Леди, леди, это я!
Шрифт:
— Нет, ничего такого особенного.
— Совсем ничего? Какая-нибудь мелкая ссора? Поругалась с кем-нибудь? Ничего не приходит вам на память?
— Нет. Простите. Клэр, знаете, умела ладить с людьми. Думаю, поэтому она и стала хорошим социальным работником. Она умела наладить отношения с людьми. Она в каждом человеке видела личность. Это редкий дар, мистер Карелла.
— Да. Это правда, — согласился Карелла. — Мистер Таунсенд, вы нам очень помогли. Большое спасибо.
— Мне… мне что-нибудь передать Берту? — спросил
— Прошу прощения?
— Ну, Берту. Он ведь наверняка будет сегодня в похоронном бюро.
Спускаясь по ступенькам, Мейер спросил:
— Что дальше?
— Я бы съездил в больницу, — сказал Карелла. — Сколько на твоих?
— Половина одиннадцатого.
— У тебя как со временем?
— Сара сказала, быть дома к ленчу, — пожал плечами Мейер.
— Тогда поехали сейчас. Может быть, откопаем что-нибудь серьезное — будет чем завтра заняться.
— Я не люблю больницы, — сказал Мейер, — у меня мама умерла в больнице.
— Хочешь, чтобы я один поехал…
— Нет, нет. Я с тобой. Просто не люблю больницы и всё.
Они забрались в служебную машину — Карелла сел за руль. Он завел мотор и поехал по пустынным воскресным улицам.
— Давай-ка, пока едем, прикинем, что к чему, — сказал он.
— Давай.
— Чем занимаются другие ребята?
— Ди-Мэо проверяет материалы по ограблению этого магазина в 1954 году. По нашим данным вор был освобожден из тюрьмы «Кастлвью» в 1956 году и уехал к себе домой в Денвер. Ди-Мэо проверяет, не заглянул ли этот парень к нам на время. Обходит его дружков-приятелей. Одновременно проверяет и их на причастность к пятничному расстрелу.
— Еще что-нибудь?
— Еще он просматривает все материалы, связанные с каждым арестованным Бертом человеком. Сортирует их, откладывает в сторону тех, кто хоть сколько-нибудь похож на убийцу или может иметь хоть какое-то, даже косвенное отношение к этому делу. Он по уши загружен, Стив.
— Хорошо, а что делают Уиллис и Браун?
Уиллис пытается разыскать родственников или друзей четвертой жертвы. Черт, забыл, как его зовут?
— Ла-Скала.
— Да. Верно, — сказал Мейер. — Энтони Ла-Скала.
— Отчего так бывает, что пуля всегда найдет итальянца? — спросил Карелла.
— Не всегда.
— В «Неприкасаемых», например, их повсюду убивают.
— Ну, в такие фильмы специально наваливают горы трупов, сказал Мейер. Он хитро ухмыльнулся и добавил: — Где снимался Роберт Стэк, там кругом одни трупы.
— Да, — согласился Карелла, — А Уиллис еще не нашел где живет этот итальянец по имени Ла-Скала?
— Еще нет.
— Довольно странно. Как считаешь?
— Да. Согласен — странно.
— Темная личность, должно быть.
— Все твои соотечественники темные личности, — сказал Мейер.
— Разве ты не знал? Ты что, не смотришь «Неприкасаемых»?
— Конечно, смотрю. И знаешь, что я заметил?
— Что?
— Что Роберт Стэк никогда не улыбается.
— Не совсем так, я видел, как однажды он улыбался, — сказал
— Это когда же?
— Не помню. Он там приканчивает какого-то бандита. Но я точно видел, как он улыбался.
— А я никогда не видел, как он улыбался, — серьезно заметил Карелла.
— Ну, сам понимаешь, жизнь полицейского не сахар, — заметил Мейер. — И знаешь, что я заметил?
— Что?
— Фрэнк Нитти носит один и тот же двубортный пиджак в полоску.
— Да. На нашей работе не разбогатеешь, — сказал Карелла.
— Мне нравится тот актер, который играет Нитти.
— Да. И мне тоже, — кивнул Карелла. — И знаешь что? Его тоже я ни разу не видел улыбающимся.
— Чего это тебя так задело: улыбается — не улыбается, какая разница?
— Не знаю. Мне нравится, когда люди кругом улыбаются.
— Ну, вот, смотри на меня, — сказал Мейер, — на, вот тебе улыбка, — и он оскалился от уха до уха.
— Приехали — больница. Прибереги свой оскал для сестры в регистратуре, — сказал Карелла.
На сестру в регистратуре улыбка Мейера действительно произвела столь неизгладимое впечатление, что она сразу же показала им, как пройти в палату, где работала Клэр Таунсенд. С дежурным врачом-интерном этот фокус, к сожалению, не прошел. Низкий заработок и огромный объем работы сделали его невосприимчивым к улыбкам, поэтому он не проявил склонности участвовать в этом комическом водевиле, который пытались навязать ему два полицейских клоуна. Его как-то не веселила перспектива их вмешательства в налаженный его усилиями быт палаты в спокойном ритме воскресного утра. Было видно, что он собирался по быстрому «очистить» свою территорию от этих праздношатающихся легавых, но он не знал одной важной вещи — что он имел дело с Великим и Ужасным Детективом Мейером Мейером, проклятьем преступного мира и медицинских работников — самым хладнокровным копом в городе, а может быть и во всех Соединенных Штатах Америки.
— Нам очень неприятно отнимать у вас ваше драгоценное время, доктор Макэлрой, — любезно начал Мейер, — но…
Макэлрой, который, по-видимому, тоже был не лыком шит, быстро нашел свое продолжение:
— …вот и хорошо, господа, я рад, что вы сами все понимаете. Поэтому если вы соблаговолите оставить это помещение, то каждый сможет заняться своим делом…
— Да, мы понимаем, — последовал ответный выпад Мейера, вам, конечно, надо еще осмотреть больных, раздать им успокаивающее и слабительное…
— Вы упрощаете обязанности интерна, — сказал Макэлрой.
— Конечно, упрощаю, но, истинно будет сказано, не по злой воле, а токмо по незнанию своему, за что и прошу вас нижайше простить нас, поскольку нам известно как вы заняты, доктор Макэлрой. Но, посудите сами, мы ведь к вам пришли не по своей воле — мы, видите ли, тут занимаемся расследованием убийства…
— А я здесь, видите ли, занимаюсь лечением живых, хотя и больных людей, — прервал его Макэлрой.
— И цель вашей работы — уберечь их от смерти. А наша цель — выяснить, кто убил тех, кто уже мертв. Поэтому, будьте так добры, ответить…