Кукловод: Реквием по Потрошителю
Шрифт:
Сасори, не переставая, нервно давил на педаль газа, огибая проезжающие автомобили, периодически выходя на встречку. Его взгляд стрелял с дороги на зеркало заднего видения: он чувствовал, что в приближающемся автомобиле, нарушающем правила дорожного движения, находится детектив.
Если план идет, как вы задумали, значит, вы упустили что-то из виду. Какая ирония. Усыпленный своим слепым тщеславием, благодаря всем идеально пройденным ритуалам, ни разу не пойманный Сасори с дерзостью бросил вызов своим навязанным дьяволам-хранителям, что неугомонным хвостиком следовали за его тенью. Он самонадеянно решил, что все идет гладко, ведь детективы проглотили наживку
Но такого преследования он не ожидал, и теперь, завернув на встречку в очередном повороте, помчал автомобиль по пустынной трассе, ведущей в глухую неизвестность. Дрожащей рукой натянул очки с капюшоном, когда преследователь фатально приблизился в зеркале заднего виденья.
Итачи открыл боковое окно и, вытащив пистолет, снял с предохранителя. Высунул руку, не сбавляя скорости, что била колющим ветром. Прицелился. Один выстрел, и отдача откинула руку, а влажные пальцы едва не выпустили пистолет.
Пуля с глухим хлопком обрушила заднее стекло, рухнувшее, словно осколки разбившегося бокала. Акасуна пригнулся, едва не потеряв управление. Автомобиль понесло в сторону, но он резко нажал на тормоза и, выпрямившись, выкрутил руль, возвращая власть над дорогой.
Итачи нагонял его как настоящая гончая собака подстреленную дичь. Машина пошла зигзагами, но вновь набирала на мгновение потерянную скорость. Нужен один верный выстрел в затылок, что окрасит лобовое стекло краской самой жизни. Но детектив не мог прицелиться из-за лавирующих маневров. Справившись с тремором, он сжал влажными пальцами ствол, потянув курок, в последнюю секунду наклонив руку ниже. Выстрел. Очередная отдача.
Пуля оказалась не дурой и вонзилось в шину колеса, что зашлось искрами по дороге.
Толчок. Сасори откинуло в дверь, когда автомобиль на полной скорости повело в сторону и когда он закружил по собственной оси, выбивая искры из шин, что, словно бенгальские огни, оставляли свой след в виде замысловатых узоров, нанесенных грубой кистью. До тех пор, пока машина не пробила ограду и не вылетела в кювет. Бампер ударил по земле, и задняя часть, опустившись, с хлопком ударилась о землю.
Итачи вжал педаль газа, выбивая искры, перекрывая вычерченные узоры своей единственной длиной полосой. Мужчина сжал зубы, выкручивая руль, совершая тот же акробатический пируэт. Хонда затормозила у самого края ограды, слегла помяв бок. Дрожащими руками открыв дверь, мужчина ринулся в сторону развороченной ограды в двухстах метрах от него.
Сасори зашелся кашлем. Затылок ломило, боль отдавалась по всему телу. Как только он открыл глаза, все вокруг закружилось в перевернутом танце. Щекой он ощущал мягкость подушки безопасности. Рукой художник шарил по соседнему сиденью, но маска Потрошителя свалилась вниз.
— Н-нарико… — хрип отдавался болью, как и хаотичные движения рукой. — Нарико, где ты?
Но соседнее место пустовало. Приятная прохлада маски скользнула на подушечках пальцев. Как только подушка сдулась, Акасуна спрятал маску под куртку, выбравшись из развороченного автомобиля через открытое боковое окно. Свалился на землю, из разбитого виска стекала кровь, путаясь в сальных волосах под капюшоном. Но он побежал.
Розовое небо впитывало яркие, словно мазки крови, росчерки
Его сердце билось умирающими нотами, предвестником развязки затянувшегося представления. Пальцы цеплялись за карябающие ветки, ноги валились на мокрое покрывало грязно-желтых листьев. Он не переставал взывать к теням.
— Дейдара, — зов в никуда — Нарико. Почему вы мне не отвечаете?
Воздух рассек выстрел, и на мгновение показалось, что кровь на листьях была его, но это всего лишь игра воображения. Сасори скинул очки, что мешали видеть истинный мир. И, подняв искаженное лицо к небу, тихо прорычал:
— Это потому что я не отдал тебе Рейко, да, Нарико?! Поэтому ты оставила меня?
Звериный крик раздался из горла с последующим безумным хохотом, рвущимся за годы не высмеянной боли.
Итачи, перебравшись через ограду, миновав развороченный автомобиль, что собрался в гармошку, кинулся за убегающей фигурой, едва держащейся на ногах, движимой неведомой силой — желанием жить. Какая ирония, человек, отнимающий жизнь, сам испытал непреодолимую тягу к ней же, вероятно, сам того не осознавая. Но сейчас он цеплялся за неё, как за ветки опустевших деревьев.
Итачи будто совсем и не бежал, он не слышал собственный топот ног и тяжелое дыхание вперемешку с бешено клокочущим сердцем. Он словно плыл меж деревьев, за которыми мелькал убийца. Навел пистолет, и очередной выстрел оставил свой кусающий поцелуй на дереве. Мимо. Он не переставал стрелять. В обойме осталось всего две пули, он не мог больше тратить их зря.
Убийца замедлялся. Но Итачи ускорялся.
Сасори на мгновение остановился, подняв глаза к сереющему небу, и, пытаясь заглушить сердце, что отчитывало его время, закрыл глаза. Звук бьющей воды раздавался совсем близко. Тогда в кофейных очах загорелась едва заметная искра, и он ринулся в сторону, превозмогая боль, карабкаясь по крутому склону холма к скале. Словно новая волна адреналина ударила в голову.
Итачи не отставал, ринувшись за подымающейся вверх фигурой, карабкаясь наверх склона, по которому пробирался маньяк. Учиха цеплялся за камни и вросшие в землю ветки. Ему пришлось на время убрать пистолет в кобуру. Раздирая пальцы в кровь, весь в пыли и грязи он выбрался наверх ползком, опершись о разодранные ладони.
Вот он. Совсем близко, на расстоянии вытянутой руки. Идет медленно, покачиваясь из стороны в стороны, к шуму бьющей реки. Итачи, лежа на животе, оттолкнулся, вскочив. Ему казалось, что тело двигалось предательски медленно и что пистолет он вытаскивал будто целую вечность. А убийца, наоборот, неестественно ловко мчался к обрыву склона над рекой.
— Именем закона! — голос как будто совсем и не его, чужой, злой и хриплый.
Точно на прицеле. Итачи держал его на мушке. Кукловод на краю обрыва покачивался, словно гонимый ветром, величественно простираясь над кронами деревьев далеко внизу.
Палец скользнул на курок. Итачи был готов убить его без следствия, без суда, без всех отягчающих и смягчающих обстоятельств. За Минато. За десятки других жертв. И он почти нажал. Но убийца резко развернулся, раскинув руки в стороны, словно безмолвно крича: «Вот он я». Открывая свое лицо. Нет, если это и лицо, то самой Смерти. Белое, словно мел, с черными запятыми вместо глаз, и отверстием для языка, чтобы слизывать кровь жертвы. Маска Потрошителя смотрела на Итачи словно живое лицо с мимикой во вращающихся спиралью глазах и скалящейся улыбкой в отверстии.