La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
На следующее утро, после страшного скандала, который сама же инициировала у родителей, не сказав никому ни слова, я, как по давно заученному плану, вызвала себе такси и быстро вернулась в наш с мужем дом. Горовой с раскинутыми по сторонам руками, с одной живой и так и не снятой на ночь бионической конечностью, развалился на диване в общей комнате и беспокойно дремал, забросив голову на мягкий бортик спинки. Не знаю, о чем он думал до того и про что мечтал в тот момент, когда я не ночевала с ним, но моему быстрому возвращению домой был как будто рад. Ярослав вздрогнул, когда
— Дашенька, мы ведь тебя не задерживаем? Ты не торопишься на свою работу? — Лариса Максимовна проходит внутрь, удрученно покачивая головой, словно о чем-то сожалеет, затем тихо охает, словно подлавливает сердечный приступ, и глубоко вздыхает. — Вам бы переехать, Даша, и забыть об этом месте. Ох-хо-хо, ну что это такое…
— Нет, не задерживаете и я не тороплюсь. Сегодня всего одно занятие по расписанию, а потом еду к ним туда, на базу, — последнее пожелание намеренно игнорирую. Муж не любит, когда говорят о нашем доме, выдавая настоятельные рекомендации о смене места жительства.
«Наше жилье — семейное табу!» — так он мне когда-то сказал.
— Господи, опять эти гонки. Что ж им не сидится на месте? Кирилл только поправился, выздоровел, правда, еще хромает с этой штуковиной на стопе, а уже ищет на свою задницу скоростные приключения. Ярослав не был таким в его возрасте. Не был, не был. Он был спокойнее и намного тише, словно наполеоновские планы в разуме вынашивал. Видимо, стратегию по завоеванию гоночного пьедестала разрабатывал, — мать оглядывается в помещении, приоткрывает рот в явном желании что-то еще сказать или о чем-то задать вопрос, но не выполнив намерение, клацает зубами и сжимает губы в тонкую линию.
Свекровь кружит на площади, которая выступает в роли общей комнаты на первом этаже, в просторном зале с огромным зеркалом в пол, в котором мы с ней вдвоем в полный рост сейчас отражаемся.
— Как ваши дела, Даша?
— Все хорошо, — слежу за ней, сведя впереди руки и переплетя свои пальцы, рисую живые вензеля. — А как Ваше здоровье и самочувствие Сергея Сергеевич?
— Да что мне сделается, дочка, — сзади громко произносит высокий мужчина, мой спокойный свекр, — живу и тихо радуюсь. Еще бы внуков повидать…
— Сережа, — мать грозно шикает на него и глазами показывает, что надо бы замять неудобный разговор. — Будут внуки, дай детям осмотреться и погулять. Тут бы с неуправляемым старшим сладить. Ой, Кирилл-Кирилл! Вика с ним наплачется, попомните мое слово. Подтверди, что Ярик не был таким! — голосом почти приказывает ему.
Ярик? Серьезно? Мать, похоже, пользуется тем, что мой Горовой этого сейчас не слышит. Помню, когда мы только познакомились с ним, то его жутко бесило, если я вдруг невзначай или все-таки специально выдам такое
«Ярослав, Даша! Запомни уже, честное слово! Не трави меня. Я ненавижу эту кличку, словно гребаное издевательство. Хочется добавить что-то матерное для созвучия. Ты не возражаешь?»,
а потом специально добавлял «кумпарсита», словно подзуживал и провоцировал меня. Значит, ему можно прозвища давать, а мне нельзя слабое подобие миленького имени вслух с улыбочкой сказать.
— Не был! — отец быстро соглашается с ней. — Он вообще взрослым сразу родился. Серьезная сосредоточенная мина, высокий рост, жажда скорости и тяжелейший характер. В кого он, черт возьми, такой?
— Это у него от тебя, — свекровь выставляет указательный палец и тычет своему мужу прямо в глаз. — Согласен?
— Не отрицаю, мать, — ярко улыбается и обнимает меня за плечи. — Не обижает сын? — свысока смотрит на меня. — Можешь нам все рассказать. Ярослав хоть и взрослый мужчина, но родителей по-прежнему слушает. Если ты, Дарья, заявишь на некорректное поведение бандита, то я, как его производитель, если можно так сказать, выполню все гарантийные обязательства, которые на меня возложены. Итак?
Нет! Ярослав меня не обижает. Но между нами что-то нехорошее все-таки происходит. Мы больше не встречаемся с ним за завтраком так, как это было раньше. По-прежнему две красивые и одинаковые по форме и расцветке огромные тарелки, два набора столовых приборов и две чашки находятся на одном столе в нашей странной кухне. Только легких разговоров друг с другом в промежутках между сменой блюд как будто больше нет. Мы не занимаемся той истинной любовью, к которой я за два года жизни с ним привыкла, не принимаем совместный освежающий душ, переходящий в нечто большее, не обнимаемся и даже не целуемся так, как прежде. Но я на это не ропщу, потому как в том, что сейчас творится целиком и полностью моя вина. Он ждал, ждал, ждал, а я… А я его, как глупенькая малолетка, подвела!
— У нас все замечательно, Сергей Сергеевич, — вскидывая подбородок, отвечаю. — Никаких проблем!
— Вот и замечательно, дочка. Мать! — обращается к жене. — Давай по-быстрому. Дарье точно нужно на работу, только она об этом тактично нам не сообщает. Ага?
Прижимаюсь к этому мужчине и крепко обнимаю его за талию.
— Спасибо, что приехали, родные, — куда-то в грудь ему шепчу.
— И подвезти сможем. Если надо, конечно? — он утыкается носом мне в макушку и, как муж когда-то, туда-сюда водит подбородком по моим волосам.
— Я скажу Вам сердечное спасибо, Сергей Сергеевич.
— Без проблем, Дашуля. Это всегда можно, раз твой муж занят адскими скачками на железных, человеком необъезженных скакунах.
— Он тренирует подрастающее поколение, — бухчу и вступаюсь за отсутствующего здесь супруга.
— А-а-а! — смеется. — Ну да, ну да! Чрезвычайно убедительный аргумент. Давай, невестушка, беги наверх. Там сегодня прохладно, — пальцами указывает на мою одежду, — футболку потеплее подбери и обязательно на голову шапку натяни.