Ледокол «Ермак»
Шрифт:
На „Ермаке“ увидели вращение машины у самой воды, и по радио раздается оглушительное:
– Прекратите вращение! Что вы делаете? Прекратите! Прекратите хулиганство!
Но вертолет продолжает крутиться и уже скользит фюзеляжем по верхушкам волн. Все меньше шансов на то, что свечи прожгутся и двигатель увеличит мощность. Все меньше шансов на спасение. Волны вот-вот захлестнут мотор, он заглохнет, и мы утонем вместе с машиной. Остается последний шанс: перенапряжением пока еще работающих цилиндров включить форсаж, увеличить мощность двигателя. Должна последовать прибавка мощности, двигатель, возможно, раскрутит несущий винт, вертолет станет управляемым, прекратится вращение, и мы сможем избежать катастрофы. Но может случиться и другое:
– Включите форсаж!
Вижу, как рука Лещенко потянулась к рычагу форсажа, но увеличения мощности не замечаю и в отчаянии кричу еще громче:
– Форсаж! Форсаж!
По радио все еще уговаривают меня прекратить хулиганство, но я не могу отпустить рычаги управления вертолетом и уменьшить громкость, не могу сказать „Ермаку“, что мы попали в опаснейшую ситуацию. Капитан понял, что с двигателем произошло что-то катастрофическое, и молча ждет своей участи…
Медленно, ой как медленно Лещенко перемещает рычаг форсажа. Вертолет продолжает вращение. Наконец мне показалось, что двигатель начал прибавлять спасительную мощность и вращение начало замедляться. Но что это белое впереди? Сильный ветер несет неуправляемый вертолет прямо на вертикально торчащую из воды льдину! Вот она уже рядом, машина бьется нижней частью фюзеляжа о ее вершину, слышится скрежет… Но как-то соскальзывает, и сильный ветер продолжает уносить нас все дальше и дальше от „Ермака“. Я знаю, что Лещенко частичным включением форсажа увеличил мощность двигателя, но вертолет продолжает вращаться, и я опять кричу:
– Форсаж! Форсаж!
Вертолет вращается медленнее. Теперь только самая крутая из волн ударяет по днищу фюзеляжа. Еще немного, и вращение прекращается, вертолет становится управляемым, и я разворачиваю его против ветра – в сторону ледокола. Вот мы поднялись уже метров на сто, и я, опасаясь, что цилиндры не выдержат перенапряжения, кричу Лещенко:
– Уберите форсаж!
Подлетаем к „Ермаку“, он совсем уже рядом. Уменьшаю скорость полета, приближаемся к посадочной площадке… Но вдруг вертолет опять содрогается от резких перебоев двигателя. И снова, чтобы избежать падения на корабль, я отбрасываю его назад. Машина, несмотря на мои усилия, падает и опять начинает вращаться. Я кричу Лещенко:
– Форсаж! Включите форсаж!
Все повторяется, как в кошмарном сне: гребни волн под фюзеляжем, бешеное вращение. Со всей силы жму на правую педаль, но вертолет не слушается управления. Мелькает мысль: в прошлый раз нам удалось сохранить рулевой винт при встрече с льдиной, удастся ли сейчас? А вертолет все убыстряет вращение, оставляя все меньше шансов на спасение. Я вижу, как Лещенко перемещает рычаг форсажа, время идет, но мощность двигателя не увеличивается.
– Форсаж!
Наконец вращение замедляется, а вскоре и совсем прекращается. Разворачиваю вертолет в сторону „Ермака“, но прошу Лещенко форсаж не выключать.
Что делать? Попытаться еще раз сесть на ледокол или улететь севернее, найти подходящую льдину и сесть на нее? Но до льдов, пригодных для посадки вертолета, несколько километров, выдержит ли такой перелет двигатель? Вдруг вижу покачивающуюся на волнах небольшую льдину. Она слишком тонка и мала для посадки вертолета, но она наверняка не сломается под тяжестью капитана. Доворачиваю вертолет на эту льдину, снижаюсь, чтобы высадить Бызова.
– Товарищ капитан, дальнейший полет небезопасен, прошу вас сойти на льдину!
– Я с вами!
Чего в этом решении больше? Смелости? Веры в благополучный исход этого ужасного полета? Желания поддержать товарищей? Нет времени для психологического анализа поступка капитана, и если бы я мог бросить управление, то обнял бы его…
Мы отходим от льдины, летим к „Ермаку“. С большим превышением захожу на посадку, осторожно
Винты еще продолжают вращаться, а капитан открывает дверь и выходит из вертолета. На краю площадки он размашисто и с поклоном в сторону вертолета крестится:
– Спасибо, что оставили живым! Больше никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах я не сяду в эту винтокрылую…
Я попросил у капитана извинения за все причиненные ему, мягко говоря, неприятности. Попросил и Константина Андреевича понять и простить меня за то, что в этой опаснейшей ситуации вместо одного раза, как мы с ним договорились, повторял слово „форсаж“ несколько раз. Слава Богу, у Лещенко хватило мужества и терпения, несмотря на мои отчаянные вопли, перемещать рычаг форсажа медленно – именно это и спасло наше положение.
Это был первый и последний эпизод в моей летной биографии, когда я позволил страху взять над собой верх.
Капитан об этом случае информировал Министерство морского флота. Там ему ответили коротко и точно:
– Вы вернулись с того света.
Через некоторое время на „Ермак“ был доставлен новый двигатель. Мы установили его на вертолет и продолжали полеты уже без отказов…
Двигаясь вперед, ледокол оставлял за собой полосу чистой воды, по которой и следовали за ним корабли. Для взлета вертолета ледокол останавливался, а значит, останавливался и весь караван. Иногда льды настолько быстро и плотно обступают остановившиеся корабли, что без помощи ледокола они не могут возобновить движение. „Ермак“ вынужден возвращаться, обкалывать их, освобождать из плена и по одному выводить в район с более слабыми льдами. На это уходит много времени. Вот и получается, что применение вертолета для ледовой разведки помогает продвижению каравана и в то же время тормозит это продвижение. Вывод напрашивается сам собой: надо научиться летать на разведку льдов с идущего ледокола.
Вроде не все ли равно, движется ледокол или стоит во время взлета или посадки вертолета. Оказалось, нет. При движении во льдах корпус судна раскачивается во всех направлениях, то поднимается, то опускается и корма с вертолетной площадкой. Трудно даже предвидеть, в каком направлении будет уходить от вертолета площадка в следующее мгновение. Управление вертолетом очень тяжелое физически, нет никаких гидроусилителей, все управление несущим и рулевым винтами осуществляется только мускульной силой. Можно ли заставить вертолет перемещаться в такт с площадкой, одновременно парируя его броски порывистым ветром?
Мы с бортмехаником присматриваемся ко льдам не только для того, чтобы вычислить их пригодность для посадки вертолета, но и для того, чтобы определить, как корпус ледокола „реагирует“ на раздвижку льдов. Наблюдая за движением „Ермака“, мы уже могли довольно точно предугадывать, куда в следующее мгновение будет перемещаться ледокол, а с ним и наша площадка. Это уже кое-что! При движении ледокола важно выбрать момент, когда впереди будут более слабые льды, и тогда взлетать. Надо сказать, что мы с Лещенко изрядно попотели, пока научились взлетать и садиться на маленькую, ограниченную с трех сторон корабельными надстройками площадку во время движения ледокола. Матросы, наблюдая за нашими полетами, одобрительно шутили: „Вы садитесь на площадку, как муха на бутерброд с медом, без промашки“!