La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
— Что с тобой? — муж наклоняется ко мне и прикасается носом к моему виску. — Я что-то не то сказал? Даш, ты же хотела поговорить. Когда? Сейчас или…
«После победы Кирилла» — так я ему сказала. Его сын не победил, а это значит, что разговора у нас не будет. Я не стану перед ним душу изливать. Уж больно он на праведника сейчас похож, раздавая направо и налево советы почти вселенского масштаба.
— Я просто устала, — поворачиваюсь к нему и руками обхватываю любимое лицо. — Ты прав, а я хочу домой. У нас ведь были планы на этот вечер, а потом — на ночь. Годовщина…
— Планы не изменились, кумпарсита, — губами трогает мой висок и медленно спускается к щеке, а затем неспешно переходит к
Зажмурившись от удовольствия, вытягиваю шею и сильнее подставляюсь под ласки.
— Ярослав, — шиплю.
— М? — облизывая мне кожу, нудит где-то рядом с ухом.
— Поехали, — обнимаю его за шею и сильнее прижимаю к себе, — пожалуйста.
— Сейчас-сейчас.
Он отстраняется от меня, делает несколько шагов назад, рассматривает всю картину издалека, со стороны, затем мягко прикрывает мою дверь и начинает обходить машину.
«Способности, мечты, желания, липовые стены и рабы своих талантливых хозяев» — прикольная теория у моего мужа!
А сам он, мне интересно знать, к какой касте причисляет искалеченного любимым делом себя?
Ярослав открывает водительскую дверь и занимает свое место.
— Привет, жена, — ярко улыбается. — Как ты тут без меня?
С глубоким вздохом откидываюсь на подголовник и поворачиваюсь лицом к нему:
— Домой хочу, — скулю и хнычу.
— Сейчас поедем, рыбка.
Он пристегивается, посматривая на меня, чему-то улыбается, затем опять обхватывает мою кисть и прислоняет к своим губам:
— Я готов! — несколько раз целует мою руку.
— Гони, товарищ! Я заждалась ласки от жестокого и беспощадного мужчины.
Он запускает двигатель, действуя на автомате, ни разу не бросив взгляд на панель, не покривившись и даже виду не подав, мягко трогается и выезжает с парковочного места.
Тяжелый день… Тяжелый случай… Пренеприятный разговор с врачом и, на финал, позорное поражение Кирилла… Потом этот душный разговор, практически разбор полетов, после неудачного для парня заезда… Его слезы… Мои некстати воскресшие воспоминания о том, через что я тоже когда-то прошла… Затем наставления и несправедливая философия Ярослава, с который я абсолютно не согласна. Зачем же так жестоко обращаться с собственным ребенком? Понятное дело, что он спортсмен, возможно, будущий чемпион. По-моему, сейчас я сильно ошибаюсь в определениях. Стоп-стоп! Добавила ненужное, к тому же очень жалкое, слово «возможно». Он чемпион по праву рождения. Все, без вариантов, а в конце предложения поставим жирную точку или огромный восклицательный знак! Сын Ярослава Горового не может быть никем. Он исключительный и только первый! Сорт однозначно высший! Иначе… Просто никакой, как будто… Нищий!
— Даш? — Ярослав снижает скорость и включает поворотник, съезжая на обочину и мягко притормаживая, подпирает дном машины очередной кювет.
— Угу? — осматриваюсь по сторонам.
— Давай, наверное, все-таки поговорим, — тихо добавляет, — здесь!
Наше место, кажется? Мы сейчас находимся там, где в первый раз страстно поцеловались и где Ярослав предложил мне свои встречи «по-взрослому», «по-честному» и «по-настоящему». Это же то самое место, где он извинился передо мной за то, что неаккуратно и очень необдуманно поддался сплетням и наговорам, транслируемым из каждого доброжелательного граммофона. С той поры немало воды утекло — мы даже стали мужем и женой через небольшой срок нашего серьезного знакомства, да и здесь, на этом месте, у нас появились новые приятные воспоминания. Видимо, это не конец! Сейчас чего-нибудь добавим.
