Лебединое лето

Байерс Бетси

– Спим, спим.

Сестры полежали в тишине. Потом Сара нарушила молчание:

– Похоже, что мой пик расцвета был в третьем классе, когда меня выбрали старостой.

Ванда рассмеялась.

– Просто наберись терпения и подожди.

Она потянулась к туалетному столику, включила радиоприемник и подождала, пока тот разогреется.

– Фрэнк собирался позвонить на шоу Даймонд-Джима и посвятить мне песню, - сообщила она.
– Тебе радио не мешает?

– Не.

– Зато мне мешает, - снова воззвала тетя Вилли из соседней комнаты.
–

Может, вы обе и можете спать при включенном радио или при спорах во весь голос, но я не могу.

– Я же включила на самую маленькую громкость! Чтобы хоть что-нибудь расслышать, мне приходится к нему ухом прижиматься!
– Вдруг Ванда умолкла на полуслове.
– Ты не слышала, что там диктор сказал?

– Что эта песня посвящается девушкам со второго этажа Арнольд-холла.

– А-а...

– Я не шучу, - крикнула тетушка за стеной.
– Немедленно ложитесь спать! Ванда, тебе завтра рано вставать, тебе нельзя опаздывать на работу в больницу. Это Сара может себе позволить проваляться в постели до обеда...

– Интересно, как это я могу себе позволить проваляться до обеда, если она меня в восемь утра поднимает, - пробормотала младшая сестра.

– Тетя Вилли, я только послушаю песню, которая мне посвящается - и сразу спать.

Молчание.

Сара повернулась на бок, плотно обмотавшись простыней, и закрыла глаза. Спать совершенно не хотелось. Она слышала музыку из радиоприемника, звуки из-за стены, из комнаты Чарли - как тот ворочался в постели, пытаясь устроиться поудобнее, и все не мог угомониться. Сара накрыла голову подушкой - но и подушка не заглушала шума. Как ни странно, громче всего казались беспокойные звуки, доносившиеся из спальни брата.

Чарли всегда спал плохо. В три года он перенес одну за другой две болезни - обе серьезные, с высокой температурой. Это едва не убило мальчика и сильно повредило его разум. Выздоравливая, он лежал в кроватке тихо и неподвижно, и Саре было странно видеть бледным и безмолвным малыша, только что горевшего в жару и стонавшего от боли. Некогда живые и яркие, глаза Чарли не сразу фокусировались на том, что было перед ним; он не тянул рук, даже когда Сара трясла перед братиком его любимой плюшевой собачкой Бу-бу. Он редко плакал, совсем не смеялся. Теперь, когда Чарли подрос, он будто бы решил расплатиться постоянной бессонницей за долгие дни, которые он провел неподвижным в постели.

Сара слышала, как он тихонько стучит ногой о стену. Чарли мог делать это часами - производя негромкий однообразный звук - похоже, его никто не мог расслышать, кроме Сары, спавшей с ним через стену. Со вздохом девочка сунула подушку обратно под голову и уставилась в потолок.

– Ты слышала?
– прошептала Ванда.
– Только что был номер, посвященный мне! "Фрэнк просит исполнить эту песню для своей крошки".

– Какая пошлятина.

– А по-моему, очень мило.

Стук о стену на миг прекратился - только для того, чтобы начаться вновь. Сара давно привыкла к этому звуку, но сегодня он казался особенно громким. Девочка обнаружила, что вспоминает - именно таким было

первое движение Чарли после долгой болезни: беспокойное подергивание ногой. Слабое движение, под одеялом и не разглядишь - но сегодня от него, похоже, трясется весь дом.

– Только не говори, что ничего не слышишь, - горько сказала Сара сестре.
– Не понимаю, как вы все умудряетесь столько времени врать, что не слышите, как Чарли стучит о стенку.

Нет ответа.

– Ванда, ты спишь?

Тишина.

– Никогда не понимала, как людям удается взять и заснуть, когда им вздумалось. Ванда, ты что, правда спишь?

Не дождавшись ответа, девочка натянула простыню на голову и опять отвернулась к стене.

Глава 9

Чарли лежал в своей постели, по-прежнему постукивая ногой в стену. Он не спал, глядя в потолок, где двигались ночные тени. Засыпание всегда давалось ему нелегко - а сегодня к тому же раздражала пижама: от нее оторвалась одна пуговица, и заснуть было совершенно невозможно. Перед тем, как пойти спать, он показал тете Вилли пустовавшее место от пуговки - но та только похлопала племянника по плечу и сказала: "Ступай, я завтра пришью". И опять отвернулась к телевизору, где показывали какую-то викторину.

– Нет, вы посмотрите только, - бормотала тетя себе под нос.
– Опять угадать не могут! Ну и бестолковые же у нас знаменитости!
– Она нагнулась к экрану и крикнула, будто участники могли ее услышать: - это же Клэрк Гейбл[5]!
– И снова себе: - Неужели трудно догадаться? Человек, работающий в бюро - это клерк! Отгадка - Клэрк Гейбл!

Чарли потрогал ее за плечо и опять попытался было показать ей пустую петельку на пижаме.

– Чарли, я же сказала - завтра пришью, - отмахнулась тетя.

Он вернулся в кухню, где Сара красила в раковине свои оранжевые кеды.

– Слушай, отстань, пожалуйста, - сказала сестра.
– Я не могу сейчас отвлекаться. Мэри, прекрати смеяться над моими кедами.

– Не могу, они такие огромные... Сара вытащила кед из раковины, подцепив его двумя ложками.

– Сама знаю, что огромные. Но лучше бы ты отговорила меня красить оранжевые кеды голубой краской. Ты посмотри, что вышло. Согласись, более мерзкого цвета ты в жизни не видела.

– Соглашаюсь.

– Могла бы, между прочим, не соглашаться так быстро. На пакетике с краской теперь должны указывать, что в этот цвет запрещается красить оранжевые предметы. Предупреждение, так сказать.

– Напишут обязательно.

– Только писать надо как можно крупнее. Глянь, какой ужас получился. У такого поганого цвета должно быть поганое название.

– Оно и есть. Умбра[6].

– Как?

– Умбра.

– Мэри Уэйсек, ты это сама выдумала.