КУПЛЕННАЯ НЕВСТА (дореволюционная орфоргафия)
Шрифт:
— Ты не болтай такихъ страстей, Наталья, ну, тебя! — строго остановила Наташу одна изъ двушекъ. — Изъ за тебя въ бду попадешь.
— Врно, — согласились остальныя.
— Зря болтаешь не гожее. За эти слова хорошенько бы отодрать слдовало, вотъ что! — внушительно замтила пожилая степенная мастерица вдова.
Наташа метнула на нее огненный взглядъ.
— Поди, да и скажи зм-то, — усмхнулась она.
— Сказывать я не пойду, а ты больше такихъ словъ не говори. Ты тутъ зря болтаешь, а за твои негожія слова другимъ попадетъ. Не хуже тебя, да терпятъ.
— Хуже, хуже! — крикнула Наташа, вскакивая съ мста. — Нтъ среди васъ такой, какъ я, нтъ! У кого косы такія длинныя да шелковыя?
Наташа тряхнула головой и растрепала свои косы. Чуть не до полу повисли густые
— У кого грудь такая лебединая, поступь у кого такая, тло блое? Лучше я васъ, всхъ лучше, не даромъ баринъ нашъ любилъ меня, ближе ему я всхъ была, ласкалъ онъ меня, соколъ нашъ, какъ полюбовницу завтную, какъ подругу. И терпите вы не то, что я вытерпла. Она изводила меня, она мн завидовала, проклятая, надругалась надо мной! Вы хамки были, хамки и есть, а я... я бариновой подругой была, можетъ быть и онъ ото всхъ отличалъ бы меня, еслибъ не змя эта, будь она проклята, сгинь она!
Наташа упала на лавку и залилась слезами.
Одна изъ двушекъ, желая, быть можетъ, выслужиться, а, можетъ быть, напуганная рчами Наташи, все доложила барын въ этотъ же день. Катерина Андреевна со слезами разсказала „исторію“ Павлу Борисовичу, прося отправить ее въ Москву и высказывая опасенія за свою жизнь. И вотъ Павелъ Борисовичъ уполномочилъ свою подругу „сократить“ Наташу навсегда.
— Я самъ вижу, дорогая моя, что эта двка зазналась и избалована мною въ конецъ, — сказалъ онъ. — Длай съ нею что хочешь, а я посовтывалъ бы теб немедленно сослать ее въ мою костромскую вотчину.
— Благодарю тебя, Поль, я вижу, что ты меня любишь и что я дорога теб!
Катерина Андреевна нжно приласкалась къ Павлу Борисовичу.
— Завтра же я сошлю эту негодяйку.
Вечеромъ, Наташа была позвана къ барын.
Катерина Андреевна сидла на кресл, скрестивъ руки, и насмшливо взглянула на Наташу, когда она вошла и остановилась около дверей. Глафира и дв бабы стояли тутъ же. Наташа покосилась на нихъ и сердце ея усиленно забилось, чуя какую то бду.
— Наташа. — обратилась къ ней Катерина Андреевна, — говорятъ, ты сегодня своими косами хвалилась очень и хаяла мои косы. Покажи-ка мн, что у тебя за косы такія рдкостныя? Ну, покажи же, говорятъ теб! Глафира, распусти у нея косы!
Глафира исполнила приказаніе.
— Хороши! — съ усмшкой проговорила Катерина Андреевна. — Ну, а какъ ты похвалялась меня извести?
Наташа поблднла.
— Говори, говори, — продолжала Катерина Андреевна. — Двокъ подговаривала? Бунтъ затвала? За это тебя слдовало бы отослать къ исправнику, да въ кандалы, да въ острогъ, но я прощаю теб. Слышишь? Я милую тебя, негодница, и только съ глазъ моихъ прогоняю. Глафира, отржь ей косы!
Наташа схватилась за голову руками и глухо застонала.
— Глафира, что же ты? — строго спросила Катерина Андреевна.
Наташа упала на колни и зарыдала.
— Отведите меня въ острогъ, на конюшню отправьте, длайте со мной, что хотите, но не позорьте меня, не срамите, не снимайте съ меня косынекъ моихъ! — закричала она.
— Глафира! — крикнула Катерина Андреевна и сдлала знакъ бабамъ, Т схватили Наташу за руки, а Глафира достала изъ кармана ножницы и въ одинъ мигъ обрзала длинныя косы двушки. Наташа вскрикнула и лишилась чувствъ. Бабы вынесли ее на рукахъ, а на утро она была отправлена на одноконной подвод въ костромскую вотчину Павла Борисовича съ письмомъ на имя бурмистра найти ей работу и „нарочито присматривать за ней“.
