Кухарка
Шрифт:
“Спасибо”, — прошептала она Леське одними губами.
Леська устало улыбнулась. Наконец-то день подошёл к логическому завершению. Большая часть её работы была выполнена. Она прикрыла дверь в детскую и устало опустила плечи. Последний час она много думала, несмотря на то, что сама была занята многими делами: читала Саше книжку, помогала переодевать ей пижаму и складывать игрушки. Она словно знала, как и что правильно делать, но не делала этого, потому что мозг её был загружен другой информацией.
Она так старалась сделать свою жизнь достойной его. Старалась
А теперь оказывается, ему ничего такого не было нужно. Он её старания не только не оценил, он их даже не заметил. О, как она была рада возиться с Сашей, вместо того, чтобы купаться в его злобных взглядах, да наблюдать за воркованием с невестой!
Забыть о нём. Вырвать из сердца и идти своей дорогой не оглядываясь на прошлое. Она ведь могла это сделать? Она уже и не помнила себя, свою жизнь без попыток не думать о нём. Она ведь не относилась к тем особам, которые кладут жизнь на алтарь любви за мужчину, который им не принадлежит?
Иногда, конечно, устав, как и всякая женщина, мечтала о мужчине, который пришёл и окутал бы её теплом, решил бы все проблемы. Однако со временем, она оставила это. У неё было свое дело, и не было времени чувствовать боль, во всяком случае, часто.
Леська оторвалась от стены, медленно направилась к лестнице. Ещё совсем немного осталось, наверное, меньше двух часов и она будет совсем свободна. Навсегда уйдёт из дома, который причинил ей такую боль.
33
И дёрнул чёрт выпалить в ответ,
Что твой просчёт не будет прощён.
Потом ещё и ещё.
Двуличная дура: ну, и где твоя вера?
Ну и где моя планка?
Поломанные. “Та сторона”
Фёдор молча разглядывал девушку. Гордую осанку подчеркивала прямая, чёткая линия плеч, хотя он видел, как трудно ей скрывать усталость. Плечи, казалось, удерживало лишь усилие воли. Глаза её были чересчур внимательными и строгими: ничто не смягчало её взгляд. Весь её облик раздражал его, поскольку никак не отпускал его внимание. Это рушило в его сознании все цитадели, все стены, построенные ещё много лет назад.
Почему её улыбки, волнение, дрожь пальцев оказались ложью? Грязной ложью! Почему? Он собирался потребовать объяснений! Чёрт подери, он собирался вытрясти из неё все объяснения, мыслимые и немыслимые, которые она только сможет дать! А если потребуется, то и выбить! Ярость, рождённая сознанием собственной правоты, требовала выхода.
Он не мог в своём воспалённом измученном воображении пока представить всех тех изощрённых пыток, которые хотел к ней применить. Последние несколько часов он изо всех сил сдерживал рвущейся
Она, конечно, молодец, что помогла с Сашкой, пока Ксению отвлекла свекровь, но это только подогрело его бешенство. Ещё бы ей не уметь обращаться с детьми!
— Кухарка, куда это ты собралась?
Леська замерла. Почему этот голос всегда для неё так много значил? Почему она просто не могла пройти мимо, услышав его? Почему не могла не остановиться? Почему он вибрировал внутри неё, как вибрируют струны брошенной гитары? Почему она не могла научиться быть равнодушной к нему?
Леська медленно обернулась.
Фёдор казался стальным и непреклонным сразу — тёмный силуэт застыл в проходе, как необычная гротескная фигура. Они стояли одни в длинном коридоре, освещенном маленькими бра по правую и левую сторону от Фёдора. От этого его фигура казалась грозной, а тени, отбрасываемые картинами, вазами и комодом, — непрошенными гостями. Его лицо в полумраке приобрело какую-то особую тревожность, которой раньше Леська не замечала. Она напомнила себе, что несмотря на искажённые размеры, он оставался тем же неумолимым противником. Человеком, которого ей стоит опасаться, в руки которого она не должна угодить ни в коем случае.
— Господин что-то желает? — монотонно-холодным голосом произнесла она, надевая на лицо маску прислуги. Да, больнее всего делать вид, что не больно.
Он медленно повёл головой. Как бык, готовый броситься на тореадора.
Леська едва заметно выдохнула, борясь с оцепенением. Ей казалось, что она в этом доме уже очень и очень давно. Как будто в поезде. Чем дальше и больше она здесь находилась, тем больше ей хотелось попасть домой. В тёплый уют собственной комнаты, забросанный Маськиными заколками, обрезками цветной бумаги и фломастерами.
Фёдор медленно двинулся в её сторону. Она не боялась его, не должна была бояться, но вместе с тем, ей очень хотелось убежать. Она не хотела уже знать, что привело его в такое неописуемое бешенство, а вместе с тем и прекратить испытывать на себе силу его чар, силу его власти над собой и над всем её миром.
— Не хочешь ничего сказать мне? — звуки голоса Фёдора прокатились мурашками по её коже. У Леськи неприятно засосало под ложечкой. Почему все их встречи заставляют её нервничать?
— О чём ты? — она повернулась к нему, складывая руки на груди. Защититься хотя бы таким способом — всё, что сейчас она могла себе позволить.
Он медленно, очень медленно, приблизился и посмотрел ей в глаза так внимательно, что она не смогла не отвести взгляда.
— Ребёнок, — невозмутимо произнёс Фёдор, и сердце Леськи бухнуло в пропасть. Она подняла на него глаза, надеясь, что прочтёт в них только любопытство, ничего более. Наивная! Несмотря на кажущееся ледяное равнодушие, Фёдор впился в неё взглядом профессионального детектива. — Твой ребёнок… он ведь и мой тоже, — нижняя челюсть его едва заметно дёрнулась, прежде чем он закончил: — не так ли? — судя по его виду, он готов был придушить её.