Квинтет из Бергамо
Шрифт:
— Но послушайте, Тереза, что-то у меня не создалось впечатления, будто в семействе Гольфолина есть какие-то уж очень страшные секреты...
— Так-то оно так, да только... какую семью ни возьми... всегда что-нибудь да не так, разве нет? Вот и появляются такие... суют везде свой нос... разнюхивают, вынюхивают... а потом начинают шантажировать... Думаете, так не бывает?
— И вы уверены, что этот Баколи?..
— Нет уж, увольте, я вовсе не сказала, что уверена, но, если честно, это бы меня нисколько не удивило... Вот, к примеру, синьор профессор, если начать рассказывать направо и налево,
— В общем-то, конечно... но с такими тайнами много не заработаешь, а?
— Не вынуждайте меня говорить то, что я не хочу и не имею права вам сказать...
— Ой-ой-ой!.. Вот теперь-то вы меня действительно заинтриговали...
— Ах, вы еще и любопытны, синьор профессор? — рассмеялась Тереза.
— Просто не терплю, когда молодые плачут.
— Ах, вот оно что!.. Это вы, конечно, про Софью... да?
— Вид у нее был совершенно убитый.
— Дело в том, что... просто мне так кажется... только это между нами, договорились?
— Само собой.
— В общем, я бы ничуть не удивилась... если бы выяснилось, что ей и в самом деле приглянулся этот Альберто...
— У них что, не очень ладится с мужем?
— Да как сказать... похоже, семьи у них так и не получилось. Да и что тут удивляться, ведь дон Марчелло — он ведь настоящий мужчина! А эта вечно молчит, вечно стонет, вечно чем-то недовольна, ну кому это может понравиться? Какая же это семья? Вот и начинаются всякие разногласия...
— И думаете, она пыталась искать утешения на стороне?
— А почему бы и нет?
— Вы меня очень огорчили... А я-то думал, что у Гольфолина такая дружная семья...
— Думаете, они на самом деле существуют, дружные-то семьи?
Тарчинини чуть было не ответил: да, моя! Но вовремя остановился и лишь лицемерно вздохнул:
— Что ж, по крайней мере мне теперь не так обидно, что я так и не создал своей... Спасибо вам, Тереза.
— Рада служить, синьор профессор.
Она уж было собралась выйти из комнаты, но вдруг замедлила шаг и обратилась к Ромео:
— Единственное, чего я никак не могу понять, это как полицейские догадались искать у нас этого Баколи?
— Ну, они ведь народ хитрый!
— И все-таки это... очень странно.
И она исчезла с этим замечанием на устах, которому веронец без труда мог найти ответ, но счел, что время еще не подоспело.
Несколько взбудораженный последними переживаниями: музыкой, вторжением комиссара, истерикой Софьи, нескрываемой ненавистью Марчелло к своей супруге и признаниями Терезы, Ромео решил вознаградить себя хорошей сиестой, надеясь, что она прояснит ему мозги, несколько просветлит взгляд на мир и позволит более здраво судить о создавшейся ситуации. Во всяком случае, именно так он себя убеждал, пытаясь в собственных глазах оправдать эту невинную слабость, которой всегда с удовольствием потворствовал.
Ромео не ошибся в своих расчетах и при пробуждении почувствовал себя в самой что ни на есть распрекрасной форме. Вместе с тем надежды, что сиеста разбудит дремлющую в нем гениальную интуицию и позволит с легкостью решить не дававшую покоя
Тарчинини не спеша ополоснул прохладной водой лицо, старательно вымыл руки и уже кончал приводить себя в порядок, как вдруг заметил, что в доме царит какое-то непривычное оживление, и царит уже давно, просто он спросонья не сразу обратил на это внимание. Он приоткрыл дверь как раз в тот момент, когда мимо пробегала Тереза.
— Ma che! Эй, малышка, скажи-ка мне, что это у вас здесь происходит?
— Вечно одно и то же! — служанка, явно в дурном расположении духа, сердито пожала плечами.— Каждый раз, когда они уезжают на концерт, в доме начинается эта суматоха! Никто не знает, где его вещи, и все зовут меня! В жизни не встречала таких безалаберных людей! Из всех только одна донна Клаудия способна без посторонней помощи уложить свои чемоданы... И потом, надо еще почистить инструменты, уложить их в футляры, да еще хорошенько обернуть, а то ведь в дороге всякое бывает, неровен час поломаются. Пресвятая Мадонна, ну не будь меня здесь, им бы волей-неволей пришлось выпутываться самим, разве не так?
— Но ведь вы же здесь, Тереза...
— Да, что правда, то правда! Раз уж я здесь…
И она удалилась той покачивающейся походкой, которая так волновала нашего бедного веронца.
Ромео не спеша направился на пьяцца Веккья, намереваясь навестить своего нового приятеля Луиджи Кантоньеру и выяснить его мнение по поводу последних событий в доме на вьале делла Мура. В тот момент, когда он остановился перед входом в кафе, дверь распахнулась, и на пороге показался комиссар Даниэле Чеппо в сопровождении своего помощника. При виде Тарчинини полицейский остановился как вкопанный.
— Ma che! Если не ошибаюсь, профессор Роверето? Неужто вы посещаете это кафе?
— Вы угадали. Надеюсь, синьор комиссар, вы не находите в этом ничего предосудительного?
— У нас в Бергамо, синьор профессор, каждый ходит куда ему заблагорассудится, но, по правде говоря, я несколько удивлен, что человек с вашим положением посещает заведения такого сорта, а вам это не кажется странным?
— Дело в том, что я подружился с Луиджи Кантоньерой и...
— Знаю, знаю...— сухо оборвал его тот.— Похоже, вы стали здесь завсегдатаем с тех самых пор, как впервые появились у нас в городе.
— Кажется, я уже в том возрасте,— начинал раздражаться Ромео,— что могу посещать любые заведения?
— Несомненно... только…
— Только?
— Только мне, синьор профессор, было бы очень любопытно узнать, по какой такой причине в доме у Гольфолина вы представляетесь холостяком, а здесь рассказываете Кантоньере о своей жене и многочисленных детях?
Застигнутый врасплох веронец не сразу нашелся, что и ответить, и собеседник, воспользовавшись паузой, коварно заметил:
— Догадываюсь, что когда уезжаешь подальше от дома, куда приятней чувствовать себя холостяком, не так ли?