La Cumparsita… В ритме танго

Иголкина Леля

Обойдется! Размечталась! Этому точно не бывать.

— Ты очень грустная, — пытаюсь зайти с другого направления, — на себя совсем не похожа. О чем-то нехорошем думаешь или обстоятельственный пасьянс сегодня сложился не так, как всегда, или как по новому курсу с утреца предполагалось?

Даша крутит носом, кривляется, демонстрирует надменный профиль и даже глубоко вздыхает.

— А ты разве знаешь, какая я должна быть согласно, скажем, заводским предустановленным настройкам? — вдруг поворачивает голову ко мне, теперь настал ее черед рассматривать мой профиль. Зазубренным лезвием скребет по оголенным нервам, терпение испытывает,

и темным взглядом больно режет, снимает кожу, с живодерским запалом расковыривает человеческое нутро. — Все-все знаешь? Уже, что ли, видел мою радость, грусть, горе, истерику или обычное состояние, когда, например, все идет по плану, так, как дОлжно? С чего ты взял…

— Считай, что у меня сработала интуиция и проявился немалый опыт. Что произошло, Даша?

Не знаю, к чему я привязался, почему предполагаю, что у нее какие-то проблемы или кто обидел сильно. Будем считать, что это, повизгивая, стонет мое больное неусидчивое подсознание. Вижу или предчувствую неприятности, оккупировавшие Смирнову на уровне, который нетренированным глазом не засечь. Я ведь гонщик, пилот болида, бывших в этом деле не бывает, а мои реакции, видимо, чересчур обострены.

— Физическое нездоровье, Ярослав, — опять натянуто улыбается. — С утра по дороге на работу подвернула очень неудачно ногу, стопа опухла, еле застегнула босоножки, а потом еще и съела что-то не то, запила дешевым кофе, меня тошнило, а под занавес всего этого безобразия сильно заболел живот, да и голова задним фоном покоя не давала, просто-таки надвое раскалывалась, спазмами фонила.

— Нужно было обратиться к врачу, Даша, — нравоучительным тоном говорю.

Смирнова кривит губы, поднимает руки и в ладонях прячет то ли плачущее, то ли смеющееся идеальное лицо.

— Я что-то не то сказал? — внимательно слежу за ее действиями.

— Идеалист, да? — убирает руки. Теперь я вижу, что она все-таки смеялась, хотя глаза выдают почти скатившуюся на щеки толстую слезу.

— Вряд ли. В том, что предложил обратиться к специалисту был не прав? Полагаешь, нужно перетерпеть, возможно, все само пройдет? Возможно, Даша, я ведь этого не отрицаю. А если…

— Господи, Ярослав, кому какое дело, что со мной? Заболел живот — да мало ли что! Напрашивается лишь один вариант — кому-то следует быть более разборчивой в еде. Я сейчас о том, что ничего страшного не произошло.

— Обманываешь? — прищуриваюсь и подаюсь к ней своим лицом.

— То есть? — отклоняется. — Я же сказала…

— Мне кажется…

— Крестись, когда в следующий раз увидишь «мимолетное видение», — отталкивается двумя руками от металла, намереваясь встать с капота.

Опережаю ее — подскакиваю, останавливаюсь перед женским телом и огромной каменной глыбой возвышаюсь над ней.

— Ты чего? — хлопает пушистыми ресницами.

— Давай встречаться, Даша? — не долго рассусоливая, четко предлагаю.

— Что-о-о-о? — у Смирновой округляются глаза, а на последней букве «о», к тому же, широко распахивается рот.

— У тебя есть парень, мужчина, муж?

— Какая разница! — пытается вырваться из импровизированного капкана и обойти меня. — Ярослав! — бьет ладонями по машине. — Ты что делаешь?

