Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице

Лисочка С.

— Безусловно, мастер Нурани, — ответил мастер Квун. — Очень полезная вещь. Если человека, у которого будет при себе куакоуйтэ, убьют, его душа окажется в этом хранилище.

— А дальше? — спросил я.

— А дальше, имея такую монету, можно возродить человека, восстановив его смертное тело или даровав ему новое, — ответил мастер Квун. — Именно возродить, вы понимаете меня? Человек будет помнить все, что было с ним до момента смерти, это и будет тот же самый человек. Древние были большими мастерами, они многое умели.

— Ого, — только и сказал я.

— Крайне опасная вещь, — сказал мастер Квун. — Очень опасная, я бы не рискнул иметь такую монету при себе.

Мастер Квун производил впечатление не только умного и образованного человека, но и весьма

храброго. Согласитесь, для того, чтобы прятать в своем загородном доме беглую ведьму и двух ицкаронских жрецов, надо быть достаточно смелым человеком. Насколько я понимал, должность судебного писца делала мастера Квуна весьма уважаемой и важной фигурой, а помощь, которую он оказывал Лу Ай Лей и нам, могла стоить ему не только положения и имущества, но и жизни. Тем не менее, когда мы в сумерках подъехали к его дому и постучались в дверь, мастер Квун не сомневался ни минуты. Он тут же взгромоздился на своего низкорослого конька и повез нас в свой загородный особнячок, находящийся в нескольких километрах от города на берегу неширокой речушки. Домик этот стоял на отшибе, вдалеке от проезжей дороги, среди зарослей бамбука и белой ивы, и имел четыре небольших комнатки, в которых мы с удобством разместились. Для нашей лошади нашлось место в конюшне, такой же небольшой, как и сам домик, а фургон занял место на заднем дворе, рядом с сараем для рыболовных принадлежностей — мастер Квун, по-видимому, был большим любителем рыбалки, и даже это свое загородное имение величал не иначе как «дом для рыбной ловли».

— Если Просветленные найдут такую монету у человека, его ждет очень нехорошая смерть, — пояснил мастер Квун. — Очень, очень нехорошая смерть. С тобой, сядзе [53] , хотели поступить милосердно: всего лишь сжечь. Человеку, у которого найдут куакоуйтэ, будут пилить кости рук и ног бамбуковой пилой, травить его ядом шипастого василиска, сдирать с груди, спины и лица кожу по крохотному лоскутку, посыпая кровоточащие раны мокрой солью. Лишь когда несчастный окончательно потеряет себя, его сожгут. Монету, конечно, сначала отберут. Потому я и говорю, что не рискнул бы обладать такой вещью.

53

Сядзе — «младшая сестрица». Уважительное обращение к приятельнице или подруге, младшей по возрасту или социальному статусу.

Ведьма что-то тихо пробормотала себе под нос. Кажется, на тему того, где она видела такое милосердие.

— Сурово, — покачал головой я. — Однако позвольте вопрос, мастер Квун: а кто сделал эту монету? Дело в том, что она пришла ко мне в руки из места, куда я очень хотел бы попасть.

— И вы ищите мастера, ее сработавшего, чтобы узнать, кому он ее отдал, и таким образом проследить ее путь? — улыбнулся мастер Квун. — Понимаю. Но позвольте, мастер Сувари, кто бы ни сделал эту вещь, это было очень давно. До того, как Атай изгнал Древних. Что даст вам имя мастера, когда он мертв много лет? Сколь ни редка эта вещь, след, который вы ищите, давно засыпан песком времени.

— Тот, кто мне ее принес, сказал, что там остался еще целый сундук таких безделушек, — сказал я. — Большой сундук. В нем сотни таких монет, если не тысячи. Как мне кажется, след от сотен куакоуйтэ мог и не зарасти травой эпох.

Теперь пришла пора удивляться мастеру Квуну. Его черные брови на чуть вытянутом лице встали домиком, узкие раскосые глаза открылись настолько широко, насколько это было возможно, он поднялся из-за стола, за которым сидел, разговаривая со мной, Сонечкой и Лей, и прошелся по комнате, украшенной акварелями, изображавшими различные эпизоды из жизни рыболовов.

