Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице

Лисочка С.

— Я старше Криса на три четверти часа или около того, — ответил он.

Она несколько секунд молчала, осмысляя его слова.

— Близнецы?

Ох, сколько изумления было в ее глазах, позе, в том, как она произнесла это слово.

— Близнецы, — подтвердил Эни.

Вот уж не подумала бы никогда, что он станет разговаривать с посторонними о семье. Нет, дело-то, конечно, его. Хочет — пусть рассказывает.

— Но ведь… такое же очень редко бывает… — пробормотала она. — Чтобы двое… разом…

— Ну, наш случай еще более редкий, — сказал Эни. — Потому что нас трое.

— Трое???

На

секунду мне показалось, что она сейчас упадет в обморок.

— Трое. Между мной и Крисом родилась наша сестра, Саора.

— Это невозможно, — бормотала Ноктэ, — этого просто не может быть. Тройняшки… никогда такого не было… никогда…

— Ну отчего же? — сказала я. — Случай редкий, но вовсе не исключительный. В жреческих семьях и не такое бывает.

— В жреческих? — переспросила Ноктэ.

На секунду в ее глазах мелькнуло что-то похожее одновременно на понимание, смешанное с разочарованием и чем-то, напоминающим слабую надежду.

— А мама — тоже жрица? — спросила она.

— Мама была жрицей Малина, как я теперь, — ответил Эни.

— Была?

— Ее больше нет с нами.

Ноктэ опустила глаза. Видимо, решила, что эта тема для Эни болезненна. На нашей полянке на какое-то время воцарилась тишина, нарушаемая лишь лошадиным ржанием, да потрескиванием дров в костре. Молчание продолжалось минуту или, может быть, две, после чего Ноктэ медленно встала и поклонилась нам.

— Эх, замечательно с вами, ребятки, — сказала она со вздохом, — но мне пора. Благодарю вас за все: за гостеприимство, тепло очага, горячий ужин и за приятную беседу. Спокойной вам ночи, милые мои, и доброй Дороги с утра.

Как мне показалось, слово «дорога» она именно так и произнесла: со значением и с большой буквы — «Дорога», как это сам Эни произносит. Но еще более удивительно, что она собиралась уходить. Солнце уже почти полностью спряталось за горизонт, так что эти слова прозвучали для нас с Эни совершенно неожиданно.

— Да куда ж вы на ночь глядя, бабушка? — спросил он. — Сейчас совсем стемнеет, станет холодно, да еще, может быть, и звери какие из своих нор повылезают.

— Эни прав, — поддержала я его. — Оставайтесь с нами, бабушка. У нас в фургоне места и на троих хватит, и одеяло запасное найдется. А утром пойдете, куда вам надо, а то и мы подвезти можем, если нам по пути.

Ноктэ покачала головой.

— У меня свой путь, а у вас — свой. Я не боюсь ни темноты, ни холода, ни зверья, а идти мне надо. Если мой муж неподалеку где-нибудь, то наверняка разложил костер, и я в темноте его быстрее найду, чем днем. А вам за приглашение спасибо, но мне, и верно, пора.

Она еще раз поклонилась нам, и, сделав несколько шагов в сторону дороги, вдруг остановилась, оглянулась и сказала:

— Чувствую я, может так случиться, что будет у вас возможность освободить Анири. Прошу вас, не откажите мне в моей последней просьбе. Освободите ее, чего бы вам про нее ни говорили. И вообще, будьте снисходительнее к Древним. Случается, что в силу обстоятельств бог становится демоном, но не всегда это конец его истории. Прощайте!

И она, не дождавшись ответа, зашагала прочь и быстро скрылась в сумерках. Эни поднялся на

ноги и долго смотрел ей вслед, а затем вдруг выкрикнул:

— Эалаэфраа аэрро сэха вэтаэра!

И тут меня обожгло воспоминанием: мы — я и Мама — отправляемся в Упыссу [46] , чтобы разобраться там с очередным всплеском демонической активности, а Ночка — жена Мамы — провожает нас этими словами. Давно это было, за полгода до рождения близнецов.

— А что это значит? — спросила я у Эни. — Что ты ей крикнул?

Он замялся на секунду, а потом ответил:

— «Легкого ветра в крылья».

— А на каком это языке? — спросила я.

46

Упысса — небольшой — около десяти тысяч жителей — городок, находящийся на юго-западе от Ицкарона, на побережье озера Оньяр, в том месте, где из него истекает река Упыза.

В этот раз он молчал дольше, хмурил лоб, будто бы пытался что-то вспомнить.

— Не знаю, — ответил он, наконец, — я этого языка не знаю. Слова сами пришли.

Он постоял, вглядываясь в темноту, потом кивнул своим мыслям и тихо добавил:

— Тут же Дорога рядом — всякое может быть.

Я стала собирать грязную посуду, чтобы отнести ее к ручью, который тек несколько в стороне от нашей полянки. Вымыть, пока не засохла. Энжел принялся помогать мне, а потом замер на мгновение и сказал:

— На этом языке «ноктэ» — значит «самый темный предрассветный час».

И тут я поняла, кого мне напоминала наша гостья. Вот только та, о ком мне подумалось, умерла молодой, угаснув буквально в три дня после родов.

4

Здесь было значительно теплее, чем у нас, в Ицкароне, я бы даже подумала, что тут уже поздняя весна, а то и лето — все вокруг утопало в зелени, ярко светило солнце и пели птицы. Дышалось легко, в воздухе витал аромат полевых цветов. Мне бы радоваться теплу да зелени, вот только сейчас не время для отвлекаться на такие мелочи.

— Точно. Они ее сжечь собираются, — сказала я своему спутнику.

Наш фургон стоял на вершине высокого крутого холма, а внизу, у его подножья раскинулась небольшая деревенька дворов на десять, не более. Несмотря на кажущуюся близость, путь до нее должен был занять у нас минут двадцать, а то и все полчаса — дороги вниз прямой не было. Сначала она спускалась влево, петляя зигзагом по склону холма, затем терялась в небольшом лесочке, потом выныривала из него, забирала вправо, вдоль небольшой речушки, перебиралась на правый берег по неширокому мосту и уже от моста возвращалась в деревеньку. Сейчас, там, в центре этой самой деревеньки, у большого колодца, что-то происходило. Я очень хорошо видела вкопанный в землю деревянный столб, к которому была привязана женщина в зеленом платье. Несколько человек торопились, стаскивая к ее ногам хворост, а высокий господин в синем кэси, один из троих, кто носил там такую одежду, что-то вещал небольшой толпе, собравшейся полукругом вокруг столба.