— Будем считать, что сегодня у нас первое свидание, — без тени смущения продолжаю говорить. — Мы встретились с тобой, посмотрели гонки, кое-что узнали друг о друге, сейчас вот подводим итог…

— Очень интересно! — с издевкой произносит,

перекрещивает руки и откидывается немного назад. — Что же ты узнал обо мне, Ярик?

— Ярослав! — шиплю, глядя на нее.

— Хорошо-хорошо, да будет так, Ярослав! И все же? — прыскает от смеха.

Нет! Она меня всерьез совсем не воспринимает, по-видимому, в ее глазах я выгляжу искалеченным шутом.

— Что я узнал о тебе? Это твой вопрос?

— Именно!

— У тебя совершенно нет друзей! — задираю подбородок, прищуриваюсь и рассматриваю ее сквозь опущенные ресницы. — Все, кто тебя окружают — я говорю о твоей работе, только там ведь пересекаемся, — отъявленные козлы.

— Ты себя тоже, по всей видимости, к козлам причисляешь? — недослушав до конца, встревает.

Передергивает! Язвит! Обороняется! Кусается! Пытается ужалить! Отбивается, нарываясь на ехидную пикировку?

— Возможно. Об этом мне тяжело судить.

— Тебе тяжело, а мне — нет. Со стороны, как говорят, виднее. Так я скажу? Позволишь? — подмигивает.

— Если тебя не затруднит, Смирнова. Будь любезна, изложи, — немного завожусь.

— Козе-е-ел! — шипит, разглядывая исподлобья, два пальца, как два козьих рожка, пристраивает к голове. — Еще к тому же и какой! Предводитель! Почти вожак блеющей копытной стаи! — выплевывает мне в лицо. — Отойди! — толкается, руками попадая в мой живот.

— Даш, перестань, — пытаюсь остановить ее рукоприкладство. — Я сказал…

— Козел! Твой новый титул, Ярослав Горовой! Козел в сторожевой будке у почти профессиональных танцоров! — хохочет, сверкая увлажненными глазами. — Вот так эскапада! Я сейчас умру от смеха.

Эскапада? Она, вообще, в своем уме? Что я такого сказал?

— Пусть так! Тебе виднее. Как посчитаешь нужным… Да успокойся же! — хриплю.

— Пошел ты! — еще один ее толчок, да все без толку — я крепко на ногах стою.

Здоровой рукой успеваю схватить одну мельтешащую перед моим носом ее длинную ладошку, зато второй, искусственной, не могу ничего сделать. Боюсь, что ненароком раздавлю. Если вдруг схвачу, да не рассчитаю свою силу, то запросто могу сломать ей кости, разорвать кожу или вывернуть суставы, раскрошить почти хрустальные хрящи.

— Даша, пожалуйста, хватит! Остановись, — жалобно скулю и умоляю.

Она бьется, словно птица, попавшая в охотником расставленные и запрещенные законом сети.

— В друзья набиваешься? — резко останавливает мельтешение. — Хочешь дружить? За ручку держать? Носить мой портфель и сменную обувь? На физкультуре будешь баскетбольный мяч с башки моей снимать?

— Нет, — глухо отвечаю.

— Нет? Хм-хм! — прищуривается, всматривается, сосредоточивается, подбирает нужное определение. — В любовники желаешь? — смеется. — Ой, не могу! — вздыхает, вытягивает губы и смахивает слезу. — Постель по расписанию, встречи в определенные дни. Теперь считаю, что мы должны заранее оговорить финансовое вознаграждение за то, что будем в жизни друг у друга вытворять. Согласуем ценник, Ярослав! А? Согласен? Все устраивает? Наши встречи будут с одной лишь скотской целью. Знаешь, с какой? Потрахались и разбежались. Две, что ли? Ну что ж, извини, придется доплатить… Или… — вроде бы задумывается, останавливается, подкатывает глаза, а затем снова всматриваясь в меня, шипит. — Предлагаю наносить сексуальные визиты в понедельник, среду, возможно, пятницу, но не позднее десяти часов вечера, естественно. Угу?