La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
— У меня есть плед, — вполоборота указываю в направлении автомобиля, выказывая намерение предложить ей одеяло в качестве согревающего покрывала. — Если хочешь, я мог бы принести.
— Спасибо. Не стоит. Все пройдет.
Я мог бы ее обнять, если она, конечно, мне позволит. Мог бы прижать Смирнову к своей груди, стянуть руками, зафиксировать искусственную конечность в нужном положении и не позволить ей выдвинуться ни на миллиметр из цепкого захвата. Есть все же некоторая прелесть в том, что вместо левой ампутированной руки установлен современный бионический протез. С
— Даш…
— Ты прав, Ярослав, здесь очень красиво, — оглядывается назад. — Можно? — указывает на капот.
— Конечно.
Надеюсь, там не горячо и автомобильное дыхание остыло. Даша трогает ладонью блестящую поверхность, что-то с нее стряхивает и прислоняется задом на немного покатый автомобильный нос.
— Тепло, — смеется, — и даже плед не нужен.
— Да, — не сводя взгляда с покрывающегося сумеречным саваном родного города, подхожу к устроившейся на моей машине Смирновой и сажусь рядом с ней. — На плечи точно ничего не хочешь?
— Нет, — мотает сильно головой.
Сегодня тихо, безветренно и неожиданно спокойно. Что очень странно, ведь не выходной же день.
— Сколько здесь живу, а в эти места ни разу не забиралась — ни сама, ни с компанией, — опускает голову, задумчиво рассматривает свои стопы, заточенные в маленькие туфли на невысоком каблуке. — Спасибо, что пригласил сегодня. Было очень круто! Хоть и громко. Ты знаешь, уши до сих пор болят, — прикладывает ладони и сильно-сильно растирает их. — Даже чешутся немного. Бр-р-р, бр-р-р! Но приятно. Я ведь никогда не была на таких соревнованиях, Ярослав.
Не хотел бы произносить скупое:
«Не за что и всегда пожалуйста!»,
но этого, по-видимому, все же требует обыкновенный этикет.
— Я рад, что ты согласилась, Даша…
— Спасибо, что пригласил, — перебивает, не дает мне договорить и зачем-то еще раз повторяет благодарность. За сегодняшний день, кстати, дважды у нас с ней всплывает такой момент. — У тебя прекрасный взрослый сын, красивый мальчик. На тебя похож, но совсем немного. Говорю так, чтобы ты не зазнавался. Чуть-чуть, — сводит вместе указательный и большой пальцы, показывая степень нашей схожести с Кириллом, — в основном, конечно, по росту и общей фактуре, но в большей степени он повторяет свою мать, твою жену.
— Бывшую, Даша.
— Ну да, конечно.
Видимо, забыла? Теперь моя, похоже, очередь отсыпать благодарность? Но ответный ход свой все же пропускаю и, пусть не совсем тактично, ненавязчиво или элегантно меняю тему разговора.
— Что у тебя случилось? — задаю Смирновой совсем другой вопрос. — Даш, какие-то неприятности или…
— Или! — поднимает голову, прищуривается, пытается что-то в мелких городских огнях найти.
— Ты можешь все мне рассказать, если хочешь.
— Хочу, — спокойно произносит и тут же в свой голос добавляет издевательскую нотку, — но только, хоть убей, не понимаю, зачем тебе это все надо. Прекрасный день — я, кажется, вот только что поделилась приятными впечатлениями о нем. И потом, ты ведь не девчачий исповедник? Или я ошибаюсь, и ты, по-видимому, любишь сплетни собирать, м? Тогда,
— Нет, не исповедник и не сплетник, по крайней мере, не выношу, когда их распространяют, — наверное, слишком грубо отрезаю. Смирнова вздрагивает и шумно выдыхает, затем шипит сквозь зубы, словно сомневается в том, что я сказал.
— Но послушать все-таки не прочь, так же? А? Надо быть в тренде, Ярослав, в курсе всех событий. И потом, это несомненный козырь в рукаве, мало ли когда и по какому случаю придется что-то и кому-то предъявить, — Даша, не скрываясь, весьма красноречиво издевается. — Даже личную жизнь можно устроить, подслушав глупости, которые с умным видом разносят не слишком умные люди. Только вот одна проблема! Тебе сейчас интересно, какая?
— Да.
— Носят по миру не слишком умные, но и те, кто внимательно прислушиваются к болтовне и сарафанному радио, не лучше по мозговой активности тех, первых. Ты себя к какой команде соревнующихся причисляешь?
— Я понимаю, — расчесываю пальцами правой руки себе бровь. — Мне извиниться?
— Было бы неплохо, — с завороженным видом куда-то вдаль, поверх городской черты, за линию горизонта, не моргая смотрит и таинственно улыбается, словно женщина с художественной картины эпохи долбаного Возрождения. — Возможно я забуду и тогда…
— Извини, пожалуйста, — не даю ей досказать.
Она молчит, но я же вижу, как Смирнова сейчас безмолвно издевается и смеется надо мной! Ну что ж, я прекрасно понимаю ее недовольство, но то, что уже произошло назад все равно не повернуть. Я произнес нужные слова, а на ее прощение, видимо, необходимо время. Надо подождать? А как долго? А не обрастет ли ее личность новыми наветами за тот период, пока она будет меня за старые прощать?
— Всякое бывает, Даша. Не все услышанное можно считать сплетней.
— Ты про испорченный телефон что-нибудь знаешь? По древнейшему детству играл в такую незамысловатую игру?
— От подачи и источника информации многое зависит, — продолжаю гнуть свою линию.
Смирнова ничего не отвечает, лишь в чем-то соглашаясь, утвердительно мотает головой.
— Ой, стоп, наверное! Забыли, Ярослав.
Теперь мы оба замолкаем. Я слушаю ее дыхание, присматриваюсь к легкому шевелению волос, выбившихся из высокой прически, слежу за движением женских губ, замечаю даже слабое дрожание ее артерии где-то возле маленького уха с элегантным жемчужным гвоздиком. Похоже, я плыву, под течение подстраиваюсь и из надоевшей чертовой обыденности во что-то бессознательное, нереальное погружаюсь?
— Перестань, — ловит судорогу телом.
Мне даже кажется, что она мгновенно покрывается мурашками. Россыпь кожных прыщиков пузырится всюду на оголенных участках маленького тела: на ее щеках, на шее, на ключицах и плечах; а волосы на теле поднимаются на предплечьях и даже на кистях.
— Я ничего не делаю, — ухмыляюсь. — Чего ты?
— Ты меня рассматриваешь, — с недовольством в голосе произносит.
— Прикажешь, закрыть глаза?
— Отличная идея. Сделай одолжение и закрой!