Леди, леди, это я!
Шрифт:
Клинг постучал в дверь квартиры 4А и стал ждать.
Изнутри квартиры раздался голос: «Одну минуточку!»
Клинг ждал.
Дверь приоткрылась, брякнула и натянулась цепочка. Из щели выглянуло мужское лицо.
— Да? — сказал мужчина.
— Полиция, — равнодушно объявил Клинг. Он раскрыл свой бумажник и показал мужчине полицейский жетон.
— В чем дело?
— Вы — Арнольд Холстед.
— Ну, да.
— Откройте дверь, мистер Холстед.
— Что? А в чем дело? Зачем…?
— Откройте
— Хорошо, хорошо, минуточку. — Холстед завозился с цепочкой. Как только он снял ее, Клинг толчком распахнул дверь и вошел в квартиру.
— Вы одни дома, мистер Холстед?
— Да.
— Насколько мне известно, у вас есть жена и трое детей, мистер Холстед. Это так?
В голосе Клинга звучала явная угроза, и Холстед, маленький щуплый человечек в темных брюках и майке, инстинктивно попятился назад.
— Д… да, — сказал он. — Это правда.
— Где они?
— Дети сейчас… в школе.
— А где ваша жена?
— Она на работе.
— А что же вы, мистер Холстед? Отчего вы не на работе?
— Я… я… временно безработный.
— И как долго вы уже «временно безработный»? — В голосе Клинга слышались острые язвительные нотки. Он отрезал слова как острым кинжалом.
— С… с… с этого лета.
— А если поточнее?
— С августа.
— А чем вы занимались в сентябре, мистер Холстед?
– Я… я…
— Помимо того, что изнасиловали Эйлин Гленнон?
— Ш-ш… что? — Звук голоса Холстеда, казалось, потерялся где-то в его горле. Его лицо вытянулось и побелело. Он сделал еще один шаг назад, но Клинг шагнул вперед и подступил к нему еще ближе.
— Наденьте рубашку. Вы идете со мной.
— Я… я… я… ничего не сделал. Вы ошибаетесь.
— Ты ничего не сделал!? — вскричал Клинг. — Ах, ты — сукин сын! Ты ничего не сделал!? Ты спустился вниз и изнасиловал шестнадцатилетнюю девочку! Ты ничего не сделал!? Это называется «ничего не сделал»?
— Тсс… тсс… тише… соседи услышат, — промолвил Холстед.
— Ах, твои соседи услышат! — заорал Клинг. — И у тебя еще хватает наглости…
Холстед попятился на кухню, руки его дрожали от испуга. Клинг наседал на него.
— Я… я… я… это все она придумала, — быстро забормотал Холстед. — Это все она… она… она сама хотела, а я… нет… не хотел… это она…
— Ах, ты лживый грязный подонок, — сказал Клинг и залепил Холстеду увесистую пощечину.
Холстед издал испуганный писк, потом жалобно застонал, дрожа всем телом.
— Не бейте меня, — он прикрыл лицо ладонями.
— Ты изнасиловал девочку, да? — спросил Клинг.
Все еще пряча лицо в ладонях, он утвердительно качнул головой.
— Зачем ты это сделал?
— Я… я… не знаю.
Клинг терпеливо ждал, пальцы его постепенно сжимались в кулаки. Он готовился задать главный вопрос, а потом собирался здесь же на кухне превратить этого насильника и убийцу в кровавый винегрет.
— И когда ее забрали… в больницу, моя жена помогала… готовить еду для детей… для Терри и… и Эйлин, и…
— Продолжай!
— И я спускался к ним и приносил еду… когда… когда моя жена уходила на работу.
Медленно Холстед убрал руки от лица, но глаз не поднимал, боясь встретиться с взглядом Клинга. Вместо этого он виновато вперил глаза в изношенный и грязный линолеумный пол, сознавая, что он натворил. Он все еще продолжал дрожать всем телом — маленький тщедушный человечек в майке.
— Была суббота, — сказал он. — Я видел, как ушел Терри. Я смотрел в окно и увидел, как он ушел. Моя жена была на работе. Она вышивает бисером. Она очень искусный мастер. Ну, значит, была суббота. Помню, здесь в квартире было очень жарко. Вы ведь помните, как жарко было в начале сентября?
Клинг оставил вопрос без ответа, но Холстед, по всей видимости, ничего другого и не ожидал. Сейчас, казалось, он даже не замечал присутствия Клинга. Он нашел себе собеседника, и это был протертый линолеум на полу. Он не отрывал глаз от пола.
— Я помню, что было очень жарко. Моя жена приготовила сэндвичи для детей, и я должен был их отнести. А я знал, что Терри уже ушел, понимаете. Я бы все равно отнес эти сэндвичи, понимаете, но я знал, что Терри дома нет. Я признаю, что знал тогда, что Терри ушел.
Он замолчал и продолжал долго смотреть в пол.
— Когда я спустился, я постучал. Никто не ответил. Я… я… подтолкнул дверь, она оказалась открытой… и я… вошел. Она… Эйлин была еще в кровати… она спала. Было уже двенадцать часов… а она… она все еще спала. Одеяло… простыня… сползла вниз… и я… я увидел ее. Она спала, и я был рядом. Я уже не помню, как все случилось. Кажется, я поставил поднос с сэндвичами и лег в постель рядом с ней, а когда она попыталась закричать, я прикрыл ей рот рукой и… я… я… сделал это.
Он снова спрятал лицо в ладонях.
— Это сделал я, — сказал он. — Это сделал я, это сделал я.
— Нечего сказать — хорош ты, мистер Холстед, — злобно процедил сквозь зубы Клинг.
— Просто… так получилось.
— Просто так дети не получаются.
— Что? Какие дети?
— А ты не знал, что Эйлин забеременела?
— Забе… о чем вы говорите? Кто? Что вы хотите…? Эйлин. Никто не говорил… почему никто не…?
— Так ты не знал, что она беременна?
— Нет. Клянусь! Я этого не знал!