Кузьма Минин на фоне Смутного времени
Шрифт:
Немалый ущерб городским торговцам наносили стихийные бедствия — прежде всего пожары. В деле о дозоре Нижегородского посада после пожара 1618 г. содержится информация о том, что в огне погибли торговые ряды с лавками и амбары с хлебом, солью, рыбой и прочими припасами{327}.
Вместе с тем кое-кому из купцов удалось даже улучшить в Смутное время свое благосостояние. К примеру, новгородский гость Первый Прокофьев в период шведской оккупации города разными способами (путем купли, заклада и т. д.) заполучил 4 двора и 8 пустых дворовых мест{328}.
Часть московских купцов при поляках сочла за лучшее уехать в другие города, и далеко не сразу после освобождения столицы они вернулись домой. 6 марта 1613 г. в ответ на челобитье «гостя Максима Твердикова да Гостиные сотни торговых людей Ждана Шипова да Ондрея да Федота
С 1611 г. в Москве известен Купеческий двор, подразделение царской казны. В отчетах расходов казны за 1611–1612 гг. о нем сохранились записи: «В Московскую розруху, на Купецком дворе, рознесли соболей и шуб собольих и куньих, и платья всякого, и полотен, и жемчюгу, на 3493 рубли»; «Да с Купецкого двора дано денгами рухледныя продажи, 690 рублев, 7 сороков соболей за 510 рублев, 57 сорок соболей за 510 рублев, 57 сороков соболей за 1432 рубля; да литовским купцом дано соболей на 425 рублев…»; «Роспись государевы продажныя рухледи, что имали с Купецкого двора в долг бояре и дворяне, и дьяки, и приказные, и гости, и торговые и всякие люди; кто имянем какие рухледи, в цену или без цены, о кою пору взял, и тому роспись…» (далее следует роспись на 27 листах){330}. После последней записи упомянуто о результатах продажи казенной пушнины: «А продано тое рухляди, генваря с 21 числа марта по 18 число, всяким людем на 8741 рубль 14 алтын с денгою; а продавали гости, Дементей Булгаков да Григорей Твердиков, Иван Юдин, Родивон Котов, с товарыщи и с торговыми людми, ценою; а что кому именем и какие рухледи продано, и тому подлинный книги. И за тое продажную рухледь денег собрано 7872 рубля и 23 алтына 5 денег, а не донято на боярех и на околничих, и на дворянех, и на приказных людех, 868 рублев и 23 алтына 4 денги, для того, что по грехом сталась на Москве розруха безвестно, а срок был тем денгам заплатить на Велик день; а что на ком за что взято, порознь, и тому роспись» (эта роспись не сохранилась){331}.
3 июля 1613 г. из казны было уплачено «москотилного ряду торговым людям Митке Онцыферову да Ивашке Козмину за 3 фунты ртути рубль 26 ал. 4 д., по 20 ал. за фунт»{332}. 13 июля 1613 г. казна закупила у Афанасия Твердикова за 27 рублей 50 золотых монет (по 18 алтын за каждую){333}. В расходной книге казны за май — август 1614 г. семь раз упоминается торговец Макар Митрофанов, продававший церковное одеяние. В частности, «майя в 29 день книжново ряду торговому человеку Макару Митрофанову за ризы полотняные, оплечье выбойка бухарска» был уплачен один рубль, «да за стихарь подризной полотняной, оплечье выбойка московская, двадцать алтын». Неизвестно, занимался Митрофанов сам изготовлением риз, оплечий, стихарей или перекупал их у ремесленников-портных{334}.
Материалы новгородских таможенных книг Смутного времени свидетельствуют об участии в рыночной деятельности как посадских людей, так и крестьян. В декабре 1614 г. Яков Афонасьев сын Коробейников предъявил на таможне «на дву возех шесть туш свиных, бочка да крошня ягод изюму весом десять пуд две чети, три суденка масла коровья весом наголо десять пуд с четью, две бочки меду патоки, два быка» (цена товара — 132 руб.){335}. В 1617 г. торговые люди «Иван молодожник с товарыщи» выручили за проданный на государев обиход мед свыше 29 рублей, а у Дмитрия Воскобойникова казной было закуплено 305 четвертей ржи за 610 рублей{336}. После подписания Столбовского мира 1617 г. в пригородах и уездах Новгородской земли (Ладоге, Порхове и др.) таможни и кабаки были отданы на откуп частным лицам{337}. В небольших населенных пунктах, например, в Парфеньеве в 1616 г. торговцы сидели в лавках только «по пятницам один день в недели»{338}.