Ярослав убавляет дальний свет, оставляя только габариты, отстегивает свой ремень и ждет меня, когда я сделаю то же самое и первая выйду из машины. Глубоко вздыхаю и совершаю все, чего муж ожидает от меня. Затем шустро выбираюсь
Здесь очень тихо! Весь город перед нами, как на раскрытой ладони, а мне с Ярославом есть, что обсудить. С ногами забираюсь на невысокое каменное ограждение, сажусь на нагревшийся за целый день барьер, и уперевшись руками в пока еще раскаленную поверхность, двигаюсь на пятой точке почти к самому краю. Знаю, что муж обнимет меня сзади и, точно так же свесив свои ноги над зеленой пропастью, собой, как бронированным щитом, укроет и спрячет от лап жестокого окружающего мира. С ним в этом месте я чувствую просто жуткое, пугающее, если честно, не присущее мне спокойствие и клевое умиротворение. Рядом с Ярославом здесь очень хорошо.
— Иди сюда, — он накидывает мне на плечи теплый плед и, пристроившись сзади, усаживается вместе со мной на парапет, свесив ноги над обрывом. — Нормально? — притягивает к себе и сильно обнимает.
— Да, вполне, — ерзаю и устраиваюсь на его груди так, как хочу.
Инициатором разговора, если не ошибаюсь, выступила я? Значит, мне и начинать? Но я не хочу с ним говорить. Сейчас! Возможно, не готова или боюсь того, о чем еще несколько часов назад намеревалась рассказать.
— Как прошла встреча с доктором, рыбка? Успокой меня, пожалуйста. Я волнуюсь за тебя, — прислонившись своей щекой к моей, шепчет муж. — Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — опускаю голову и тихо отвечаю.
— Что с тобой? — целует, как будто бы по зернышку клюет, мою дергающуюся скулу. — М? Где болит? Куда поцеловать, Даша?
— Ничего, — пытаюсь выкрутиться, но ничего не получается. — Ярослав…
— Я же вижу, что ты чем-то огорчена, — он прекращает поцелуи, зато крепче прижимает к своей груди.
— Мне не понравилось, как ты разговаривал с Кириллом, — цепляюсь за старую тему, как за спасательный круг. — Ты ведь издевался над ним, Ярослав. Пожалуйста, признай это. Специально включил высокомерного засранца и показывал шестнадцатилетнему мальчишке ничтожность его шестого места.
— Даш, — он хмыкает, — ты ничего не перепутала? Я высокомерный засранец? А занятое место — ничтожно?
То есть? Мне, что ли, показалось?
— Абсолютно. Это было очень грубо, — поворачиваю голову и вполоборота отвечаю. — Видимо, мне что-то почудилось, а ты белый и пушистый зверь, да? Зачем же так грубо, товарищ? Зачем эти «Ярослав Сергеевич» и «Кирилл Ярославович»? Он называл тебя отцом, а ты строил из себя… Господи, стену возводил, словно открещивался от неудачного или неудачливого ребенка. Зачем? Ты мог бы помочь парню своим теплым словом отца, а не выдавать, как штамповку на конвейере, нравоучения тренера-козла.
— Это был обыкновенный разговор, рыбка. Что не так? Слезы и причитания здоровяка с меня ростом, качающего мою жену на руках с одной лишь целью позлить меня, продемонстрировать, а затем и ткнуть носом в мою физическую ущербность по некоторым вопросам, связанным исключительно с не доломанной начинкой этой штуки, — высовывает бионическую руку и сжимает пальцы, а затем разворачивает их почти веером перед моим носом, — выглядели слегка… Вульгарно, Даша! И чуть-чуть смешно. А как по-настоящему ребром вопрос пошел, так — «Папа, что мне делать? Бросить, да?». Если кому-то интересно мое мнение, то — «Кирюшенька, бросай!». Дарья, он взрослый, серьезный и упрямый человек. Решения нужно принимать самостоятельно, а не выспрашивать разрешения у инвалида-отца, которого он раскачиванием на руках его жены довел почти до белого каления. Ты знаешь, как я ревновал? — покручивает перед моим носом свою чашу, развороченный бионический хват.