Лесной глуши неведомые тропы
Шрифт:
— Вот теперь все. Только мазью намазать осталось, — успокоила я больше себя, чем его. — И правда ведь, ничего страшного.
Я, конечно, лгала. Рассечения местами были слишком глубокими — кнут не плеть, и впрямь до костей легко достать может. Заживать раны бедняги Энги будут долго и мучительно. И как срастутся поврежденные мышцы — только духам известно. Однако он был жив, и железные тиски постепенно отпускали мое сердце. Проклятые слезы вновь выступили на глаза, я раздраженно утерла их и взялась за горшочек с целебной мазью.
Холодное снадобье принесло страдальцу некоторое облегчение.
— Что теперь?
— Теперь пусть лежит. Полагаю, двигаться ему сейчас вредно?
— Вредно, — кивнула я со вздохом. — Покой нужен. Можно на вашей телеге отвезти его домой?
— Не надо, дочка, — возразил Ирах, устало поднимаясь, — пусть пока здесь побудет. Одной тебе с лежачим парнем не справиться, а уж как ходить потихоньку начнет — там и отвезем.
— Я справлюсь, — упрямо качнула я головой, — теперь я ему невеста, мне за ним и смотреть.
— Он не будет мне благодарен, если позволю тебе горшки из-под него выносить. Ни к чему это, дочка. Здесь ты тоже сможешь о нем позаботиться, да не одна будешь. А пока обойди-ка деревню да помоги остальным. Не одного ведь Тура сегодня по плечам отходили. Хакон, проводишь ее?
Кузнец встал и, сладко потянувшись, захрустел костями.
— Провожу. Пусть попробует кто-то ее тронуть — сам башку оторву.
— Смотри-ка себе по ошибке не оторви, — поморщился Ирах. — Ступай, дочка, да дело свое делай.
***
Привычная работа, которой я дольше седмицы была лишена, и впрямь отвлекала от тяжких мыслей. Первым делом я навестила семью батраков: им досталось больше всех, не считая Энги. Но и тут, смазывая спины им обоим, я подивилась милосердию палача, о котором в народе ходили зловещие слухи: если Бьорну плеть местами ощутимо рассекла кожу, то его жена Нита отделалась лишь поверхностными ссадинами. Кровь, проступавшая из лопнувших мелких сосудов, в глазах несведущих казалась жутким зрелищем, а на деле следы с нежной кожи женщины полностью сойдут через две-три луны. Пока бедняжка охала, прижимая к груди плачущего младенца, Хакон продолжал удивлять меня: вывел детвору во двор, чтобы поиграть в снежки. Пока я занималась ранами Бьорна, Нита убаюкала дитя и принялась хлопотать на крохотной кухоньке, чтобы угостить нас травяным чаем и лесными орехами в диком меду.
— Оставь, Нита, — сказала я. — Я уже почти закончила, а засиживаться нам недосуг: остальных надо обойти.
— Но мне больше нечем отблагодарить тебя, — растерянно развела руками Нита, — после уплаты подушного ни медяка за душой не осталось…
Я укрыла спину ее мужа чистой простыней и порылась в полупустом кошеле, в котором все же отыскалась парочка медяков.
— Вот, возьми. Купишь детям еды. А коли совсем нужда припечет, приходи ко мне — авось голодными не умрете.
— Благослови тебя Создатель, Илва, — тихо выдохнула Нита, но медяки все же взяла. — Наша дверь тоже всегда открыта для тебя. Авось и представится случай отплатить тебе добром.
Хакон
— Ты и вправду выйдешь за него замуж? — осведомился Хакон, когда мы покинули двор бедняков.
— Думаешь, я солгала людям на потеху? — пожала плечами я.
— Не думаю, — признал он, посмурнев. — Не пойму только, чем я хуже него? Неужто и впрямь его драный зад приглянулся?
— Сам ты драный зад, — рассердилась я, — Энги меня никогда не обманывал и не вел себя со мною, как свинья.
Я ожидала, что Хакон разозлится в ответ, но он долгое время молчал, глядя в сторону.
— Никак не простишь мне того?
Он спросил это так серьезно и с таким глубоким сожалением, что мне показалось: впервые вижу настоящего Хакона, не балагура-притворщика.
— Говорила тебе уже, что давно простила. Только… — я остановилась и призадумалась, — крепко я на тебя тогда обиделась. Обида ушла, но вместе с ней ушло и то, что на любовь было похоже. Ты уж не серчай, Хакон. Парень ты хороший, но… не люб ты мне.
— Я понял, — он сердито взметнул носком сапога снежную пыль. — Не заявись сюда Тур со своим драным задом, может, и стал бы люб.
— Не пришел бы он — все было бы, как есть. Сделанного не воротишь, Хакон. Присмотри себе другую невесту. А мне… другом будь. Как сегодня.
Он тоже вздохнул и впервые посмотрел на меня исподлобья бархатистыми темными глазами.
— Ладно. Попробую. Другом. — И, помолчав, добавил: — И за какие милости Туру так повезло?
— Сейчас бы он с тобой не согласился, — сквозь грусть улыбнулась я.
Хакон и впрямь возился со мною до самого вечера, пока ходила от порога к порогу и облегчала боль пострадавших от господских «милостей». Не везде меня привечали с той сердечностью, какую я встретила в доме батраков; временами мне чудилось, будто люди были недовольны тем, что их наказали, а мне, ведьме, удалось избежать «правосудия» Милдреда. Похоже, сколько ни доведется мне прожить на свете, а все не смогу до конца понять людские помыслы.
Глава 13. Дела сердечные
Бедняга Энги лежал пластом больше седмицы, и все это время я неустанно бегала между нашей избой и трактиром. Ночевать приходилось дома, по настоянию Ираха, а по утрам я первым делом выпускала и кормила курочек, кое-как управлялась с делами и бежала к несчастному мученику.
Первые дни после жестокой порки он горел в лихорадке, которую я пыталась смягчить зельями. Рубцы на спине, несмотря на мои старания, местами воспалились, и при каждом движении причиняли страдальцу нещадную боль. Мне ничего больше не оставалось, как ежедневно поить его отварами и прикладывать к ранам целебные припарки. Есть он неизменно отказывался, и под конец седмицы под истерзанной кожей на спине, к моей пущей печали, отчетливо проступили ребра.