Зажиточные торговцы давали деньги в долг на основе кабальных грамот не столь удачливым в торговых делах горожанам. Так, в 1611 г. калужский купец Смирной (Константин) Судовщиков занимался взысканием кабального долга (90 рублей) с вдовы посадского человека Волхова Дмитрия Ильина{339}.
Межобластная и международная торговля
В Смутное время, несмотря на сложные условия, не прекращалась межобластная и международная торговля. В договор, заключенный
Внутренняя торговля хотя и испытывала сложности, все же связывала жизнь страны воедино. 5 марта 1611 г. «Трешка Леонтиев сын мясник с Щитной улицы» привез на 8 возах не только 500 кож яловичьих, 14 боровов, 50 опойков, 3 горшка масла, 3 пуда сала-сырца, но и 4 конца рядны, конец сукна «невали», «постав сукна черлен аглинские середние земли». Часть товаров, для доставки которых пришлось нанять пять извозчиков, он повез в Ивангород{341}. В декабре 1611 г. торговые люди из Бело-озера и Устюга Великого доставили в Новгород Великий крупные партии (от 24 до 580 косяков) мыла. Тогда же приказчик московского купца Замочникова Мина Федоров привез 2 пуда краски, которую удалось продать лишь частично. Еще меньше повезло Максиму, человеку гостя Юрия Болотникова: все пять доставленных экземпляров «Уставов печатных московских» ему пришлось увезти обратно в Москву{342}. В Новгород в 1610/11 г. приезжали торговые люди из Вологды (9 человек), Вязьмы (23), Ивангорода (28), Каргополя (8), Москвы (34), Осташкова (47), Ржева (28) Старой Руссы (16), Тихвина (37), Торжка (27), Ярославля (5) и других городов России.
Ситуация в Новгороде изменилась в худшую сторону после захвата города шведским войском Я. Делагарди. С торгово-ремесленного населения шведами во время оккупации взималась денежная контрибуция. Только 1 и 8 января 1613 г. купец Истома Демидов вынужден был заплатить в сумме 100 рублей{343}. По подсчетам В. А. Варенцова, в 1613/14 г. число приездов иногородних торговцев в Новгород уменьшилось в 16,5 раза, а общий товарооборот сократился в 6 раз{344}. И это несмотря на то, что, как свидетельствовал в апреле 1613 г. купец Богдан Исаков, «из Новагорода торговые всякие люди с товары ездят безпрестанно в Осташков и в Торожек и во Тверь и во Ржеву и во Старицу и в Погорелое и в Ярославль, и ис тех городов в Великий Новгород всякие торговые люди с товаром ездят же»{345}.
Сложной была ситуация и в городах Среднего Поволжья. В июне 1611 г. казна Казани была пуста из-за прекращения поступления оброчных денег, кабацких и таможенных сборов. Как поясняли казанцы, «таможенных пошлин взяти было не с чего, с верху и с низу ни из которых городов болших соляных и никаких судов не было». В этой связи, проявляя заинтересованность в постоянном функционировании товарообмена, они просили отпускать из Перми Великой в Казань торговых людей с товарами «безстрашно» и, в свою очередь, отправляли в Пермь собственных купцов{346}.
В письме Тимофея Вьюгова Я. П. Сапеге, датируемом 16081609 гг., говорилось, как «ныне на Вологде собрались все лутчие люди московские гости с великими товары и с казною»{347}. Очевидно, они собирались сбыть эти товары иностранным коммерсантам либо отправиться с ними дальше на север, в Архангельск. В 1614 г. московский гость М. Смывалов обращался к властям с челобитной о выделении ему места под амбар на Архангельском гостином дворе{348}.
Приведу свидетельства о позиции ряда торговцев из белорусских городов по отношению к военно-политическим конфликтам Смутного времени. В начале 1610 г. купец из Полоцка Данило, перебежав из польского лагеря в осажденный Сигизмундом III Смоленск, информировал русских об успехах отрядов М. В. Скопина-Шуйского в борьбе с интервентами и о положении поляков{349}. Тогда же, по свидетельству польских лазутчиков, посланных в Москву королевским офицером Доморадским, находившиеся там белорусские купцы, «дали знать миру и духовенству, что король, его милость, хочет наступать на их веру и церковь», и советовали москвичам не переходить на сторону Сигизмунда III{350}.