Если судить по внешнему виду, мастер Квун был не старше тридцати лет; был он высок, для катайца, конечно, его черные волосы были аккуратно уложены и прикрыты фиолетовой квадратной шапочкой, говорящей, что мастер Квун — чиновник. Его одежды были сшиты из белого и темно-серого шелка, на ногах он носил изящные

деревянные сандалии на высокой подошве, а широкий пояс его был того же цвета, что и шапочка. Солидности облику мастера Квуна добавляли жидкие черные усы и бородка, а так же легкая полнота. Теперь вся солидность несколько потускнела под напором беспокойства, вызванного моими словами.

Наконец мастер Квун успокоился и вернулся в свое кресло без спинки, но зато с подлокотниками.

— Что же, — заговорил он с таким видом, будто шагал с крыши горячего дома. — Это действительно меняет дело. Но я не знаю имя мастера, создавшего эту вещь.

— Однако ты откуда-то знаешь, что это за монета и для чего она служила, геджи [54] , — заметила Лу.

— Да, об этом было написано в одном из свитков мастера Фу, да ходить его ногам только по мягкой траве, — сказал мастер Квун. — В том свитке была нарисована такая монета, и объяснялось, для чего она служит. Но я читал этот свиток очень давно, не с начала и не до конца.

54

Геджи — «старший брат». Уважительное обращение к другу или приятелю, несколько старшему по возрасту или социальному статусу.

— Как же это может быть, геджи? — спросила ведьма.

— Ты же помнишь, сядзе, что у мастера был сундучок, который он никогда не открывал, если рядом был кто-то посторонний? — спросил мастер Квун.

— Конечно, помню, — ответила Лу.

— Мне было тринадцать лет. Однажды мастер Фу отправился на рынок за зеленью и рыбой, а меня оставил рубить дрова и полоть огород. Я же давно мучился любопытством, и когда мастер ушел, открыл его сундук. В нем была всякая рухлядь и несколько шелковых свитков в кожаных лакированных футлярах. Конечно, я захотел прочесть их. Хотел найти в них древние сказания и легенды. Я брал свитки один за другим, разворачивал их и бегло просматривал. В них действительно были записаны старые истории. В трех из девяти. В двух были стихи, еще в одном — сборник кулинарных рецептов. Остальные содержали описания магических вещей и существ, их было читать сложнее всего, там было много иероглифов, которых я тогда еще не знал. В одном из этих свитков и было описание монеты, похожей на вашу, но, как я уже сказал, половину из написанного я не смог прочесть из-за скудости своих познаний, да и свитки с легендами интересовали меня в гораздо большей степени. Увы, увлекшись чтением, я не заметил, что мастер Фу вернулся домой. Он очень рассердился, когда увидел, чем я занят, отобрал у меня свитки и больно побил своей палкой по пяткам и спине. У меня после этого неделю все болело и чесалось.

— А где же теперь тот свиток? — спросил я.

Лу покачала головой.

— Мне пришлось убегать от Чайфанга с теми вещами, что были при мне, — сказала она. — Что стало с имуществом мастера, я не знаю. Сундучок, о котором говорит геджи, всегда стоял в его комнате, наверняка его конфисковали.

— А что вы скажете, мастер Квун? — спросил я.

— Я не наводил справки о вещах мастера Фу, — покачал головой мастер Квун. — Сама новость о его смерти так огорчила меня, что я свалился от нервной лихорадки и три дня лежал в постели. После я избегал привлекать внимание к своей персоне какими-либо расспросами, я лишь выяснил, что сядзе удалось бежать, но никаких подробностей я не знал. Однако я согласен с ней. Если сундучок мастера не сожгли со всем его содержимым, то он в руках «синих кэси».

— Но, в принципе, вы можете узнать, что стало с этим сундучком, мастер? — поинтересовалась Сонечка.

— Я мог бы попробовать, — подумав, ответил Квун. — Если спрашивать нужных людей, если подкреплять свое любопытство ценными знаками внимания, то можно добыть любые сведения. Но если я даже узнаю, что стало с сундучком мастера Фу, что вам это даст? Если он у атайцев, то наверняка хранится в какой-нибудь монастырской сокровищнице, и достать его оттуда не получится ни за какие деньги.

Сонечка чуть улыбнулась.