Курсант: Назад в СССР 14
Шрифт:
— Анна Васильевна… — выдохнул я. — Твою дивизию…
Я опустил крышку. Пальцы сжимали пистолет. Это была не просто расправа. Это был словно какой-то зловещий ритуал.
Но кто такое сотворил?
Вдруг что-то звякнуло. Я резко развернулся. В углу, у старого металлического шкафа, качнулась дверца.
Я посветил туда и увидел разамазанные следы незасохшей крови. Они вели к шкафу. Вот где ты, сука, прячешься.
Ничего, я тебя выковырну.
Рука с пистолетом вытянулась, беря на мушку
— Выходи! Я знаю, что ты там! Считаю до трёх. Раз… два…
«Три» — я не досчитал. Рука сработала сама.
Бах! Бах! Бах!
Несколько выстрелов легли веером по створкам. Железо лязгнуло, дрогнуло, дверцы отворились со скрежетом, и тело вывалилось наружу.
Я отпрыгнул, едва не пальнув снова — рефлекторно, на движение большой темной фигуры. Но стрелять больше не пришлось.
Он был уже мёртв.
Игорь Лазовский. Тренер по боксу. Лицо перекошено болью. А на груди — та же пустота. Сердце вырезали.
Это не я его убил, он был уже мертв. И кто-то, уходя, сунул труп в шкаф.
— Всю семейку… — сказал я глухо. — Всю. Кто же ты, сука?..
Из Лазовских оставался только один — Григорий. Но и в его живое присутствие я уже не верил.
Хотя…
— Гриша?! — я вышел из столовой и крикнул вглубь коридора. — Гришенька! Это я, дядя Андрей. Не бойся. Я здесь, чтобы тебе помочь. Если ты жив — откликнись. Я один. Никого больше нет. Выходи. Гриша, я здесь, чтобы тебя защитить!
Я двигался медленно, фонарь скользил по старым стенам. Старая плитка скрипела под ногами. ПМ наготове, пальцы — на спуске. Я звал, а сам был уверен, что полудурок — уже тоже труп.
Орлов стоял у выхода из бункера, у самого ответвления, ведущего к техническому запасному люку — двери в наземный мир. Пистолет он держал дулом книзу, но палец не отрывал от спускового крючка. Фонарик в левой руке уже едва светил — батарейки садились. Он выключил его, чтобы сохранить заряд. Всё равно здесь, в этом коридоре, кое-где ещё теплели плафоны — питались от дизельной станции, которая, слава богу, пока не сдохла окончательно.
И всё же… Что-то было не так.
Ламп горело меньше, чем раньше. Когда они с Петровым только проникли в лабораторию, свет шел цепочкой, будто специально проведённой. Теперь же отдельные секции угасли. Нет, не перегорели — Орлов видел: стекло разбито. Как будто кто-то методично шёл и гасил освещение. Случайность? Нет — охота.
Но почему в этой охоте он чувствует себя жертвой, а не охотником? Он, комитетчик, вооруженный человек. Орлов прислушался. Где-то в глубине бункера послышались выстрелы. Глухие, как в бочке.
— Петров! — прошептал КГБшник.
Несомненно, это он. Что с ним случилось? Майор хотел пойти на звук, но понял, что просто
Ждем…
И тут послышались шаги. Впереди, в темноте. Неясные, еле уловимые. Только это были не обычные шаги. Не звук подошв и каблуков по бетону. Это было… не так. Они не стучали — они мягко ступали. Хищно и осторожно. Сначала — едва слышно, как будто кто-то прошёл босиком по резине. Потом — чуть громче, сухо, настойчиво. Будто кто-то двигался на подушечках звериных лап, медленно и крадучись.
Орлов напрягся. Плечи налились тяжестью, рука непроизвольно подняла пистолет. Он хотел было крикнуть привычное: «Стоять! Комитет госбезопасности»! Но сдержался — рано… Пусть ближе подойдет. Петров бы не одобрил, если бы он спугнул преступника. Теперь майор чувствовал и понимал, что это точно не Курсант.
Он сделал шаг назад, оказался за желтым кругом света лампы. Прижался к холодной и шершавой стене. Взглянул вперёд. Дальняя часть коридора тонула во тьме.
— Андрей Григорьевич? — тихо окликнул он. — Это ты?
Шаги тут же оборвались. Растворились.
Лампа на потолке впереди замигала, затрещала. Борислав отошел еще назад и чуть в сторону, хотел укрыться в темноте. Он понял — его видят. И вдруг лампа мигнула в последний раз и погасла. Послышался непонятный скрежет.
— Что за чёрт… — прошептал Орлов.
Генератор работал — гул шёл по стенам, но лампы гасли. И не сами. Он снова включил фонарик и посветил на стену, затем наверх. Там торчал только разорванный кабель. Кто-то выдрал его с мясом. Силой. С нечеловеческой силой.
— Я знаю, что ты там! — выкрикнул он, перекрывая страх и тыча хилым лучом фонарика в черноту. — Выходи! Или я стреляю!
Он вытер лоб, пот катил градом, заливал глаза. Пистолет подрагивал от напряжения, а голос майора стал сиплым и даже ослабел:
— Считаю до трёх! Раз…
Шорох. Что-то шевельнулось слева, потом справа. Или сверху? Он не понял. Но сразу выстрелил.
Вспышка. Отдача. Эхо. Звон гильзы о бетон. И снова выстрел.
Бах! Бах! Бах! Бах! Раскатами прокатился грохот.
Орлов стрелял, пока не опустел магазин. Звук ударял по ушам, разносился по коридорам, казался чем-то чужим, неземным. Когда оружие щёлкнуло пустотой, он сбросил магазин, судорожно вставил запасной, снял с затворной задержки оружие. Пистолет хрустнул, загоняя патрон в патронник. Готово. Борислав замер.
Теперь не горела ни одна из ламп. И фонарик подыхал. Желтое пятно от него становилось все меньше и далеко не пробивало. Жалось все ближе и ближе к человеку.
И тогда что-то капнуло ему на голову. Теплое. Липкое.