Лесная тень

Фабер Майя

Потом я начала догадываться, для чего нужна была Финну на самом деле, и совсем не для того, чтобы бегать по магазинам и обивать пороги чужих домов.

Финн что-то искал, но было оно вовсе не материальным. Он проводил в своей комнате дни и ночи, фанатично вчитывался в книги, что-то рисовал и что-то шептал. Однажды он заставил меня принести ему щепотку земли с каждого края города и по листку от каждого растения, что можно было здесь найти. Это не составило большого труда, я слишком хорошо знала лес и быстро справилась с нелепым заданием. Мы провели вечер вместе, говорили о Хюрбене, готовили еду. Впрочем, с последним счастливого финала не вышло, пришлось выкинуть котелок вместе

с пригоревшим к нему содержимым. Я смеялась, Финн улыбался и смотрел на меня лукавыми, почти мальчишескими глазами. Мне так хотелось, чтобы он остался таким навсегда.

Потом что-то менялось. Не то случайно брошенное слово, неверный жест, и Финн замыкался в себе. Злился. Я почти физически ощущала, как сильно он ненавидел меня в эти минуты. Не понимала — за что. Тогда я оставляла его одного.

Как сумасшедший, одержимый человек, он мог стоять у стола часами, не шевелясь и не реагируя на меня. Иногда он пытался что-то приготовить, и пахло оно совсем не едой. Тогда он снова злился. Финн запрещал мне спрашивать или смотреть. Он не запирался, но я попыталась зайти в дальнюю комнату лишь однажды, и этого урока мне хватило надолго. Я думала, что он убьёт меня, такие были у него глаза, нечеловеческие, не живые. Для меня там не было места.

Он нуждался во мне для того, что случалось после. Для тех моментов, минут, часов, когда странные эксперименты высасывали его последние силы. Он часами лежал, как тогда, в первую ночь в моем доме, не в силах пошевелиться, поднять веки. Кожа его была огненной на ощупь, и казалось, что он снова старел на пару сотен лет прямо у меня на глазах. Тогда я проскальзывала в дальнюю комнату и помогала ему лечь в постель. Иногда просто опускала на пол, когда ноги уже не удерживали его, а дотащить и уложить я бы не смогла. Оставалась на ночь, если боялась, что один он не доживёт до утра, даже если помощь заключалась лишь в том, чтобы его напоить. Мне казалось, что я не имела права бросать его одного. Я точно знала, что не хотела этого делать.

Финн не благодарил. Не упоминал даже, словно не было ничего, или напротив, случалось ровно то, что он и хотел. Финн ни капельки не доверял мне, будь у него выбор — никогда не повернулся бы ко мне спиной. Я читала это на его лице и разделяла чувства. Но я стала его лучшим вариантом, просто потому что однажды не добила его. Беспрекословно выполняла свою часть договора, а большего от меня и не требовалось. Не принято хвалить за то, что было сделано по принуждению.

Я жалела его. Иногда мне хотелось сесть рядом, положить его голову к себе на колени и погладить по непослушным густым волосам. Жалость не всегда бывает обидной. Я просто хотела, чтобы ему стало легче, чтобы хоть на короткий миг вернулся тот голос, звучание которого я очень бережно хранила в памяти. Жалость… Знал ли Финн это чувство?

Хуже всего ему становилось тогда, когда он делал для Монти лекарство. Обычно я просто находила вечером наполненный бутылёк, но в тот день я забежала пораньше. Потихоньку прошла в дом и принялась на ходу подбирать раскиданные вещи и листы бумаги. Сегодня нужно было отнести одному доброму старичку его семейную книгу, пока тот не завалился спать. Я обещала не опоздать.

Дверь дальней комнаты открылась неожиданно, громко стукнула о стену. Финн остановился в проходе, прислонился плечом к косяку, а лицо перекосилось от злости.

— Какого лешего ты здесь забыла? — прошипел он.

— Книгу, — огрызнулась я и отвернулась, чтобы поскорее схватить её и скрыться.

