La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
Уперевшись задом в капот своей шикарной тачки, практически уложив мою малышку спиной себе на живот, пах, бедра и колени, Ярослав под грудью держит Дашку, запрокинувшую голову ему на плечо.
— Рыбка поправилась, что ли? — сиплю сквозь зубы.
— С чего ты взял? — жена резко тормозит нас и разворачивает меня к себя лицом. — Леш?
— Она беременна? — спрашиваю напрямую то, что уже давно интересовало.
— Ты что? — безумно округляет глаза и сводит крепко зубы, кроша эмаль, разламывая контур. — Какая тебе разница, в конце концов? Не лезь туда, пожалуйста… Поверить не могу. У тебя
— Вообще нет дела — одно недоумение на лице, душа моя. Это, если честно, положа руку на сердце. Зачем они спешили с этим? — выплевываю давно назревший, уже два года как, вопрос. — Могли бы для себя пожить. Как там говорят — «имхо», наверное?
Сейчас ведь, твою мать, совсем не палеолитный век, не средневековье, не дни суровой инквизиции, когда женщина, сучья ведьма, была по умолчанию не права, мужиком забита, толпой унижена и на костре религиозной братией сожжена. Так какого, спрашивается, рожна они летели в ЗАГС, словно Дарья в интересном положении была? Тогда я жадно мучил Ольгу просьбами, возможно, несколько бестактными вопросами, донимал ее попытками узнать у дочери, не нуждается ли она случайно в чьей-либо — моей, естественно, исключительно моей, — отцовской помощи, например. Я по своему недалекому недоразумению считал, что этот супер-Ярослав принудил Дарью к сожительству в законном браке, фиксируя и утверждая брачным актом свои права будущего отца. Сейчас вот по прошествии двух лет вроде бы смирился с новым статусом любимой рыбки, каждый вечер укладываясь в супружескую кровать, твердя одно простое предложение:
«Спокойно, батя, по всей видимости, там все же настоящая семья. О благополучии дочери не стоит переживать!».
Он гладит ей живот, затем рукой проводит под грудью Даши, губами трогает ее лицо, что-то даже шепчет в ухо, смешно выплевывает женский волос, который нечаянно прихватывает каждый раз, как мордой шурудит в ее густой копне.
— Смотри-смотри, — Ольга скашивает взгляд на них. — Скажи, что мило? Ну? А мне уже не терпится их обнять.
Ярослав отталкивается от машины, неторопливо поворачивает дочь к себе лицом и, наклонившись, целует мою рыбку так, что у меня от увиденного очень широко распахивается рот и на лоб глаза синхронным поводом ползут.
— Блядь! — квакаю. — Совсем стыд потеряли! Он ее сейчас…
— Не бурчи, Смирнов! — жена задушенно смеется. — Идем, пожалуй, к ним, пока он Дашку на капоте не разложил, а то у тебя приход случится на почве зависти и вынужденной голодовки. Помни о правилах поведения, Алексей Смирнов. Не смей терзать зятя. Он мне очень нравится.
Еще один пиздец! Для одного летнего утра как-то многовато:
«Вы, твою мать, любезные, не находите, что лихо издеваетесь надо мной?».
Но одалиска действительно обожает зятя. Да я тащусь с такого вывода. Ольга Климова? Климова-Смирнова? Моя Смирнова Ольга? Серьезно? Та, которая на пушечный выстрел не подпускала мужиков к себе, а в частности, меня, обжегшись перед этим в очень странном, почти фиктивном, браке с шизоидным служивым мужиком.
— Хорошо, что их никто не видит, — подвожу глаза и смеюсь. — По крайней мере, слава богу, Ксения сейчас в отъезде и не позавидует такому статусу
Жена зачем-то поправляет воротник моей рубашки:
— Выплеснулся? Сюрпризы отвалились? Ступень с остротами в атмосферу отошла? Ты, любимый, снова стал спокойным, милым и родным?
— Вполне! — шутливо честь ей отдаю.
— Поздравления, объятия, легкий стол, подарок, беседы по душам, прогулка? — жена транслирует в эфир нашу развлекательную программу на этот день.
— Порядок. Понял, принял, уяснил. Чур, я начну с него! — подмигиваю и головой киваю в сторону Горовых.
— Фигушки! Начнешь с любимой дочери, а к моему зятю не приближайся на пушечный выстрел. Я сама с Ярославом поговорю.
— Иди ты! — хмыкаю и кручу пальцем у виска.
— Спать, спать, спать… Секс со мной на горизонте! Угу?
Вот же стерва! Я ведь обещал ей хорошо вести себя. Уж больно за лаской соскучился. Не тешился любимым телом аж целых три дня — истосковался и почти засох. Знает королева шантажа, как меня сломать и уложить на две огромные лопатки, а грудину придавить ногой.
— Хрен с ним! Пусть паренек живет!
— Спасибо. Будь терпелив, Смирняга. Помни, что это дочь, дочь, дочь…
Да скажет тоже, одалиска! Как о таком вообще смогу забыть! У меня их две, да плюс Серегины бонусные красотки. Почти гарем!
Эх, отец, отец, отец… Закидываю голову, щурюсь от яркого солнца, улыбаюсь облакам и подмигиваю Небесам.
Подходим к Горовым и одновременно с Ольгой выдаем:
— Привет, ребята!
— Добрый день! — Ярослав выпускает Дашу и разворачивает дочь к нам с матерью лицом.
Чего-чего? Я, видимо, ослеп или ловлю какой-то зрительный приход? По-моему, детка плакала? Или что у нее сейчас с лицом? Присматриваюсь, возможно, даже щурю взгляд, стопорюсь глазами на слишком влажных, красных нервно дергающихся щеках.
Нет! Она не плакала… А я все опять не так, как надо понял, да? Даша ревела! Однозначно! Это вижу я, это видит Ольга, и это жутко раздражает, и, как следствие, будит ярость в сердце и без этого слишком беспокойного отца.
— Как дела? — шиплю, сосредоточиваюсь исключительно на моей малышке.
— Все хорошо! — она мне отвечает и тянет свою красивую улыбку, то и дело посматривая на Ярослава.
— Я… — жена желает что-то очень умное и вежливое сказать?
Мой ход, а Ольга обойдется. Ей слова не даю и ее опережаю, про себя сто тысяч раз, как долбаное заклинание, повторяю:
«Я буду вежлив! Вежлив… Спокоен… Тактичен… Улыбчив… Вдумчив… Возможно религиозен… Я все обидчику прощу, когда его убью…».
Все будет точно позже, а пока:
— Что у тебя с лицом? — набычившись, рычу, и суечусь глазами по раскрасневшемуся дочернему лицу.
— Пап…
— Ты плакала? — задаю вполне простой вопрос.
Простой же? Но Ольга дергает меня за руку и сипло чешет языком:
— Леш… Леш… Успокойся, пожалуйста.
— Что с лицом, Ярослав? — перевожу на него свой взгляд и жду, когда хоть кто-нибудь из них отомрет с ответом.
Он молчит, зато она стрекочет:
— Папочка, я могу все объяснить. Кирилл пришел шестым вчера на гонках.
— Кирилл? — присвистываю и зачем-то уточняю, хотя и так прекрасно знаю, кто это такой.