Квинтет из Бергамо

Эксбрайя Шарль

Веронец еще не успел подняться с постели, как кресло, спинкой которого он прижал рукоятку входной двери, вдруг заходило ходуном, и одновременно послышался приглушенный голос:

— Серафино?.. Серафино?.. Надеюсь, ты по крайней мере еще здесь? Ты ведь не уедешь без меня, Серафино?

Так, эта полоумная опять взялась за свое. Тарчинини ни не успел решить, какую избрать тактику, как тут же послышался ворчливый голос Терезы:

— Полно, донна Клелия, ну как вам не стыдно все время беспокоить нашего постояльца? Если вы не перестанете, я пожалуюсь вашей дочери, и она вас непременно накажет!

— Но ведь это же Серафино!

Он приехал за мной... И теперь мы уедем в Мантую, вдвоем...

— Ладно, пошли, донна Клелия... Лучше бы помогли мне немного на кухне... Вы ведь знаете, мне до полудня надо поспеть в город, а там еще целая гора нелущеного гороха...

Женщины затихли, исчезнув в недрах коридора, и во всем доме снова воцарилась музыка. Все еще не решаясь подняться с постели — а надо сказать, он обожал при случае поваляться в ней подольше, — Ромео подумал, что Гольфолина в общем и целом довольно благополучное семейство, кроме разве что этой бледной, печальной Софьи... о причинах несчастья которой веронец хотел бы получить более конкретные разъяснения... Они счастливы, потому что живут единой семьей и к тому же могут вместе заниматься таким приятным ремеслом. Конечно, это не первоклассные музыканты, но они достаточно хорошо знают свое дело, чтобы зарабатывать себе на хлеб и получать от этого искреннее удовольствие.

Вдоволь нафилософствовавшись, Тарчинини решился наконец вылезти из постели, привел себя в порядок, надел чистое белье и на цыпочках, чтобы никого не потревожить, вышел сперва из комнаты, а затем и из гнезда семейства Гольфолина.

Он был уже на пьяцце Веккья, собираясь зайти к Луиджи выпить чашечку утреннего кофе, как тут обнаружил, что забыл взять носовой платок. Проклиная себя за рассеянность, он вернулся назад, пробрался в дом, с величайшими предосторожностями прошагал по коридору и, медленно — чтобы она, упаси Бог, не скрипнула — открыв дверь своей комнаты, как вкопанный застыл на пороге: какая-то женщина, склонившись над чемоданом, рылась в его вещах.

Почти сразу же он узнал в ней донну Клелию. Он, крадучись, подошел поближе и, уже оказавшись от неё на расстоянии вытянутой руки, тихо поинтересовался:

— Что это вы здесь ищете, синьора?

Вопреки его ожиданиям, донна Клелия не вскрикнула от неожиданности и даже не вздрогнула.

— Куда ты дел мой портрет, Серафино? — с невинной улыбкой проговорила она, распрямляясь.

Даже зная, с кем имеет дело, веронец тем не менее минуту простоял в полном ошеломлении.

— Выходит, вы искали у меня в чемодане свой портрет?

— Ты ведь поклялся мне, что никогда с ним не расстанешься, когда я тебе подарила его, помнишь, тогда в Венеции? Неужели ты мог забыть?..

Не зная, как себя вести в такой ситуации, Ромео подумал, что не отказался бы от помощи кого-нибудь из домочадцев, но семейство Гольфолина продолжало как ни в чем не бывало играть своего Альбинони, а Тереза, несомненно, хлопотала где-то по хозяйству. И оставшись без присмотра, старушка сразу же воспользовалась своей свободой.

— Я оставил его дома. Боялся, вдруг потеряю.

— Значит, он цел?

— Да, там... в Неаполе.

— Ты возьмешь меня с собой? А потом мы вместе уедем в Мантую, правда? Ведь ты же мне обещал!

И она, как девчонка, радостно захлопала в ладоши. Это выглядело одновременно и нелепо, и невыразимо трогательно. Она была похожа на ребенка, который добился от взрослых того, чего хотел.

— А

теперь мне надо идти, — извиняющимся тоном проговорила она, подойдя к двери, — я еще должна лущить горошек. Ты ведь любишь горошек, Серафино?

— Обожаю.

Похоже, это признание вызвало у старушки приступ бурной радости, и она, весело пританцовывая, вышла из комнаты. Доставая из комода носовой платок, Ромео подумал, что, пожалуй, самое время обзавестись ключом, чтобы можно было запереть дверь и чувствовать себя хоть в относительной безопасности от непрошеных визитов. Прежде чем уйти, он решил навести порядок в чемодане, который так еще до конца и не разобрал, и, вытряхивая содержимое матерчатого внутреннего кармана, вдруг с удивлением увидел, как оттуда выскользнула какая-то фотография. Он взял ее в руки и приглушенно выругался. Опять Джульеттины штучки! И сам тоже хорош: ведь прекрасно знал о ее привычке, куда бы он ни отправлялся, совать ему в чемодан семейную фотографию — дабы она постоянно напоминала ему об обязанностях отца и супруга. На найденной фотографии Ромео с Джульеттой радостно улыбались в окружении потомства, а на обратной стороне было указано имя одного из веронских фотографов. Ну погоди, дай только вернуться, уж он скажет жене пару ласковых слов! Засовывая в карман эту компрометирующую заядлого холостяка фотографию, Тарчинини порадовался, что у него в чемодане рылась не Тереза, а эта бедная полоумная Клелия.

Поскольку время утреннего кофе было уже безвозвратно упущено, наш веронец решил, не теряя времени, сесть на фуникулер и отправиться прямо в новый город. Оказавшись на площади Витторио Венето, Ромео дошел до перекрестка, где и обнаружил уличного торговца, связного Манфредо Сабации. По счастью, ему почти сразу же удалось разглядеть его в окружении туристов. Тарчинини подошел к нему совсем вплотную, но тот не обратил никакого внимания, делая вид, будто видит его впервые. Выбирая открытки, полицейский шепнул:

— Вы можете срочно связаться с комиссаром Сабацией?

— Ясное дело, синьор.

— Тогда передайте ему, что я буду ждать его в половине первого в церкви Сан Алессандро ин Колонна.

— Считайте, что он уже там, синьор.

Тарчинини расплатился за открытки и отправился

на Римский бульвар немного побродить среди праздно шатающейся толпы.

Джульеттин муж уже изрядно нагляделся на витрины, с грустью думая, сколько милых вещиц мог бы накупить себе и подарить жене с детишками, будь хоть чуть поприличней жалованье комиссара полиции, и рассеянно, взглядом знатока, скользил по мелькающим в толпе женским фигуркам, как вдруг внимание его привлекла шедшая навстречу красивая, элегантно одетая девушка. По мере того как она приближалась, в Ромео росла уверенность, что он уже где-то ее видел, но лишь столкнувшись с ней почти лицом к лицу узнал окончательно.

— Тереза!

Служанка семейства Гольфолина поначалу слегка растерялась, потом лицо ее озарилось улыбкой:

— Синьор профессор!

— Ma che! Кто бы мог подумать, Тереза, что вы способны превратиться в такую принцессу, а?

Девушка зарделась от удовольствия.

— Значит, я вам нравлюсь?

— Ха, нравлюсь!.. Мадонна, я вообще не понимаю, как это еще за вами не тащится целый хвост обожателей! Они что, ослепли, эти ваши бергамцы?

— Пусть я всего лишь служанка, синьор профессор, но когда я выхожу в город, то стараюсь, чтобы меня принимали за настоящую даму!