был пойти в Вильнюсское училище войск ПВО страны, так как медкомиссия не допустила меня к флотской службе.
Ну, да речь не об этом.
Уже где-то в десятом классе я понял, что Лариса относится ко мне
Конечно, в ту пору я не видел её ограниченности и наделял всеми, даже несуществующими качествами.
Лариса страдала. Я помню, до сей поры, её стихи, её светлые письма, обращённые ко мне.
Но ответить на её чувство я не мог.
Долго ещё, затем, длилась эта агония.
Она писала мне добрые письма и, даже выйдя замуж, в Одессу, продолжала мне присылать свои весточки. Именно через неё я был в курсе всех дел одноклассников.
А затем – наша связь как-то истаяла и прекратилась. Знать, выполнила своё назначение и свою роль и более явить жизненно важного, необходимого душе, не могла. И это правильно.
Было ещё несколько встреч, но они такой радости и такого следа у меня не оставили.
Мы стали взрослыми, жизнь научила многому, и уже не хотелось возвращаться в ту дивную сказку, без которой невозможно стать и остаться человеком.
Помню, как мы даже встретились после Афганистана, а говорить, кроме «А помнишь? – стало просто не о чем.
И уже через её подругу, Машу Довгалюк, я узнавал в редкие наезды домой, в отпуск, о её судьбе и радовался тому, что всё у неё, как у людей – муж, семья, своя судьба…
Слава Богу, у неё появились две девочки, дочери. Интересно, похожи ли они на мать?
Сегодня, обращаясь к этим светлым дням юности, я в глубоком поклоне склоняюсь пред этим дивным и святым человеком и молю Господа о Его расположении и милости к ней.
За великую щедрость сердца и чистую душу свою – она заслуживает наибольшего благоприятствования от Господа по дороге жизни.
Маловероятно, что суждено нам увидеться ещё раз, поэтому я и обращаюсь к Творцу – пусть Он её хранит и семью её.
Когда-то ты написала мне, милая Лариса:
Ну, прощай, дай на счастье руку,
Уходи, растворись во мгле.
Уходи и не трожь мою муку –
Пусть она останется мне.
Ну, прощай, далека дорога,
И у каждого – только своя.
Мы пройдём через всё понемногу,
Не завидуя, не таясь.
Ну, прощай, дай на счастье руку,
Всё дороже улыбка твоя.
Уходи и не трожь мою муку –
Пусть она будет только моя.
Я помню эти строчки, милая Лариса. И уже никогда не забуду их.
Жизнь, действительно, у каждого только своя. И необходимо и в ней начинать подводить итоги – ради чего жил; что и кого любил; что сделал достойного внимания и признания людей?
Сколько выстрадано, вымучено, сколько утрат и невосполнимых потерь осталось – так, что душа порой обугливалась.
Но, если я это вынес, превозмог, преодолел, выжил, то во многом – благодаря и тебе, милый друг, в том числе и тому, что храню в душе память о том мгновении, которое было прекрасным.
Невозвратном и святом.