Ледяной огонь

Хокинг Аманда

– У нас не должно даже быть подменышей. Ты не должна рисковать своей жизнью из-за какой-то архаической традиции, - настаивала мама.

– Может, выпьешь стакан вина, Руна?
– спросил папа в тщетной попытке вернуть разговор в мирное русло, но и мама и я проигнорировали его.

– Но у нас все-таки есть подменыши.
– Я наклонилась вперед, упираясь руками в стол.
– И пока они есть, кто-то должен возвращать их домой и бережно охранять.

Мама покачала головой:

– Будучи следопытом, ты поддаешься этой ужасной системе. Ты оправдываешь ее.

–

Я не...
– я замолчала и продолжила совсем другими аргументами.
– Я не говорю, что это хорошо, или правильно...

– Хорошо.
– Она прервала меня и откинулась на спинку стула.
– Потому что это не так.

– Мама, чем, по- твоему, наши люди должны заниматься? Это происходит в течение тысячелетий.

Она рассмеялась, словно не могла поверить, что я так говорила:

– Это не значит, что от этого все становится лучше, Брин! Просто потому, что что-то происходит в течение тысяч лет, не значит, что это правильно. Каждый раз, когда подменыша оставляют в человеческой семье, они рискуют их детскими жизнями, чтобы потом украсть у незнакомцев. Это больно.

– Руна, возможно сейчас не время, чтобы обсуждать это.
– Папа потянулся, положить свою руку на ее. Она позволила ему, но посмотрела на меня с гневом.

– Я не оправдываю воровство, - сказала я.

– Но ты способствуешь этому, - настаивала мама.
– Работая на них, по- своему помогая, ты молча соглашаешься со всем этим.

– У Канинов свой образ жизни. Я не говорю о маркизах или следопытах, или подменышах. Я говорю о среднестатистическом жителе, около десяти тысяч человек, которые живут в Дольдастаме, - пришлось ответить, пытаясь разбудить в ней чувство здравого смысла и честной игры.

– У них нет подменышей, - напомнила я ей.
– Они зарабатывают деньги. Они учителя и пекари, владельцы магазинов и фермеры. Они содержат семьи и живут спокойно и мирно, ближе к природе. Им не запрещают уехать и, все же, они снова и снова решают остаться. И это хорошо. Ты ведь не знаешь, на что похожа жизнь вне городских стен. Ты нигде не была, кроме Сторваттена и Дольдастама.

Мама закатила глаза, но ничего не сказала, позволяя мне закончить.

– Жизнь людей снаружи в реальных городах не похожа на нашу, - сказала я.
– Наркотики, насилие, чрезмерный меркантилизм. Все -товар, даже сами люди. Я знаю, что здесь не идеально. У нас тоже есть проблемы. Но нашу жизнь в целом я ни на что не променяла бы.

– И способ, которым мы поддерживаем эту жизнь с помощью подменышей.
– Я продолжила.
– Мне жаль, что не было другого пути, лучшего, но и сейчас его нет. И если бы у маркизов и маркиз не было денег от их подменышей, им нечем было бы платить учителям и пекарям, владельцам магазинов и фермерам. Этот город истощился бы и умер. Вот что я делаю возможным.

– Я часть того, что удерживает все это единым целым, и вот почему я стала следопытом. Вот почему я делаю то, что делаю.
– Я откинулась назад на стуле, удовлетворенная своими доводами.

Мама сложила руки на груди и в ее глазах светилась смесь сочувствия и разочарования:

– Цель

не оправдывает средства, Брин.

– Может так, а может, и нет, - я пожала плечами.
– Но я люблю этот город. И я думаю, что и ты тоже.

Усмешка исказила ее лицо:

– И снова ты ошибаешься.

– Ладно, - я вздохнула.
– Разве ты никогда не любила место, где живешь?

– Нет, я люблю людей. Я люблю тебя и твоего отца.
– Она потянулась и взяла руку отца в свою.
– Везде, где вы двое, я буду счастлива. Но это не значит, что я люблю Дольдастам, и это, конечно же, не означает, что мне нравится, что ты, рискуя жизнью, защищаешь его. Я терплю это, потому что у меня нет выбора. Ты взрослая, и такую жизнь выбрала ты сама.

– Это так. И было бы замечательно, если бы каждый мой приезд не превращался в спор по этому поводу.

– Разве неправильно, что я хочу для тебя чего-то лучшего?
– Почти с отчаянием спросила мама.

– Да, да, конечно.
– Безжизненно ответила я.

– Почему это неправильно?
– Она всплеснула руками.
– Каждая мать хочет лучшего для своего ребенка.

Я наклонилась вперед и стукнула рукой по столу:

– Это и есть лучшее. Как же ты не понимаешь?

– Ты дешево продаешь себя, Брин. У тебя все может быть намного лучше.
– Мама попыталась накрыть мою руку своей, но я отстранилась от нее.

– Так больше нельзя.
– Я отодвинула свой стул и встала.
– Я знала, что мой приезд был ошибкой.

– Брин, нет.
– Ее лицо вытянулось, неодобрение сменилось раскаянием.
– Прости. Я обещаю, что не буду больше говорить о работе. Не уходи.

Я отвела от нее взгляд, чтобы снова не поддаться чувству вины и провела рукой по волосам:

– Нет, у меня есть дела, которые мне необходимо сделать. Я не должна была даже соглашаться на это.

– Брин, - позвал отец.

– Нет, мне нужно идти.
– Я повернулась, чтобы идти к дверям, и мама встала.

– Милая, пожалуйста, - попросила мама.
– Не уходи. Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, - сказала я, не глядя на нее.
– Я просто... поговорим позже.

Я схватила свои ботинки и сдернула пальто с вешалки. Мама снова повторила мое имя, когда я отрыла двери и вышла, но не оглянувшись. Когда спустилась на грунтовую дорогу, у которой жили мои родители, я сделала глубокий вдох. Холод вошел в легкие и уколол за щеки, но у меня не было возражений. Я даже не надела пальто, предпочитая охладиться. Я просто прижала его к груди, и позволила свежему воздуху очистить мою голову.

– Брин!
– позвал меня сзади папа, когда я огибала угол дома.

Случайная курица встретилась мне на пути и, когда прошла мимо, она раздраженно закудахтала. Но я не замедлила темп, пока не услышала шаги папы сзади.

– Подожди, - сказал он, запыхавшись от погони за мной.

Я наконец остановилась и повернулась к нему. Он все еще поправлял пиджак и перешел на шаг, когда приблизился ко мне.

– Папа, я не вернусь туда.

– Твоя мама убита горем. Она не хотела расстроить тебя.