Черезъ три дня мужикъ, который повезъ ее, вернулся и, бросившись въ ноги барину, сообщилъ, что Наташа сбжала на первомъ же ночлег.
— Не говорить объ этомъ барын, — приказалъ Павелъ Борисовичъ и проворонившаго ссыльную мужика великодушно простилъ.
Сославъ Наташу, которая не на шутку тревожила ее, Катерина Андреевна стала гораздо лучше съ двушками и дала имъ много льготъ. Кто знаетъ, быть можетъ, она боялась мести этой громадной дворни, которая упорно не хотла признать ее „настоящею барыней“ и не могла ей простить побга отъ мужа?
Открытые бунты въ то время были большою рдкостью и даже самый жестокій помщикъ не подвергался
Катерина Андреевна чувствовала это, понимала свое фальшивое положеніе и торопила Павла Борисовича хлопотами о брак, а пока старалась „подтянуть“ дворню и наружнымъ, такъ сказать, великолпіемъ поднять себя въ глазахъ и окружающихъ, и сосдей. Дворня была „подтянута“ и Наташа да бжавшій Порфирій были исключительными экземплярами, не желавшими подчиняться новому режиму, а заведенные порядки въ дом поражали и удивляли сосдей, но Катерина Андреевна не была признана ими за свою и ея чуждались, особенно аристократія узда, боле щепетильная. Бракъ, конечно, положилъ бы этому конецъ, и вс помыслы Катерины Андреевны были сосредоточены на этомъ пункт и она лихорадочно, энергично забирала въ свои руки Павла Борисовича, чтобы поработить его и чтобы онъ не охладлъ къ ней до брака. Поэтому она сжала и придавила его прежнихъ красавицъ, удалила его друзей и особенно преданныхъ ему людей, — въ томъ числ Скворчика, котораго отпустили „на оброкъ“, придравшись къ его пьянству. Однимъ изъ самыхъ близкихъ друзей Павла Борисовича былъ Черемисовъ и его Катерина Андреевна удалить не могла, а потому надо было расположить его въ свою пользу, заслужить у него, и вотъ Катерина Андреевна ршила добыть полюбившуюся ему двушку. Черемисовъ оцнитъ, конечно, эту услугу; онъ любитъ сильно, его охватила неудержимая страсть и онъ въ восторгъ придетъ, когда узнаетъ, что полюбившаяся ему двушка свободна, что онъ можетъ владть ею. Усмирить Надю Катерина Андреевна надялась вполн. Эта „купеческая невста“ скоро забудетъ своего купца и полюбитъ красавца гусара, барина помщика. Катерина Андреевна доведетъ ее до этого и ласками и уговорами, и угрозами, если это понадобится. Одно только пугало немного Катерину Андреевну: вдругъ эта Надежда такъ хороша, что понравится самому Павлу Борисовичу, падкому на красоту? Вдь можетъ же это быть, бывали же такіе случаи. Катерина Андреевна не жена, ее очень легко сбыть съ рукъ и выбросить изъ этого дома, гд она царитъ топерь. Куда она днется тогда? Эти мысли приводили Катерину Андреевну въ содроганіе и, накопецъ, она ршила, что ей нужно сдлать: она уговоритъ Павла Борисовича похать на это время въ Петербургъ, чтобы хлопотать объ окончаніи дла ея побга изъ дома мужа и о полученіи ею права выдти замужъ. Такимъ образомъ, однимъ зарядомъ будетъ убито два зайца: и Павелъ Борисовичъ будетъ удаленъ на все время пребыванія тутъ красавицы Нади, и дло съ замужествомъ подвинется впередъ, такъ какъ у Павла Борисовича большія связи въ Петербург.
Павелъ Борисовичъ охотно поддался на уговоры Катерины Андреевны и началъ собираться въ Петербургъ, хотя и скучалъ, оставляя Катерину Андреевну. хать съ нимъ она наотрзъ отказалась, не желая до брака показываться въ Петербург его родн и знакомымъ и не желая бросать дома. Она тутъ не будетъ скучать, а Черемисовъ останется на правахъ хозяина. Къ нему Павелъ Борисовичъ не можетъ ревновать, ибо у Черемисова сердце занято, да и правила его не позволяютъ ему ухаживать за невстой лучшаго друга.