Краем глаза заметила, как Финн пошатнулся, чуть не упал, цеплялся побелевшими пальцами за стену.

Я подбежала к нему, но он отшвырнул мою

руку.

— Убирайся, не на что тут смотреть.

Его голос дрогнул, выдав то, что стояло за его злостью. Он не желал иметь свидетелей своей слабости. Не желал иметь в свидетелях меня. А я ничем не могла ему помочь. Больше я старалась не нарушать наш негласно выверенный распорядок.

Упрямый осенний дождь смыл всю дрянь с моего крыльца, но не из сердец горожан. Люди продолжали шептаться за моей спиной, потом начали открыто говорить. На единственной дороге спрятаться было не легко, а размытыми огородами в дни осенних дождей особенно не налазишься. Все знали, куда я ходила, все — кому было дело до досужих сплетен. Все быстрее меня догадывались — зачем. Сначала я не воспринимала их слишком серьёзно.

Беон молчал. Только старался выйти из лавки до того, как утром появлялась я. Наверное, так было лучше, но я всё ждала и ждала. Лекарство ничего не изменило, разве что то, что Монти сможет погулять на моей свадьбе. Рано или поздно, я всё равно останусь одна, и мне нужно было выйти замуж до того, как это случится. Слухи обо мне будут жить здесь вечно, без защиты брата, пусть и весьма призрачной, меня затравят очень быстро. В глубине душе я надеялась, что Финн просто даст мне несуществующий рецепт и уберётся восвояси побыстрее, тогда у меня ещё будет время затаиться, пока всё как-нибудь наладится само собой. Иногда я думала, что стоило оставить всё как раньше, не заключать сделок с лешим, и мне становилось стыдно за такую подлую слабость.

Хуже были только посетители лавки, которые теперь заходили не за мясом, а поглазеть на меня да в десятый раз задать какой-нибудь очень оригинальный вопрос. Как там колдун? А правда ли он колдун? Чего замышляет? А девка то ему на что?

«Девка» пожимала плечами и безуспешно пыталась перевести разговор на мясо. Арни сочувственно пялился из угла. Казалось, что иногда он порывался что-то сказать, но смелости не доставало. Впрочем, оно того и не стоило, на его месте я бы тоже не стала встревать.

Особенно сердобольные жители напротив старались помочь. Так одна тётушкина подружка принесла пучок вонючей травы с болота, перевязанный старым шнурком, и велела всегда носить при себе.

— От сглаза и нечисти бережёт, — трясла она пучком перед моим лицом, так что капля грязи прилетела мне на щеку, а я никак не могла выбрать момент, чтобы её стереть. Казалось, что даже мои глаза сами собой косились, чтобы её увидеть, так сильно она царапала мне душу.

— Спасибо, — поспешила я вырвать у покупательницы подарок, пока она мне всю вырезку болотной жижей не закапала.

Она расплылась в довольной улыбке и сбежала, тётушке докладывать, не иначе. Проверять, что за дрянь мне подсунули, не хватало ни сил, ни желания, поэтому я просто утопила её в нужник. Чтоб уж точно не нашли, с них станется рассказать мне до чего же я неблагодарное существо.

Были и другие посетители. Те, что начинали спорить, требовать хозяина и отказываться что-либо смотреть, пока он не придёт. Беона в лавке днём почти не водилось, так что громкие выступления заканчивались безуспешно. Кто-то уходил без покупок, при этом неизменно рассказывал на всю улицу, что «нечистым обслуживать себя не позволит» и, конечно, — «где это видано». Другие сдавались, предпочитали сделать вид, что ничего они, собственно, такого сказать и не хотели. Голод часто был последним аргументом, а чтобы держать в Хюрбене скот в каждом дворе, не хватало ни места, ни сил, ни людей, молодёжь то продолжала сбегать в столицу. Мясо из рук распутной девки ещё можно было переварить, а вот с мясом из рук девки колдуна выходило немного сложнее.